Читать книгу "Чистилище - Геннадий Марченко"

– Сейчас река встала, лёд, а то бы на пароходе плыли, – добавляет Федька.

– Мы ж концы отдадим в этих автозаках.

– Не ссы, думаю, там буржуйки стоят. Сами же конвойные не дураки себе жопы морозить…

Перекличка закончена. Все на месте, включая покойного Петровича, которого майор спихивает на начальника станции, приземистого мужика в унтах, овчинном тулупе и, несмотря на мороз, фуражке на голове. Тот, выслушивая указания, обречённо кивает и козыряет. Затем подзывает двух пришедших с ним путейцев и показывает на завёрнутое в мешковину тело. Те хватают покойного за руки, перекладывают на санки и увозят куда-то за деревянное здание вокзала. Прощай, Петрович, земля тебе пухом!

– Так, граждане уголовники, троцкисты и прочая недобитая шваль, – констатирует майор, – слушаем меня внимательно, два раза повторять не буду. Сейчас перемещаемся в автозаки, ведём себя смирно, услышу какой шум не по делу – выведу весь автозак на мороз, раздену до подштанников и заставлю бежать за машиной на своих двоих до самого лагеря. Вопросы есть?

Вопросов ни у кого нет. Видно было, что начальник конвоя не большой любитель шутить. Майор дал команду, и новые конвойные – такие же разномастные, как и прежние, – принялись по одному загонять нас в автозаки. Которые, на наше счастье, и в самом деле отапливались буржуйками, и то больше создававшими иллюзию тепла. Наш этап – около полусотни человек, так что мы более-менее комфортно разместились по трём автозакам, если тряскую езду в холодной клетке вообще можно называть комфортной. Я по-прежнему держался с одесситами, хотя к нам затесались двое столичных. По виду – чистые политические, на уголовников совершенно не смахивали, вели себя смирно, тихо зажавшись в углу.

Получив каждый сухпаёк на два дня пути, тут же принимаемся грызть чуть подсоленные сухари. Я своё сало ещё в дороге схомячил, правда не один. Посчитал, что буду выглядеть как буржуй-единоличник, тем более что и другие, у кого что было, честно выставляли на общий стол. Нам этого шматка хватило один раз похавать всем пятнадцати зэкам, включая чушка Витю, которого я пожалел.

Со скуки кто-то затянул «Чёрного ворона». Остальные подхватили. Правда, когда хор стал слишком громким, приоткрылось окошко, в котором показалась физиономия конвойного.

– Хорош орать, черти, покемарить не даёте.

Замолчали. Кто-то по примеру конвоира тоже решил прикорнуть, насколько это было возможно в сидячем положении. А меня потянуло на блатную лирику, и я вполголоса начал петь «Гоп-стоп» из репертуара раннего Розенбаума. Народу понравилось, попросили исполнить ещё. В общем, развлекали себя, как могли.

Утром небольшой караван остановился на окраине Сыктывкара, нам разрешили выйти и оправиться. Делать это на виду у конвойных и рычащих псин было не очень-то и приятно, но выбора не оставалось. Тем более я уже находился в таком состоянии, когда всё было по барабану. Хотелось уже куда-нибудь наконец приехать и нормально выспаться. Здесь же машины дозаправились, и последний рывок – к нашему 1-му отдельному лагерному пункту в посёлке Чибью, стоявшему на одноимённой реке.

К лагерю подъехали в метель, хорошо хоть, дорогу не успело замести, иначе хрен его знает, на сколько застряли бы. В нашем автозаке я видел лопату. Наверное, и в двух других тоже имеется шанцевый инструмент, и тоже, скорее всего, в единственном экземпляре. Но что такое три штыковые лопаты против метровых сугробов на протяжении нескольких километров! Мы бы точно сдохли, не исключено, вместе с конвоем, потому что подмога неизвестно когда появилась бы, возможно, что и покрышки к тому времени стопили бы в костре в попытке хоть как-то согреться. Вспомнилась песня Высоцкого «Кругом пятьсот», ну точно была бы наша ситуация.

