Читать книгу "Очень опасная женщина. Из Москвы в Лондон с любовью, ложью и коварством: биография шпионки, влюблявшей в себя гениев - Джереми Дронфилд"

Было совершенно ясно, что происходит. «Я не считаю свой несостоявшийся арест и арест господина Локарта доказательством намерения угрожать нам больше, чем нашим сотрудникам, – написал Уордроп в день налета на консульство, – скорее наоборот». Пленники должны были выполнять роль заложников. «Я не считаю, что задержание большевиками наших граждан имеет целью удержать нас от принятия решительных действий». Скорее это было сделано ради безопасности вождей большевиков. «Они превращают здания в центре города в импровизированные крепости, веря, что вскоре начнется серьезное восстание, в центре которого окажутся их пленники из стран-союзниц. Наконец, если они сочтут, что все пропало, то, вероятно, натравят население на этих заключенных, чтобы их перебить»[310].

Ощущение гибели, нависшей над правительством, было таким, что возник слух, будто в Петрограде на якоре стоит яхта, на которой Ленин уплывет в изгнание.

В такой атмосфере гнетущего напряжения Локарт и Уордроп делали все возможное, чтобы поддержать пленников. В общей сложности их было около двухсот, англичан и французов, втиснутых в маленькие комнаты, которым не давали никакой еды, кроме хлеба[311]. Дипломаты нейтральных государств – главным образом Швеции, Дании и Нидерландов – вели с большевиками переговоры об освобождении заключенных. Они постепенно давали результаты. Сначала были отпущены женщины, затем через три дня заключения – последние из сотрудников консульства. Все они оставались под неусыпной охраной, и планировалось эвакуировать их в Петроград.

Теперь Локарт остался лишь с Хиксом и Мурой, плюс редкие контакты с Сиднеем Рейли и перспектива еще раз увидеть тех двоих латышей – если допустить, что они сумели найти старшего по званию офицера, который поддержал бы их. Перспектива не выглядела многообещающей – прошла неделя, а латыши все не появлялись.

Все мысли о восстании ушли у Локарта на второй план из-за ужасного удара, который обрушился через несколько дней после освобождения пленников. Точную информацию всегда опережают дикие слухи; наконец 10 августа до Москвы дошла правда о размере десанта, высаженного генералом Пулем в Архангельске, – армии, по слухам состоявшей из десятков тысяч человек. Оказалось, что она значительно меньше. Локарт отнесся к этой новости с недоверием, которое быстро уступило место раздражению и злости. Великобритания и ее союзники «совершили невероятную глупость, высадив в Архангельске меньше 1200 человек». Он назвал эти действия «грубой ошибкой, сравнимой с самыми серьезными просчетами Крымской войны»[312]. Локарт, который хорошо знал русских, понимал, как это будет воспринято. По выражению Кроуми, атмосфера за последние недели доказала это, «русский понимает только большую палку и большую угрозу, все остальное истолковывается как слабость»[313].

В тот день Локарт зашел к Льву Карахану в Комиссариат иностранных дел, и если раньше там царила атмосфера уныния и обреченности, то теперь лицо заместителя комиссара по иностранным делам «лучилось улыбкой»[314]. Они знали, как знал и Локарт, что у Белой гвардии и Чехословацкого корпуса есть сила, но ее недостаточно при отсутствии сильной вооруженной поддержки союзников.

Испытывая колебания в отношении плана Кроуми и Рейли поднять на восстание латышские полки, Локарт решил, что он должен постараться осуществить его. Дело союзников и дело борьбы с большевиками нуждались во всей возможной поддержке. Он прошел долгий путь с начала выполнения своей миссии. Все дружеские чувства по отношению к большевистскому правительству улетучились, и он стал активно действовать ради его свержения.

Несколько дней спустя на своей квартире Локарт во второй раз принимал латышского офицера с нездоровым цветом лица по фамилии Смидкен. На этот раз его молодой товарищ отсутствовал; вместо него был мужчина более зрелого возраста, «высокий, мощного телосложения», с «резкими чертами лица и тяжелым, стальным взглядом». Он представился как полковник Э. П. Берзин, командир латышского особого полка легкой артиллерии – одного из подразделений «преторианской гвардии», задачей которой была охрана Кремля. Он поговорил со Смидкеном, и они договорились, что его коллег-офицеров можно убедить действовать против правительства большевиков, если будут выбраны правильные стимулы. Более того, у них, безусловно, не было намерения воевать против сил союзников[315].

На следующий день Локарт проконсультировался со своими оставшимися коллегами-союзниками – американским и французским генеральными консулами Девиттом С. Пулем и Фернаном Гренаром. (И хотя они так же, как и Великобритания, входили в Антанту, большевики гораздо менее жестко реагировали на них, особенно на американцев.) Оба консула одобрили этот план, и в тот же день Гренар и Локарт встретились с полковником Берзиным. На встрече также присутствовал Сидней Рейли, который возвратился в Москву из Петрограда; причем его фиктивное положение в ЧК все еще сохранялось. Теперь он носил агентурный псевдоним Константин.

Берзина спросили, с помощью чего можно вести подрывную работу в латышских полках. Его ответ был прост: деньги. Хватит трех-четырех миллионов рублей. Локарт и Гренар договорились обсудить эту сумму. Они также пообещали, несмотря на отсутствие поддержки со стороны их правительств, полное самоопределение Латвии в случае поражения Германии и краха большевизма[316]. Задачей Берзина было помешать использованию латышских подразделений против десанта генерала Пуля; без их вмешательства даже этот жалкий отряд смог бы соединиться с чехами и взять Вологду. С этой целью Локарт выдал Берзину подписанные документы, которыми должны были воспользоваться выбранные латышские офицеры в качестве паспортов для предъявления англичанам, чтобы проинформировать генерала Пуля об этом плане.