Читать книгу "Двенадцать минут любви - Капка Кассабова"

Я сажусь рядом с ним. Последние две недели с Хуаном по прозвищу Черный Пес мы беседовали каждый день, а когда я болела, он угостил меня соком.

— Моя болгарская подружка жила здесь, в Буэнос-Айресе и умерла от рака мозга в двадцать пять, — поведал он в день, когда мы познакомились. — Я ее любил.

— Ужасно.

— Да.

Черный Пес не любит говорить коротко. Длинные седеющие волосы, заплетенные в косы и украшенные бисером пряди, индейское лицо излучает свет и теплоту, как фонарь в надвигающейся тьме. Он немедленно ставит диагноз моей боли в нижней части спины и начинает лечить меня рефлексотерапией:

— Не могу объяснить по науке, но чувствую боль, — говорит он, надавливая на точку на руке, отвечающую за кишечник, и я ощущаю острый укол.

— Ой, я тоже!

— Еще чую недоброе, может завтра, может позже. Что-то очень плохое. Но ничего с этим не поделаешь, любовь моя.

Я вцепилась в него, боясь отпустить.

Наконец он открывает мою ладонь и вкладывает в нее округлый предмет, сделанный из гибкой проволоки, которую можно закручивать, придавая этой штуке двадцать разных форм, что Хуан и демонстрирует своими грязными пальцами.

— Хочешь Землю? Вот. А если Земля чересчур, то цветок. Не нравится? Выбрось вот в это мусорное ведро… Упс, это не ведро, а лодка, что отвезет тебя на Рио-де-ла-Плата. Надоела река? Посмотри на черную дыру, из которой все начинается. Посмотри на кольца Сатурна и снова на землю, и на крошечную точку на ней, где мы сидим на Плаза Доррего. Мы странники, объединенные на короткий миг в Сан-Тельмо, глядящие на эту мандалу, которая вновь преобразилась в цветок. Спрашиваешь, что такое мандала? Сон в форме шара. Доброй ночи, Кап-ка. Я встречусь с тобой в своих снах.

Сжимая в кармане подарок Черного Пса, я возвращаюсь в Эдинбург.

* * *

Терри не приехал в аэропорт, забыв о моем возвращении. Когда же он открыл дверь нашей квартиры, в глазах его читалось, что забыл он намного больше. Своим новым монотонным голосом он объяснил, что с ним все в порядке, просто теперь у него другая. Как выяснилось, он изменял мне уже довольно долгое время.

Он ушел, даже не попрощавшись, к своей распутной азиатской подружке. Они познакомились на танго, и та уже беременна, возможно даже от него. Вскоре они поженились, как-никак он всегда был «хорошим малым».

Наши пять лет вместе, бывшие прекрасным сном, в одночасье обернулись кошмаром, от которого я никак не могла пробудиться. Терри возник в моей жизни внезапно, с армейским рюкзаком за плечами, и так же внезапно исчез, прихватив тот же рюкзак. Проклятое «мечтать и ничего больше».

В сыром рассвете, последовавшем за катастрофой, когда кажется, будто мир вывернули наизнанку и ничего уже не будет, как прежде, я шла по Эдинбургу и говорила сама с собой, как безумная. Неужели правда? Да, все так и было, увы, я не была сумасшедшей. У меня всего лишь разбито сердце. Я всего лишь пыталась справиться с огромной потерей и осознанием того, как без прощания, без объяснения, без роскоши, называемой психологами «завершением», мне приходилось закапывать Терри и нашу пятилетнюю мечту.

Но я любила его! Каким бы он ни был. Любила. В прошлом. В танго, как мы знаем, все хорошее в прошлом.

Мою жизнь и рассудок спасли друзья, семья, бандонеон — хотя и не в таком порядке.

«Между горем и ничем обязательно выбирай горе, дорогая, — сказал Шон. — Нужно страдать и двигаться дальше, и тогда в один прекрасный день снова полюбишь».

Когда дело доходит до оплакивания покойника — а именно таковым стал для меня Терри, — труднее всего принять непоправимость. Вам хочется что-то сделать с этим. Однажды ночью я с бандонеоном залезла на крышу дома, откуда виднелся казавшийся заброшенным любимый город. Артурс-Сит, замок, вымощенные камнем улочки и море — все сияло потусторонним светом, напоминая криминальную сцену из фильма с плохим концом.

Даже в решающий момент я не была толком уверена, кто из нас двоих должен исчезнуть — я или бандонеон. Немного посомневавшись и убедившись, что внизу никого нет, я все-таки сбросила Малену с крыши и едва не отправилась вслед за ней под тяжестью ее веса. Звук бандонеона, пролетевшего пять этажей и рухнувшего на мостовую, нестерпим. Но это ничто в сравнении с видом сломанного инструмента, особенно вблизи, когда, подбирая осколки его идеальных клавиш, похожих на зубы поверженного зверя, осознаешь, что ты сам и есть настоящий монстр.

Да, мои дела были плохи. Настолько, что несколько недель жила на автопилоте, как если бы ничего не произошло. Я даже пару раз ходила танцевать. Смеялась звонким смехом, по звуку напоминавшим разбивающееся стекло. Преподавала на летних курсах и рекламировала новую книгу.

А затем Терри начал появляться на милонгах со своей беременной невестой. Я сразу разобралась, кто мои настоящие друзья, но большинство членов «танго-семьи» приняли их. Понимаете ли, милонга не судит, милонга не морализирует. Это казино, где любые монетки в цене. Милонга любит всех своих детей одинаково: добрых и эгоистичных, эксплуатирующих и отдающих, бесчувственных и с разбитым сердцем, тех, у кого все в порядке, и тех, у кого все плохо. Тех, у кого пятилетняя мечта, и тех, у кого пятилетний план. Если у вас проблемы с кем-то, уходите. Если «внезапно ставший бывшим» приходит на вечеринки с мертвым взглядом и подругой в положении, уходите. Таков закон.

Было ясно: если останусь в Эдинбурге, то могу последовать за Маленой с крыши моего дома. Но в свою последнюю ночь в городе я отправилась танцевать — а куда же еще? Джошуа курил снаружи, у входа в старый паб Merlin, в зале над которым пары кружились под Пульезе.

— Моя последняя милонга в этом году, — сказала я, лишь бы прервать молчание. — Возвращаюсь в Новую Зеландию.

— Мило. А почему? — Джошуа единственный был не в курсе всех перипетий.

— Терри… в общем, мы разошлись. Он… нашел кое-кого.

Прозвучало так абсурдно, что я попыталась рассмеяться, но издала отвратительный, жалобный всхлип. Парень молча смотрел мимо меня, с видом человека, которого ничто не могло удивить, так как он уже все пережил. Просто придвинулся поближе и положил свою руку-лопату на мое плечо: «Пошли танцевать».

На двенадцать минут (на деле обернувшихся часом, но кто считал) я забыла обо всем в его объятиях. Когда музыка стихла, все вспомнилось вновь. Мы обменялись «спасибо» и «до свидания».

Я попрощалась с друзьями и прошлыми танго-отношениями, но никто и ухом не повел. Я сказала «прощайте, мучачос» разлаженной танго-семье и разрушенным годам счастья. И, словно крышку гроба, захлопнула дверь прошлой жизни, не зная, вернусь ли когда-нибудь. Как герой песни Nada («Ничего»).

Ничего не осталось от дома моего, кроме грусти и отчаяния.

Я ухожу. Ухожу, но не знаю, куда.

Кортина

Капка Кассабова: Итак, почему вы танцуете танго?