Читать книгу "Империя должна умереть - Михаил Зыгарь"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Витте вспоминает, что вечером накануне отъезда на Дальний Восток Куропаткин заходит к нему в гости. Сначала он рассказывает о своей тактике: поскольку Россия к войне совершенно не готова, все войска сосредоточены в европейской части, а не на границе с Китаем, армии придется отступать. И лишь когда русские отойдут к Харбину, на Дальний Восток прибудет достаточное подкрепление, армия перейдет в контрнаступление и разгромит японцев.
Витте поддерживает замысел: «Другого плана быть не может, так как мы к войне не приготовлены, а Япония к ней приготовлена». На прощание Куропаткин просит у Витте совета. «Я мог бы вам дать хороший совет, но только вы его не послушаете, – говорит Витте. – Приехавши в Мукден, я бы послал состоящих при мне офицеров к главнокомандующему [Алексееву], приказав этим офицерам арестовать главнокомандующего. Ввиду того престижа, который вы имеете в войсках, на такой ваш поступок не будут реагировать. Затем бы я посадил Алексеева в тот поезд, в котором вы приехали, и отправил бы его под арестом в Петербург и одновременно бы телеграфировал Государю Императору следующее: Ваше Величество, для успешного исполнения того громадного дела, которое на меня наложили, я счел необходимым прежде всего арестовать главнокомандующего и отправить его в Петербург, так как без этого условия успешное ведение войны немыслимо; прошу Ваше Величество за мой такой дерзкий поступок приказать меня расстрелять, или же в видах пользы родины, меня простить».
«Вот, Сергей Юльевич, вы всегда шутите», – улыбается в ответ Куропаткин. Витте продолжает, что существующее двоевластие – залог всех будущих военных неуспехов. «Вы правы», – отвечает Куропаткин. На следующий день он уезжает на Дальний Восток. Но совету Витте он, конечно, не последует.
Капитан Игнатьев, недавно дирижировавший балом в Зимнем дворце, тоже едет на Дальний Восток добровольцем. Он вспоминает, что армия совсем не подготовлена к боям: «…оказалось, что ни один из предметов военного обмундирования и снаряжения мирного времени не был приспособлен к войне». Мундиры и кителя – узкие, без карманов, к тому же белого цвета, а вовсе не хаки, как у англичан, – на поле боя офицер немедленно становится легкой мишенью. Пальто очень холодные, сапоги на тонкой подошве, они и рвутся, и скользят. Качество военной формы такое, вспоминает Игнатьев, что уже через шесть месяцев войны вся русская армия превращается в толпу оборванцев.
С продовольствием тоже проблемы. Российская пищевая промышленность не производит консервов, богатые офицеры могут себе позволить английские, но солдатам такая роскошь недоступна.
Не лучше и качество подготовки самих российских солдат. Офицер Игнатьев вспоминает, что даже он, выпускник военной академии, в Маньчжурии впервые в жизни услышал звук разрывающейся гранаты. Офицеры подготовлены по старым нормам, русские военачальники в голове все время держат схемы сражений Наполеона и пытаются их повторить. К примеру, по уставу огонь из ружей полагается открывать только при сближении с противником, перед переходом в штыковую атаку. На большей дистанции рекомендовалось беречь патроны. «Не та пуля страшна, что летит, а та, что в дуле сидит» – так учили пожилые генералы, вспоминая легендарный случай во время Бородинской битвы, когда русский отряд обратил в бегство французов, даже не поднимая ружей. Эта наука уже давно устарела и стоит российской армии огромных потерь.
Часть солдат, отправленных на войну с Японией, – неграмотные крестьяне, часть – буряты и якуты, не говорящие по-русски. Военные действия идут на территории Китая, а местные жители часто вовсе не рады оккупировавшей их землю русской армии.
«Чем больше приглядывался я к этому городку [Мукдену], тем меньше понимал: что же нас гнало сюда, в Маньчжурию? – размышляет в воспоминаниях Игнатьев. – Чем хотели мы здесь торговать, какую и кому прививать культуру? Любая китайская фанза просторнее и чище нашей русской избы, а чистоте здешних дворов и улиц могут позавидовать наши города. Какие мосты! Каменные, украшенные древними изваяниями из серого гранита! Они, как и многие другие памятники, говорят о цивилизации, которая насчитывает не сотни, а тысячи лет.
…Говорили также про недостаток соли, но и этого не было видно. Почта здесь работала лучше нашей. Правда, культура и в особенности нравы здесь были своеобразные, но при нашей тогдашней собственной культурной отсталости не нам было их переделывать. Зачем же мы забрались сюда?.. Желтый цвет зимнего маньчжурского пейзажа оживлялся в это время года небольшими темно-зелеными рощами – китайскими кладбищами. Эти рощи представляли собой для китайцев самую дорогую святыню… Невозможно было глядеть без возмущения и боли, как наши войска бесцеремонно вырубали эти рощи на дрова».
В штабе действующей армии царит страшный раздрай. Во-первых, Алексеев и Куропаткин ненавидят друг друга и пытаются друг от друга избавиться, постоянно телеграфируя в Петербург гадости. Алексееву не нравится план Куропаткина, он не хочет отступать – и это очень совпадает с настроением императора, тот тоже считает, что его солдаты должны только идти в атаку и только побеждать. При этом Николай отвечает и Куропаткину, и Алексееву, и каждому пишет свое.
Почти весь 1904 год Николай II путешествует по стране и напутствует войска, отъезжающие на фронт. Всюду он дарит полкам иконы, в том числе свежеканонизированного Серафима Саровского. По этому поводу Витте вспоминает популярную в тот момент злую шутку: «Мы японцев все хотим бить образами наших святых, а они нас лупят ядрами и бомбами, мы их образами, а они нас пулями».
31 марта, через два месяца после начала войны, на мине взрывается броненосец «Петропавловск». Гибнет около 650 человек, в том числе командующий дальневосточным флотом адмирал Степан Макаров и художник Василий Верещагин, приехавший и в эту горячую точку. Удается спасти только 80 членов экипажа, в том числе раненого великого князя Кирилла, двоюродного брата императора Николая. Через двадцать лет, уже после революции и смерти Николая, Кирилл провозгласит себя российским императором в изгнании.
Российское общество болезненно реагирует на военные неудачи – никто не ожидал, что война окажется настолько сложной. В обеих столицах обсуждают плохое снабжение и отсутствие достойной медицинской помощи для раненых.
В феврале 1904 года земства выступают с инициативой – оказать помощь войскам, взять на себя сбор средств ради оказания помощи раненым и семьям убитых. Возглавляет общественную благотворительную организацию глава тульского земства князь Георгий Львов – сосед Льва Толстого, хороший друг семьи и убежденный толстовец. Он берет пример с учителя: когда двенадцатью годами ранее в Центральной России был голод, Толстой собирал пожертвования, ездил по бедствующим деревням и открывал бесплатные столовые. Львов следует примеру своего кумира. Сам Толстой японскую войну осуждает: «Я ни за Россию, ни за Японию, а за рабочий народ обеих стран, обманутый правительствами и вынужденный воевать против своего благополучия, совести и религии» – так он комментирует события газете North American. Благотворительную деятельность Львова и других земцев Толстой, конечно, поддерживает.
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Империя должна умереть - Михаил Зыгарь», после закрытия браузера.