Читать книгу "Князь сердца моего - Елена Арсеньева"

И ее словно бы закружило-завертело в неистовом водоворотевоспоминаний, и какое-то мгновение она ощущала в себе две разные жизни, дверазные сущности – Анжель и Ангелину; они словно стояли друг против друга, сревнивым любопытством выискивая малейшее сходство и различие, и каждая страстноубеждена была в том, что именно она – лучшая, истинная, единственная! Это быложуткое, раздирающее душу ощущение... Анжель открыла глаза, с ужасом глядя намир, воцарившийся вокруг нее по злой воле мадам Жизель.

Теперь она помнила все, что было с ней до того мгновения,как она лишилась сознания на задворках дружининских мастерских, помнила и то,что происходило с Анжель с того мгновения, как она осознала себя беженкой иженою Фабьена. Она не помнила, не знала ответа лишь на один вопрос и сейчасвыкрикнула его в лживое морщинистое лицо мадам Жизель:

– Почему?! Зачем вы это сделали?!

Обеих била дрожь: одну – от потрясения, другую – от ледяныхтисков мокрой одежды, но мадам Жизель, казалось, забыла о ноябрьской стуже: ее согревалажажда мести.

– Будь моя воля, я сожгла бы тебя живьем на глазах у твоихбезумных деда с бабкою! Впрочем, надеюсь, что они и так будто на раскаленнойсковородке подскакивают, вспоминая о тебе! Ведь они получили письмо о том, чтоты решила бежать с Фабьеном, ибо влюблена в него и уверена, что на твой брак ссоплеменником Наполеона согласия дано не будет.

– Я не писала никакого... – пролепетала Ангелина и осеклась.

Так вот откуда началась липкая нить лжи, опутавшая ее какбудто коконом! И тут же заныло сердце от жалости к старому князю и княгине.Какой позор навалился на них в лихую годину войны! Сколько же они слез пролили,как настрадались!

– Это придумал Фабьен, – со слезами на глазах выдохнуламадам Жизель. – Мой несчастный сын, он был одержим тобою, он любил тебя, дажебезумную, ничего не соображающую, ибо ты была именно такой, когда Моршан принестебя в наш дом.

– Мор-ша-ан... – с ненавистью прошипела Ангелина, и мадамЖизель выплюнула ехидный смешок:

– Ты и его вспомнила? И... комнату со стеклянной стеной?

– Вспомнила, – глухо проговорила Ангелина. – И вам припомню,мадам Жизель!

– Нет, – покачала та растрепанной головою. – Мое имя –графиня Гизелла д’Армонти.

– Ну хоть это правда! – кивнула Ангелина. – А сына вашегодействительно звали Фабьен? Или это тоже ложь?

Губы графини растянулись в лютой гримасе, даже клыкиобнажились, словно у волчицы, готовой перервать жертве горло.

– Его звали так же, как отца: Сильвестр-Фабьен-Жозеф. – Онасорвалась на крик: – О, это рок! Какая злая сила измыслила, чтобы мать погубиламоего обожаемого брата, а дочь – его сына? О небо, почему даешь надо мною такуювласть этому проклятому роду?

– Ага! – воскликнула Ангелина. – Значит, Фабьен – вовсе несын ваш, а племянник!

– Он сын мой и моего брата, – устало проговорила мадамЖизель. – Когда нам было по пятнадцать лет и мы жили в родных венгерских горах,на прекрасном голубом Дунае, мы с Сильвестром страстно любили друг друга. Насразлучили людские предрассудки, я вышла замуж за старого французского графа, носына родила от того, кого любила. Сильвестр был красив, как греческий бог... –Глаза ее затуманились. – Женщины не давали ему проходу, да и он ни одной непропускал. Я только смеялась, зная: он все равно вернется ко мне, обогащенныйновым опытом, и мы вместе посмеемся над очередной обманутой дурочкой. И такбыло всегда – до тех пор, пока он не встретил Марию Корф...

Ангелина уже догадалась, о чем пойдет речь. Вот наконец иоткрывается завеса тайны, причина многолетней ненависти!

– Она приковала к себе его цепями страсти... И хладнокровноиспользовала! – воскликнула графиня. – А сама мечтала об одном: завоеватьлюбовь своего мужа! По ее наущению Сильвестр даже вызвал на дуэль Корфа. Язнала: пока Мария равнодушна к Сильвестру, он не успокоится. Он всегда хотелтолько недостижимого. И я посоветовала ему убить Корфа, но так, чтобы никто невздумал подозревать его.

– Но мой отец жив! – воскликнула Ангелина.

– Жив, увы! – воздела руки к небу мадам Жизель. – Он осталсяжив, хотя его долгое время все считали мертвым, в том числе и Мария, и самСильвестр. И что-то надломилось в душе брата, что-то сломалось навеки! Он несмог простить себе этого убийства, хотя не раз побеждал своих врагов на дуэли.И он пал... от руки твоей матери! А все, что осталось мне, – это месть! Еслимне не удалось вырвать ледяное сердце Корфа, то я могу выцарапать глаза тебе –ибо они точь-в-точь как у него!

И мадам Жизель кинулась на Ангелину, выставив перед собойскрюченные пальцы. Но Оливье и Гарофано вовремя ее перехватили.

Ангелина даже не шелохнулась. Стояла, понурив голову,негодуя: почему ее родители оказались так немилостивы к ней? Почему никогда нерассказывали о том сплетении судеб и событий, в которое она была вовлечена ещедо своего рождения? Считали ее глупышкой, ничего не способной понять? Илиотмели прошлое, как мусор? А зря, ибо из этого мусора проросли злые цветы,отравившие ее настоящее, и только Богу ведомо, что ждет ее в будущем.

Осталось только повернуть обратно, и если несчастная, забитаяАнжель как-то пробрела этот путь, то уж Ангелина – с ее новым знанием,обновленной душой! – пройдет его наверняка!

Она повернулась к берегу, но тут Оливье схватил ее за руку:

– Куда ты?

Ангелина с улыбкой вглядывалась в его встревоженное лицо. Онкрасив, а все-таки черты его лица чужие. И волна счастья захлестнула ее, когдаона поняла, что отныне будет видеть вокруг себя только русские лица. И все-такиспасибо тебе, Оливье де ла Фонтейн! Ангелина никогда тебя на забудет. Благодарятебе она будет со смущенной улыбкой вспоминать пройденный ею путь страданий.Никогда не забудет их «брачную ночь», когда они спали рядом, будто усталыедети...

– Куда ты?! – повторил Оливье.

– Мне надо вернуться, – гладя его пальцы, стиснувшие еезапястье, и по одному разжимая их, проговорила она. – Я не пойду дальше, яостаюсь в России.

– Но мост рухнул! Как ты пройдешь?!

– Я пройду по другому мосту. А если не удастся, пережду вдеревне, пока не подойдут наши войска.

– Наши? – переспросил изумленный Оливье.

– Ну конечно, – кивнула она. – Ты разве не понял? Я ведьрусская.

Оливье побелел и опять осторожно взял ее за руку.