Читать книгу "Девушка-праздник - Татьяна Алюшина"

Как-то ночью Дашка проснулась от странных звуков и поняла, что Катька плачет в подушку. Даша перебралась к сестре на кровать и постаралась успокоить:

– Кать, ничего, мы справимся!

Воистину каждый о своем: Дашка о том, о чем думала день и ночь, а Катька…

– Ей никто не нужен! Ей всегда был нужен только он! – кричала Катька, размазывая слезы по лицу. – Мы ей до лампочки! Так, дополнение к счастливой жизни!

– Кать, ей сейчас хуже всех! – пыталась вразумить сестру Дашка.

– Зато раньше ей было лучше всех! Вот она сейчас нас бросила, в самый трудный момент! Ничего не может, ничего не умеет, в горе своем живет, а мы расхлебывай! А у нас что, не горе?! Одна она такая?!

Дашка разозлилась так, что в глазах потемнело!

– А ты что умеешь? Ты вон, дура здоровая, восемнадцать лет, умеешь что-нибудь?! Ты свою кровать хоть раз за восемнадцать лет застелила? Ты знаешь, как продукты покупать, стирать-убирать, готовить, мусор выносить? Как сберкасса выглядит, знаешь? Какие бумажки там оплачиваются? Папа всех нас баловал! Всех! Папа и Лидия Ивановна! Что ты истерики закатываешь, одной тебе, можно подумать, хреновей всех!

– Просто мне страшно! – призналась Катька и шмыгнула по-детски носом.

– Мне тоже страшно, но я знаю, что делать, и уже все придумала!

Она действительно придумала.

На следующее утро распорядилась, чтобы бабушка и дедушка Юдины переехали к ним, и, взяв на себя все взрослые решения за семью, вечером за столом в кухне оповестила собрание:

– Вашу квартиру сдадим. Будем жить вместе на эти деньги и… – Сбавив в тоне взрослости, извинилась: – И простите, на ваши пенсии-зарплаты. Лидия Ивановна, мы, к сожалению, не сможем платить вам зарплату.

– Да какая зарплата, Дарьюшка! – воскликнула обиженно Лидия Ивановна. – Я вас не брошу ни за что! Вы ж мне родные!

Дашка кивнула и, не удержавшись, подбежала, обняла, поцеловала в щеку и, улыбнувшись, добавила:

– Тогда мы сдадим и вашу квартиру!

– Да с удовольствием, только, Дашенька, однокомнатная хрущевка…

– Это тоже деньги! – закончила за нее Дашка.

И почему-то трое взрослых, далеко не инфантильных, грамотных людей с большим жизненным опытом и старшая Катька вместе с ними предоставили шестнадцатилетней девчушке принимать решения, переложив на нее всю ответственность за семью.

Мама в жизни участия не принимала. Ни в какой.

А месяца через четыре после папиной смерти к ним в гости приехал его друг и сослуживец поговорить с мамой.

– Она вряд ли сможет с вами разговаривать, – предупредила Дашка.

– Я все же попробую, – настаивал он.

– Он приехал поговорить о Васечке? – спросила мама, когда Дашке удалось до нее достучаться, объясняя, кто хочет с ней встретиться.

И тут, глядя на маму, Дашка с ужасом и величайшим стыдом осознала, что никто из них ни разу не разговаривал с ней об отце! Не пожалели, не поплакали вместе, не выслушали и не расспросили ее ни разу ни о чем!

А ведь он умер у нее на руках!

И никто – никто из семьи! – не спросил, как это было, не попросил рассказать что-нибудь, поделиться воспоминаниями, да просто не поговорил с нею по душам, не поплакал!

Быть может, если бы она выговорилась, вспоминая его, то не уходила бы так безвозвратно и отчаянно в небытие!

Иван Павлович приехал предложить маме работу.

– Мой знакомый из Министерства культуры рассказал, что итальянцы приглашают на работу специалистов по итальянской культуре и истории. Они под патронатом государства и с привлечением частных инвесторов начинают большую работу по новой каталогизации исторических раритетов. Для этого ищут специалистов из других стран. Это как раз твоя специализация. Я поговорил, тебя внесли в списки, эта работа не меньше чем на полгода. – Он взял в ладони ее руки и уговаривал: – Поезжай, Маргарита, поработаешь, отвлечешься от своего горя.

Она покачала головой и молча ушла в спальню.

– Поговорите с ней, – обратился к семье Иван Павлович.

А на следующее утро девчонки вошли в кухню и остолбенели – мама варила себе кофе и улыбалась!

Единственное, что она умела, – это варить превосходный кофе, для папы, разумеется, в первую очередь, и никому этот процесс не доверяла – варить Васечке кофе.

– Девочки, кофе будете? – бодрым голосом спросила она. – Я на всех приготовила.

Дашка с Катькой беспокойно переглянулись, сели за стол, не сводя с мамы глаз. Она разлила кофе по чашкам, поставила перед ними на стол, налила себе и села рядом.

– Поеду в Италию, работать, – улыбаясь, сообщила она и объяснила такую резкую метаморфозу своего поведения: – Васечка приходил ночью, сказал: езжай, тебе там хорошо будет.

– Ку-куда приходил? – в полном замешательстве спросила Дашка.

– Ко мне, – улыбалась ей мама. – Первый раз пришел. Я все ждала, ждала, звала, а он не приходил. А тут вот пришел наконец!

– Мы перепугались ужасно, думали, что Кащенко станет нашими буднями! – рассказывала Даша, находясь там, в прошлом, просматривая его, как кинопленку. – Решили, что она от горя с ума таки сошла. А она выпила кофе, поцеловала нас по очереди и говорит: «Пойду позвоню Ивану Павловичу, чтобы он начал оформлять что там надо!»

Дарья замолчала, задумалась, смотрела в себя.

– Что, за руки держали? – спросил Власов, выводя ее из глубокой задумчивости.

– Нет. Наблюдали за ней, ходили всей семьей три дня за каждым ее шагом. А она вернулась к себе прежней, улыбалась, собиралась. Когда мы из оцепенения вышли, давай останавливать: куда, зачем? А она смеется: «Васечка мне все подскажет и присмотрит за мной, мы теперь каждую ночь разговариваем». И мы ее отпустили! Это потом я себя, да и нас всех за это обвиняла, а тогда…

Мама уехала, а жизнь налаживалась, обрастая новыми привычками, бытом, законами и правилами.

Дарья поступила в институт, став студенткой Финансовой академии. Почему именно Финансовой? Да потому, что за этот год от жизненной необходимости проявились ее умения и таланты принимать решения, вести счета, планировать и рассчитывать бюджет всей семьи, вести переговоры с риелторами, жильцами, снимавшими их квартиры, ходить по чиновничьим кабинетам, оформлять всевозможные документы.

Зимой у дедушки Васнецова случился инсульт.

Дежурили в больнице все по графику, составленному Дашкой. Он оправился, но далеко не полностью – левая сторона тела практически парализована, речь затруднена. И бабушка Васнецова приехала к ним за помощью.

– Я не справлюсь сама, не смогу за ним ухаживать! – плакала она, утирая слезы маленьким кружевным платочком. – Нанять медперсонал средств нет, а в хоспис его не берут, нележачий, говорят, и родные есть. Вы обязаны мне помочь, мне же семьдесят девять лет!