Читать книгу "Номер 11 - Джонатан Коу"

– И эту журналистку зовут?..

Сделав паузу ради пущего эффекта, Натан заглянул в бездонные синие глаза Люсинды:

– Ее зовут Жозефина Уиншоу-Ивз.

2

Жозефина Уиншоу-Ивз. Неудивительно, что мисс Спайсти никогда о ней не слыхала. Газеты она открывала нечасто, а тем более их онлайн-версии, где в основном Жозефина и делилась своими соображениями с читателями.

Она приходилась дочерью сэру Питеру Ивзу, одному из долгожителей среди издателей общенациональных газет, и покойной Хилари Уиншоу, прославившейся при жизни как автор популярной газетной колонки и телепродюсер. Хилари умерла в 1991-м, когда Жозефине исполнился всего год, и о матери у нее не сохранилось даже смутных воспоминаний. И все же девочка росла под знаком материнского наследия. Отец, в тех редких случаях, когда они по-настоящему разговаривали, не забывал напоминать о том, что Хилари была гением среди колумнистов, суперзвездой, способной из самого ничтожного события общественной жизни выжать 1000 слов чистейшего тонизирующего яда. Мало того, Хилари принадлежала к одному из наиболее влиятельных британских семейств послевоенного времени, а единственным прямым потомком этого рода была Жозефина. Стоит ли удивляться, что с ранних лет Жозефина ощущала себя значительной персоной, обремененной обязанностью не посрамить гордое имя предков.

Подростком Жозефина настойчиво пыталась состыковать это ощущение собственной важности с тем, что ему явно противоречило: для своего отца она практически ничего не значила. После насильственной и прежде временной смерти жены сэр Питер утратил всякий интерес к семейной жизни – если он вообще у него когда-либо был. Жил он преимущественно в офисе своей газеты (там он оборудовал комфортабельную спальню рядом с кабинетом) и лишь изредка наведывался в особняк в Кенсингтоне, где в просторных чертогах росла Жозефина – одна, под равнодушным присмотром часто сменявшихся нянек. Благодаря упорству в учебе и хорошо подвешенному языку Жозефина плавно продвигалась по системе частных школ – Глендовер, затем Годолфин и Латимер, и в итоге Кембридж, где она с блеском закончила факультет истории искусств.

Попутно она обзавелась кое-какими друзьями или, скорее, приятелями. Те, кто пытался сблизиться с ней, находили ее самоуверенной и придирчивой. Она была склонна походя судить о людях и мастерски умела ранить человека уничижительным словцом без всякого на то повода. В этом плане она, по крайней мере, шла по стопам своего отца, известного тем, с какой щедростью он раздавал словесные тумаки (а порою, перебрав бренди в «Гаррике», переходил на прямой кулачный контакт). Жозефине накрепко запал в память один случай. Когда ей было лет тринадцать-четырнадцать и она еще училась в школе, ей пришлось провести полдня с отцом в его газете – после того, как договоренность с очередной няней сорвалась в последний момент. Она присутствовала на редакционном собрании и на долгие годы запомнила, как редакторы отделов, сидевшие кружком, центром которого был сэр Питер, выдвигали идеи касательно газетных материалов. Каждому по очереди – часто не дав закончить – сэр Питер выносил краткий вердикт: «Бред». «Фигня». «Чудовищно, мать твою». «Дерьмо». «Кому нафиг интересен этот сраный умник». «Отлично – нам нужен повод, чтобы удавить эту суку». И так далее. Это был вдохновляющий урок издательского дела, приумноживший ее уважение к отцу в сотню раз и усугубивший отчаянное желание добиться внимания родителя.

