Читать книгу "Феликс Медведев. Козырная судьба легендарного интервьюера, библиофила, игрока - Ирина Вертинская"

– В «Прогулках» я писал панегирик Пушкину, – переживал Андрей Донатович. – А мое сочинение приняли за пасквиль, за издевательство над великим поэтом. Просто потому, что книга необычно написана и любовь к Пушкину выражается другими словами, чем это принято…

Первая встреча с гостеприимной семьей Синявского-Розановой была долгой и для московского гостя очень и очень интересной.

…За окнами быстро темнело. На парижское предместье опускались густые декабрьские сумерки. Феликс и его собеседник не заметили, что сидят в темноте. Феликсу казалось, что седоватая борода Синявского светится в полумраке. Андрей Донатович, словно догадавшись, о чем подумал журналист, вдруг сказал:

– Чекисты запугивали, что подожгут мою бороду, намекали, чтобы я побрился. «По-хорошему», – твердили они…

Но Синявский не только не побрился, он ни на йоту не изменил своим убеждениям за все шесть лет тюрьмы. Более того, он считал, что лагерь обогатил его в эстетическом смысле.

– Я, конечно, не представлял, что лагерь – это как бы Советский Союз в миниатюре… Именно в лагере я убедился, как талантлив мой народ, вернее, народы, населявшие страну. Нет, не обязательно в творческом смысле… Просто невероятно талантливы были рисунки судеб, мысли заключенных. Из заключения я вернулся с ощущением, что у нас все-таки есть почва для возрождения культуры…

Мария Васильевна Розанова, жена Андрея Донатовича, заботливо угощала мужчин чаем с вареньем и печеньем.

Когда заговорили о писателях, имеющих русское прошлое и французское настоящее, Феликс рассказал, что здесь, в Париже, он успел познакомиться с живым классиком Франции – Натали Саррот, по первому паспорту Натальей Ильиничной Черняк. Дочь богатого русского фабриканта, прожившая всю жизнь во Франции, куда после развода с мужем уехала ее мать, она великолепно говорила по-русски, но стеснялась писать на родном языке. Саррот с парижским «гидом» Феликса Татьяной Ивановной связывала давняя дружба. Ее обожал и последний муж Татьяны Ивановны известный публицист Василий Сухомлин. Феликсу понравилась эта уверенная в себе, миниатюрная женщина с тихим голосом, короткой стрижкой и твердой, немного мужской походкой. Наталья Ильинична была искренне рада увидеть свою добрую знакомую:

– Таня, – взяла она за руки Татьяну Ивановну, – как я бы хотела, чтобы вы жили рядом со мной… Вы лучистая!

Феликс с интересом наблюдал за тем, как хозяйка старается быть по-русски гостеприимной – непременный чай, вкусные соленые лепешки с сыром…

Феликса потрясли встречи с Андреем Синявским и его женой Марией Розановой, которых волновали судьбы и Пушкина, и Пастернака, и диссидентов, вынужденных покинуть родину, и простых советских заключенных… Подпарижье. Дом-усадьба знаменитой четы

Дарственный автограф Андрея Синявского, советского «политического преступника» и автора нашумевших «Прогулок с Пушкиным»

Незадолго до этого к Саррот приезжали Зоя Богуславская, Евгений Евтушенко, но Феликс намеренно не читал их статей, чтобы составить свое собственное впечатление от знакомства с классиком французской литературы. Он радовался тому, что в Наталье Ильиничне нет ни позы, ни притворства. Это значит, что разговор может получиться. Саррот предложила журналисту встретиться для интервью в кафе «Флер» на бульваре Сен-Жермен.

– Вы будете брать интервью у Саррот? Сколько вам за него заплатят? – оживилась Мария Васильевна. Будучи издателем ставшего широко известным независимого русского журнала «Синтаксис», она прекрасно знала, каким непререкаемым авторитетом среди русских и французов пользуется имя Натали Саррот, лауреата престижных французских премий.

– Не знаю, может, миллион франков, – отшутился Феликс на неожиданный коммерческий вопрос.

– В любом случае я его перекупаю! – не сдавалась Мария Васильевна.

– Перекупите что-нибудь еще, дорогая Мария Васильевна, у вас тут знаменитостей – пруд пруди, – мягко ушел от шутливой сделки журналист. – А это интервью я повезу домой, в России оно будет сенсацией…

«Я не хочу прожить еще одну жизнь»

…В кафе «Флер» Натали Саррот хорошо знали и были с ней очень любезны. Феликс заметил, что многие посетители уважительно раскланиваются с его спутницей.

– Наталья Ильинична, правда ли, что вы пишете в кафе, а не дома? – спросил Феликс, заметив привычную деловитость, с какой писательница расположилась в кресле.

– Да, – кивнула она. – Я по утрам хожу в кафе, где сижу и думаю, вожу пером по бумаге…

– И это давняя привычка? – Феликс незаметно подстраивался под манеру собеседницы вести диалог: лаконичные фразы, сдержанные интонации.

– Это вошло в моду после войны. В кафе тепло, а в квартире холодно. И я стала ходить работать в кафе. Многие годы так работали писатели, художники…

– Как же можно в кафе писать? – искренне удивился Феликс. Сам он предпочитал «ваять» свои статьи и книги в тиши домашних стен. – Мешает шум, голоса…

– Мне ничего не мешает, абсолютно. Я никого не слышу…

Феликс помнил, что когда впервые взял в руки знаменитые «Золотые плоды» Натали Саррот, впечатление от текстов и стиля осталось неоднозначным. Он читал роман с большим трудом: «Это было не чтиво, не развлекательная прогулка по сюжету с почти обязательным угадыванием, чем все кончится и кто останется с кем. Читать Саррот надо по странице в день. На свежую голову, после чашки утреннего кофе».

Писательница не скрывала того, что никогда не ставила себе задачи нравиться, что равнодушна к наградам и по-прежнему бывает приятно удивлена, когда критики выражают свое восхищение. Ее роман «Золотые плоды» был когда-то выбран для печати в СССР Александром Твардовским. Позже Натали встречалась с ним в Париже в компании Луи Арагона. Феликс знал, что последняя книга Саррот, недавно вышедшая у Галлимара, названа ею «Ты себя не любишь?»

– О чем ваш новый роман? – он хотел узнать о книге, что называется, из первых уст.

– Ах, это очень трудно пересказать! – пожала плечами Наталья Ильинична. – Кому-то сказали: ты себя не любишь. И он все спрашивает: кто не любит кого? Мы себя не знаем, кого я могу любить в себе? Но во мне столько разных «я», столько разных людей, что моя личность распадается на большое количество существ. Есть такие, которые себя любят, они как бы смотрят на себя со стороны и строят себе памятник. И вот как мы реагируем на них и как их тоже начинаем любить, обожать. Как Сталина…