Читать книгу "Королевство на грани нервного срыва - Надежда Первухина"

Да, такая наука — это вам не кружевоплетение! В космосе мы потратили не одну пару световых лет, а локально — целый год, чтобы освоить этот талант. Но зато мессер Софус был доволен и знал теперь, что в космосе мы не новички.

— Вот теперь, — сказал он мне, ты можешь вызывать на поединок своего врага.

— Я не сочинила стихотворения…

— И это говорит вдова великого поэта! Экспромт, Люди, — это лучший удар в поединке.

— Так как мне его вызвать?

— Так и скажи: «Ты, принявший чужой облик, я вызываю тебя на поединок».

И я сказала.

Вокруг был свет, и я не сразу поняла, что этот свет излучаю я. А напротив была клубящаяся, искрящаяся тьма — замершая в изумлении комета.

— Люция? — удивился губитель моего возлюбленного. — А ты сияешь. Я-то уж думал, что ты так и сгинула в той дыре, в которую тебя сунула Хелена.

— Хелены больше нет.

— Ни о ком и ни о чем нельзя сказать, что его больше нет. Смотри, Хелена, сестра моя, кто пришел!

Словно бездонная глотка раскрылась передо мной. Но потом она решила скокетничать и принять человеческий облик. Красавица с бархатистой кожей, сияющие волосы едва удерживаются великолепной короной. Черное платье из кружев и драгоценных камней — просто не враг, а совершенство!

— Хорошо выглядишь, Хелена.

— Это благодаря твоей Планете. Жалко только, что люди спаслись. Человеческая кровь придает такой румянец коже…

— Ты подлая тварь, Хелена, и я с удовольствием уничтожу тебя и твоего братца.

— Не получится. Ничто не уничтожимо. А мы — ничто, ничто из того сущего, что тебе доступно. Это мы сейчас просто красуемся. А можем и ударить. Вот так.

Я закричала. Она опять жгла меня, жгла невещественным пламенем душевной боли, стыда, отчаяния — за Маттео, за Оливию, и я потускнела, как уголек.

— Ну вот. Уже ведь не так сияется?

— Хелена, что сделало тебя такой?!

— О, тебе интересна моя биография? Меня такой сделало то, что вы, люди, называете любовью. Я полюбила и была отвергнута.

— Знаешь, сотни людей страдают от несчастной любви, и никто из-за этого не убивает целые миры.

— Кому какая судьба. Полно болтать. Сразись с моим братом. А потом, если сможешь, со мной.

И я увидела спортивный зал, зрителей, фехтовальную дорожку и противника напротив меня: белый костюм, маска. Мои пальцы сжали рукоять рапиры. И бой начался. Только здесь уколы были настоящими.

Он был хорошим бойцом. Трибуны ликовали. Но я тоже не сдавалась. С самого начала я старалась уйти в глухую защиту, чтобы сберечь силы, но вот я почувствовала, что он выдохся, и стала наступать. Укол, укол, еще укол. Псевдо-Маттео зашатался и вдруг упал на одно колено:

— Пощады!

— Брат, стыдись! Она же насекомое!

— Нет, я больше не могу, я устал. Деритесь все сами.

Он бросил рапиру. Я удивленно крутнулась, открывая спину, и тут же его рапира вошла мне под левую лопатку.

Я упала:

— Не перевоспитать вас.

— Это точно. Послушай, ты был поэтом, и когда-то ты спел песню, сломавшую всю мою жизнь…

— Ты не поэт.

— Откуда тебе знать: Слушай и учись, мальчишка!

Время. Ты думаешь, это все, что тебе нужно. Ты считаешь, что можешь управлять им. Ты веришь, что это лишь песок на твоей ладони. Но время — лишь к одним судья без пощады. Лишь одних оно делает злыми, Лишь их лишает духа и сердца. Есть время для любящих и любимых. Есть время для творцов и творений. Есть время для смерти и воскресения. Ты скажешь: все это было. Я скажу тебе: не с тобою. Ты нес в себе черное пламя, Черное пламя разрушенья и смерти. И оно пожрало тебя, превратив в пыль и сажу. Но еще я скажу тебе, милый: Если ты захочешь вернуться, Если ты откроешься свету, Если вспомнишь, что у тебя есть сердце, Я сделаю тебя светлее всех светлых. Ты станешь утренней звездою, Благословляющей уходящих и приходящих… Самою яркою звездою Самого чистого неба.

Я замолчала и увидела, как бушующий вихрь тает.

— Нет мне прощенья… Прощай и свети, звезда Люция.

И его не стало.

Не в окончательном смысле, ведь ни один атом не пропадает. Он стал частью меня, крохотным темным пятнышком. Что ж, говорят, на солнце должны быть пятна.

— Ты забрала у меня брата! — крикнула Хелена. — Нет тебе пощады!

Она набросилась на меня со всей силой своей концентрированной ненависти, она рвала и метала. И она теряла всю свою звездную силу в этой космической битве, и наступил миг, когда мы стояли друг против друга, как две обычные девчонки — Люция с разбитыми коленками и Хелена с синяком под глазом.

Хелена зарыдала, а я очень неравнодушно отношусь к слезам.

— Ну что ты, — сказала я. — Давай помиримся. Что нам делить? Поэтов только жалко.

— Ты вправду предлагаешь мне мир?

— Да.

— Несмотря на то, что было?

— А что было? Пустота и суета. Оливию я спасу. И будем жить, как звезды, и светить, как люди.

Я повернулась и пошла. Там, где я шла, появлялись трава и одуванчики. Через долгое-долгое мгновение Хелена взяла меня за руку. И вместе с одуванчиками стала расти медуница.

Когда мы пришли в багровый зал, мессер Софус молча подошел ко мне и протянул бокал вина.

— Ну вот, девочка, — сказал он. — А теперь пора творить.

— Что?

— Планету. Старой Литании где-то надо жить.

Глава четырнадцатая

МЕССЕР СОФУС ТВОРИТ МИР

— Галактика, в которой вы, девочки, являетесь солнцами, очень благоприятна для всяческой жизни. И вас я расположил под хорошими осями. Так что сейчас я займусь планетой, а вы смотрите и учитесь.

— Как займетесь?

— А вот так. Возьму у каждой из вас по волоску — Люция, ты ведь обросла, как боцман! И эти три волоска — Люции, Хелены и Людмилы — станут основной материальной базой нашей планеты. Но, конечно, сначала нужно сотворить время.

— Как и всякое локальное время для всякой планеты. Возьмем за основу то, что было на погибшей Планете. Вот и система координат. Ну, пора!

И мы были свидетельницами того, как из наших вспыхнувших волосков постепенно сформировалось ядро планеты. Там, в ее измерении, проходили миллионы лет, а мессер Софус, напевая себе потихоньку, уже творил кору раскаленного шара.