Читать книгу "Всего один день. Лишь одна ночь (сборник) - Гейл Форман"

Наши совместные чтения с Ди возобновляются, но не у меня, а снова в студенческом центре, и после того, как мы заканчиваем отрывок, он сразу же уходит. Он перестал использовать разные голоса, и только тут я понимаю, как они помогали в «интерпретации» пьес, потому что теперь, когда мы оба читаем монотонно, слова как-то проносятся мимо меня, как будто они на иностранном языке. Стало настолько скучно, что с тем же успехом мы могли бы читать и наедине. Теперь Ди меняет голоса, только когда говорит со мной. Каждый день я слышу что-то новое, а то и два-три разных голоса. Смысл ясен: меня понизили в ранге.

Мне хочется все вернуть. Исправить. Но я понятия не имею как. Я, похоже, не знаю, как открыться человеку, чтобы у меня перед лицом не захлопнули дверь. И я бездействую.

– Сегодня мы будем читать одну из моих любимых сцен из «Как вам это понравится», начало четвертого акта, – объявляет профессор Гленни одним мартовским днем, когда мороз пробирает до костей и кажется, что зима только начинается, а не подходит к концу. – Орландо и Ганимед/Розалинда снова встречаются в Арденнском лесу, и накал их чувств достигает своего апогея. Что, на самом деле, выглядит смешно и неловко, потому что Орландо-то полагает, что разговаривает с Ганимедом, юношей. Но смущена и Розалинда, охваченная сладостной мукой, две ее личности, мужская и женская, со своими различными желаниями разрывают ее душу: она хочет защитить себя и остаться с Орландо на равных, но в то же время испытывает и сильное желание отдаться ему, – кажется, что его фанатки в первом ряду хором испускают тихий вздох. Если бы мы с Ди еще дружили, мы бы тут переглянулись и закатили глаза. Но мы больше не друзья, так что я даже не смотрю на него.

– Итак, Орландо находит Ганимеда в лесу, и они вдвоем как бы разыгрывают сцену из театра кабуки, в ходе которой влюбляются друг в друга лишь сильнее, хотя толком и не понимают, на кого именно направлены эти чувства, – продолжает профессор. – Черта между истинной и вымышленной личностью размыта с обеих сторон. Мне кажется, эта метафора вообще довольно точно описывает состояние влюбленности. Ну, сегодня удачный день для выступления. Кто хочет? – он осматривает класс. Кто-то даже поднимает руки. – Дрю, не почитаешь ли ты за Орландо. – Дрю выходит под жидкие аплодисменты. Он – один из первых чтецов. Обычно профессор ставит с ним Нелл или Кетлин – это лучшие девчонки. Но сегодня все поворачивается иначе. – Эллисон, мне кажется, Розалинда – твой должок.

Шаркая ногами, я выхожу и становлюсь перед классом вместе с ребятами, которых он выбрал на другие роли. Мне никогда не нравилось тут стоять, но раньше я хотя бы чувствовала поддержку Ди. Мы встаем по местам, профессор Гленни превращается в режиссера, видимо, он этим и занимался прежде, чем начал преподавать. Он снабжает нас комментариями.

– Дрю, в этих сценах Орландо страстен и напорист, он безоглядно влюблен. Эллисон, в сердце твоего Ганимеда бушуют противоречивые чувства: он мучается, но в то же время играет с Орландо как кошка с мышкой. Что меня столь завораживает в этой сцене, так это как Ганимед допрашивает Орландо, требует, чтобы он доказал свою любовь, вы чувствуете, как перегородка, разделяющая Розалинду и Ганимеда, падает. Я обожаю этот момент в шекспировских пьесах. Когда истинная и вымышленная личности превращаются в клубок эмоций. Оба персонажа испытывают эти чувства. Атмосфера сильно накаляется. Давайте посмотрим, как у вас получится.

В самом начале сцены Розалинда/Ганимед/я спрашиваем Орландо/Дрю, где он был, почему так долго ко мне не приходил – я «изображаю» Розалинду. Вот тут все хитро. Розалинда притворялась Ганимедом, который теперь должен изображать из себя Розалинду. Она пытается убедить Орландо не любить Розалинду, хотя сама и есть Розалинда и тоже любит его. От попыток уследить, кто кем притворяется, у меня голова идет кругом.

