Читать книгу "Мой внутренний Элвис - Яна Шерер"

И ничего не слышу.

Неужели гитару не подключили?

Я оборачиваюсь и вижу женщину со списком, она поднимает большие пальцы и улыбается — и поэтому я играю дальше. А потом Нелли поет. «…Я попал в ловушку, и не могу выбраться — запутался в колючей проволоке на границе…» «Статуя Свободы, неужели ты не видишь…» — подпеваю я и ныряю в песню. Я не слышу ни себя, ни гитару, но мне слышно, как поет Нелли, и этого вполне достаточно.

У нее очень красивый, чистый голос. Люди уплывают куда-то, я вижу только Нелли и слышу ее голос. Перед последней строфой я на мгновение поднимаю голову — на зрителей. Они тихо стоят, слушают и смотрят на нас.

А потом вдруг в этом море солнечных очков и чубов «под Элвиса» я вижу пожилого мужчину в синей бейсболке.

— Мистер Пресли! — кричу я. — Мистер Пресли!

— Ага, вот он я! — кричат Элвисы в зале, кто-то смеется.

А остальные молча смотрят на сцену. Нелли закончила петь. Мужчина растворяется в толпе.

— Мистер Пресли! — кричу я. — Мне очень надо с вами поговорить, вы… вы очень нужны мне!

Потом сую Нелли в руки гитару и спрыгиваю со сцены.

Падаю, поднимаюсь, проталкиваюсь сквозь толпу у сцены. Люди не хотят посторониться, они толкают меня и ругаются, когда я наступаю им на ноги. Но мне во что бы то ни стало надо туда, за ним.

Выбравшись из толпы, я бегу со всех сил. Между павильонами, набитыми сувенирами Элвиса под завязку, и Грейслендом — широкая двухполосная улица, по ней мы ехали сюда на труповозке.

Мимо проносятся машины и грузовики, непонятно, как мне оказаться на другой стороне.

И вдруг на секунду улица оказывается совсем пустой.

Не раздумывая, я бегу. Перебегаю дорогу, и за спиной она вновь взрывается звуками.

А впереди, за коваными воротами, он — Грейсленд.

Из светлого камня, с белыми колоннами и зелеными ставнями. Точно такой же, как по телевизору. Бегу что есть сил туда. Женщина на входе словно не замечает меня.

Вбежав в дом, я на секунду задерживаю дыхание. Здесь совсем тихо, кроме меня вокруг — никого. Я знаю, на что тут можно посмотреть, знаю, что можно пойти в кинозал, в спальню матери Элвиса, в кухню, но я бегу мимо. Мне надо в Комнату джунглей. По лестнице вниз — и я в зелени: зеленый ковер, зеленые шторы, зеленые плюшевые диваны.

А на одном из диванов сидит пожилой мужчина в синей бейсболке.

— Привет, мистер Пресли, — выпаливаю я.

Он оборачивается.

— Привет, Антье.

И я просто стою и смотрю на него.

Элвис указывает на место рядом с собой. Когда я усаживаюсь на диван, он приобнимает меня.

— Добро пожаловать в Грейсленд. Что тебе предложить? Что-нибудь выпить?

— Нет, спасибо.

Мне хочется только смотреть на него, бесконечно, на его глаза, рот, бакенбарды, на большое кольцо с печаткой на пальце.

Элвис.

— Тебе здесь нравится?

Я оглядываю зеленую комнату.

— Очень.

Элвис сияет.

— А что вы хотели мне сказать?

Он удивленно смотрит на меня.

— Сказать тебе?

— Ну я должна была приехать сюда, — говорю я.

— Ну конечно, — он убирает руку с моего плеча. — Я просто хотел у тебя кое-что спросить.

Спросить у меня? Я молчу.

— В общем, это про мою смерть. Я бы хотел вернуться.

Я киваю.

— Как ты думаешь, стоит?

Я думаю о своих одноклассниках, которые отпускали шуточки про сладенькие пончики и сладенькие песенки.

— Не знаю, — сомневаюсь я.

А потом вспоминаю о двух с половиной миллиардах двойников Элвиса, о конкурсе песен Элвиса, о соревновании по карате в честь Элвиса, о могиле Элвиса, усыпанной цветами и плюшевыми игрушками.

И понимаю, что хотя на лентах венков, лежащих на могиле и написано: «Мы скучаем по тебе», для всех поклонников стало бы настоящей катастрофой, вернись он по правде.

Я беру руку Элвиса в свою.

— Лучше не надо.

Он кивает.

— Я так и думал.

Элвис не отпускает мою руку, а только крепче ее сжимает, поэтому я решаюсь спросить.

— Зачем все это? Из-за мафии?

Он смеется.

— Мне просто было уже не справиться. Все эти турне, фильмы, фанаты. Надо было отдохнуть. Думаешь, я сделал ошибку?

Я вспоминаю, как выпрыгнула из машины в Эри.

— Нет, — говорю я, — иногда бывает так, что надо просто бежать.

Элвис снова кивает.

— Но вечно сбегать не получится.

Он смотрит на меня. Я обнимаю его и поднимаюсь.

— Спасибо.

Он машет рукой.

— Береги себя, Антье Шрёдер. You are always on my mind.

16

Не знаю, как я вернулась обратно, но теперь я снова сижу за сценой, туда доносится до боли знакомый голос. Он поет «В гетто».

Прислоняюсь затылком к деревянной стене и просто слушаю. После финального «…а его мама плачет» со сцены возвращается Язон. Сначала я только смотрю на него: как он стоит с отсутствующим взглядом, как берет чехол, осторожно зачехляет гитару, закрывает молнию — и как вдруг отпускает гитару и она падает на пол.

Язон словно забыл про нее. Он бежит ко мне и обнимает меня так крепко и так долго, как никто и никогда, кроме мамы, конечно, меня не обнимал.

А потом целует меня в губы, так быстро и легко, что я не понимаю, был ли этот поцелуй по правде. Я дрожу.

— Антье, — радуется Язон, — Антье.

Мне так хорошо, что я больше не могу этого выдержать и поэтому спрашиваю:

— Гитара разбилась?

Он отпускает меня, поднимает гитару и вытаскивает из чехла. Подставка для струн вдрызг сломана, струны безжизненно висят. Язон улыбается.

— Она была уже старая… И вообще, ничего в ней хорошего не было.

Он засовывает гитару в чехол и достает что-то из сумки.

— Happy birthday, — говорит он и подает мне завернутую в розовое коробку.

Я разворачиваю ее бесконечно долго, потому что руки дрожат. В розовой бумаге — розовая коробка, а в коробке — Элвис Пресли в гавайской рубашке.

Я представляю, как оба моих пластиковых Элвиса сидят с растрепанными Барби в костюмах для аэробики в розовом баре и потягивают пина-коладу.

У Клары теперь, наверное, получится играть в семейную терапию и без меня.