– Выходим строимся, – перекрывая метель, кричат конвойные.

Подняв воротники, пряча лицо от ледяного ветра и колючих снежных игл, стоим нестройной шеренгой и кричим: «Здесь!», услышав свою фамилию. Снова, как странно, всё совпадает, никого в пути не потеряли. Тут вперёд вышел невысокий круглолицый человек в круглых очках без оправы. Он не кричал, как перед ним начальник конвоя, но нам при этом его было прекрасно слышно.

– Я – начальник лагеря Яков Моисеевич Мороз. Рад приветствовать пополнение, надеюсь, сработаемся. Если среди вас есть специалисты нефтяного и угольного промысла – шаг вперёд…

Вот уж не знал, что в Коми нефть добывали. В моё время нефтепромысел был развит в Татарстане и Сибири, на Крайнем Севере… Но, видно, сейчас и тут есть что качать.

– Нет специалистов? – продолжил Мороз. – Что ж, позже выясним, кто из вас на что годен, или будете трудиться на общих основаниях. Сейчас отмоетесь в бане, поужинаете и будете размещены по баракам. Прожарить одежду, к сожалению, пока нет возможности, поскольку вам нужно в чём-то ходить, но скоро обещают с Большой земли подвезти бушлаты, ватные штаны и прочие нужные на севере вещи, тогда и займёмся вплотную вашей гигиеной. В случае возникновения каких-то проблем все вопросы – к вашему начальнику отряда. Вот он, капитан госбезопасности Северцев Андрей Петрович, прошу любить и жаловать. Он вам теперь и за мать, и за отца, и за Господа Бога. И запомните: органы не только карают, но и дают возможность искупить свою вину. Надеюсь, что, отсидев положенный срок, вы выйдете из стен нашего лагеря совершенно другими людьми.

Ого, тут и баня имеется! Это здорово воодушевило этапников, которые уже все исчесались из-за вездесущих клопов.

Мороз между тем повернулся к Северцеву, что-то негромко ему сказал, и тот скомандовал:

– Одиннадцатый отряд, направо! За мной шагом марш!

Первым делом нам устроили шмон. Пока один вертухай заглядывал мне в рот и задний проход, второй потрошил узелок. Потом заглянув в него, что называется, не отходя от кассы, я недосчитался последнего шматка сала и двух пачек папирос.

– Начальник, чё за беспредел?! – возмутился я.

– Ты у меня сейчас договоришься, урка, вообще без штанов останешься, – пообещал упитанный отморозок с кубиками лейтенанта в петлицах.

– Хоть бы одежонкой какой потеплее снабдили, – подал голос один из ожидавших шмона зэков. – В нашем-то рванье и окочуриться недолго.

– На вас, троцкистов недобитых, ещё и обмундирование переводить? Ничего, так походите.

– Какой я тебе троцкист, начальник, я честный урка!

– Знаем мы вас… Давай сюда свой вещмешок, проверим, что там у тебя лишнего завалялось.

Перед помывкой нам выдали по алюминиевой миске, ложке и кружке. Судя по их внешнему виду, ими пользовались несколько поколений зэков, некоторые даже оставляли свои инициалы. Предупредили, что всё подотчётно, не приведи бог потерять или, что ещё обиднее, стать жертвой вора. Поэтому я на всякий случай найденным тут же гвоздём нацарапал на миске и кружке свои инициалы и номер отряда. На ложке уже просто не хватило места, может, повезёт и не сопрут.

В бревенчатую баню нас заводили тремя партиями, потому что весь этап она не могла вместить ни при каких условиях. Мыться приходилось в потёмках и под окрики то и дело заглядывавшего с улицы вертухая, требовавшего ускорить процесс. Мол, не дома, нечего намываться. Я оказался во второй партии. Дорвавшись до горячей воды и мыла, принялся за процесс с удовольствием.