На последнем курсе в Кембридже Жозефина завела блог «ПРОСТОЙ ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ» – как оммаж колонке своей матери. Она регулярно отправляла отцу ссылки на свои тексты, но он почти никогда не откликался, даже в тех случаях, когда Жозефина старательно имитировала интонацию и дух его собственной газеты и следовала материнскому обычаю прибегать к безжалостным и скоропалительным выводам. Не смущаясь недостатком информации из первых рук, Жозефина начала кампанию против «культуры пособий» (она сама придумала этот термин) в Британии, раздававшей материальные блага лентяям, бездельникам, халявщикам и жуликам, при том что оплачивали эти даяния «обычные, работающие на износ люди» (чье безгласное мученическое существование было ей на руку, хотя она отродясь не видывала таких людей). В центре ее фантасмагорического видения мира распласталось аморфное злокозненное чудище по имени «леволиберальный истеблишмент», ратующий за перераспределение средств в пользу тех, кто этого не заслуживал, и в ущерб тем, кто заслужил, и призывающий к саботажу любой правильной и здравой инициативы в британском гражданском обществе. Парадоксальным образом Жозефина затруднялась описать словами это чудище, хотя отлично знала, как выглядят его скользкие, верткие щупальца. Вот они, наперечет: сомнительные организации, вскормленные молоком грантов; всякие движения за права человека; службы юридической помощи; различные НКО; некоторые ответвления англиканской церкви и судебной власти, а также парящая над всем этим, самая мускулистая, вероломная и пагубная институция королевства – Британская телерадиовещательная корпорация (в просторечии Би-би-си), чья миссия заключается в том, чтобы скармливать гражданам по ложке в день токсичную леволиберальную пропаганду за счет честных налогоплательщиков.

Сэру Питеру стукнуло семьдесят шесть, но было незаметно, чтобы он собирался уйти на покой. Его оголтелый антилиберализм и вспыльчивый нрав столь неразрывно идентифицировались с издаваемой им газетой, что и вообразить было невозможно, что эта связка когда-нибудь рассыплется. Когда Жозефина окончила университет, сэр Питер собрался с силами и на короткое время вынырнул из родительской апатии, без особого энтузиазма предложив дочери поработать на сайте газеты. Жозефина, разумеется, приняла предложение, хотя на самом деле мечтала стать штатным корреспондентом печатного издания. Но сэр Питер не был готов ставить знак качества на сочинениях своей дочери, до такой степени его чадолюбие не простиралось. Порою он уступал ее домогательствам, когда звездные колумнисты уходили в отпуск и им требовалась замена, и тогда Жозефина пускалась во все тяжкие. Однажды в поисках вдохновения она открыла архивные колонки, написанные ее матерью в расцвете сил, и наткнулась на особенно возмутительное происшествие, имевшее место в 1990-м. Хилари разъярило судебное постановление, вынесенное в пользу инвалида-квартиросъемщицы, незаконно выселенной ее домохозяйкой, и колумнистка с беспрецедентным пылом выбранила искривленную систему ценностей леволиберального истеблишмента. «Владелица этой недвижимости, – написала она, – белая представительница среднего класса, гетеросексуальная, богобоязненная и законопослушная гражданка той Великой Британии, каковой наша страна некогда была, и все эти маркеры до единого обернулись против нее. К ее позиции проявили уважение? Ее точку зрения учли? Конечно, нет. Выбирая между правами законного собственника и правами (возьмем ради гипотетического, хотя, скорее, вполне реалистичного примера) черной одноногой лесбиянки, живущей на пособия, наша судебная власть неизбежно встанет на сторону последней».

В своей собственной колонке, сочиненной более двадцати лет спустя, Жозефина принялась защищать «спальный налог», введенный коалиционным правительством. Впрочем, налог служил ей только для затравки – Жозефина брала выше, заявляя, что обстановка в стране не слишком изменилась за минувшие десятилетия: Британию по-прежнему тянет на дно подкласс халявщиков, живущих в параметрах «все-за-ничего», а «черная одноногая лесбиянка на пособии», обрисованная Хилари, до сих пор пользуется неоспоримым преимуществом, когда речь заходит о государственной поддержке. Британскому правительству давно пора решиться – и это был бы верный и разумный шаг – на радикальное сокращение социальных выплат.