Дрю/Орландо отвечает, что припозднился всего лишь на час. Я говорю, что, когда клялся любовью, даже такое опоздание ставит под вопрос серьезность твоих чувств. Он молит о прощении. Мы еще какое-то время подкалываем друг друга, а потом я, будучи Розалиндой в обличье Ганимеда, играющего Розалинду, спрашиваю: «Что бы вы мне сказали сейчас, будь я ваша самая что ни на есть настоящая Розалинда?»[35].

Дрю выдерживает паузу, и я замечаю, что жду его ответа, даже затаила дыхание.

Наконец он отвечает: «Прежде чем говорить, я бы тебя поцеловал».

Глаза у Дрю голубые, совершенно не такие, как у него, но на секунду я вижу именно его темные глаза, в которых перед поцелуем светился электрический заряд.

Следующие строки я произношу скороговоркой, советую Орландо прежде говорить, а потом целовать. Мы продолжаем ходить вокруг да около, и на моменте, когда Орландо говорит, что женится на мне – на ней, – уж не знаю, каково Розалинде, а у меня начинает кружиться голова. Слава богу, Розалинда потверже, чем я. Она, в роли Ганимеда, отвечает: «Ну, так я, от имени Розалинды, заявляю вам, что вы мне не нужны».

Дрю отвечает: «Тогда мне от своего имени остается только умереть».

Тут во мне как плотину прорвало. Я уже не могу найти нужную строчку, даже страницу не вижу. Кажется, что я и еще что-то потеряла. Контроль над собой, связь с реальностью. Со временем. Я не знаю, сколько его проходит, пока я стою замерев. Я слышу, как Дрю кашляет, ожидая, что я продолжу чтение. Профессор Гленни ерзает на стуле. Дрю нашептывает мне мои слова, я повторяю, и каким-то образом мне удается восстановить дыхание. Я продолжаю расспрашивать Орландо. Прошу его доказать свою любовь. Но я уже не играю. Это уже не притворство.

«Скажите: получив Розалинду, как долго вы захотите ею владеть?» – спрашиваю я, будучи ею. Голос уже не похож на мой собственный. Он буквально вибрирует от эмоций, в нем звучит столько вопросов, которые надо было задавать тогда, когда была возможность.

Он отвечает: «Всю вечность и один день».

Воздух со свистом вырывается из моих легких. Именно этот ответ я и хотела услышать. Даже если он – неправда.

Я пытаюсь прочесть следующую реплику, но не могу произнести ни слова. Я задыхаюсь. В ушах у меня ревет ветер, я моргаю в надежде, что слова перестанут скакать по странице. Через несколько секунд мне удается выдавить из себя следующие слова: «Скажите лучше, один день, а вечность отбросьте», и тут у меня срывается голос.

Ведь Розалинда все понимает. Скажите лучше, один день, а вечность отбросьте. А после этого дня сердце будет разбито. Неудивительно, что она не хочет показывать ему, кто она на самом деле.

К глазам подступают горячие слезы, сквозь пелену которых я вижу, что весь класс молча таращится на меня, разинув рты. Выронив книгу, я бросаюсь к двери. Я бегу по коридору, через несколько классов залетаю в женский туалет. В угловой кабинке я опускаюсь на корточки, глотаю ртом воздух и слушаю гудение ламп, отчаянно стараясь оттолкнуть ту пустоту, что грозит проглотить меня заживо.

У меня насыщенная жизнь. Почему внутри так пусто? Из-за одного парня? Из-за одного дня? Но, стараясь сдержать слезы, я возвращаюсь в то время, когда я еще не повстречала Уиллема. Вижу себя с Мелани в школе, я закрыта и ограниченна, мы сплетничаем о девчонках, которых даже не потрудились узнать, и потом, в ходе европейского тура, изображаем дружбу, брызжущую ядом. Вижу себя за обеденным столом с родителями, мама, как всегда, с графиком, в который старается втиснуть танцы, подготовку к экзаменам или еще какую-нибудь развивающую деятельность, листает каталоги в поисках новых непромокаемых зимних ботинок, мы вроде бы говорим, но не друг с другом. Вижу себя с Эваном после того, как мы с ним впервые переспали, он сказал нечто вроде того, что мы теперь близки друг другу, как никто, это было мило, но складывалось ощущение, что он это просто в какой-то книге вычитал. Или, может, только мне так казалось, поскольку я начала подозревать, что вместе нас свел лишь тот факт, что Мелани встречалась с его лучшим другом. Когда я заплакала, Эван подумал, что это я от радости, и стало только хуже. Но тем не менее я все равно осталась с ним.