Читать книгу "Рома едет. Вокруг света без гроша в кармане - Роман Свечников"

Граница

Чтобы заработать на обратные билеты, мы решаем еще раз запустить свои открытки в интернет. Я заказываю в местной типографии пятьсот карточек с моей фотографией у “волшебного автобуса” и делаю пост в соцсетях:

“Друзья! с дрожью в руках и участившимся сердцебиением я вынужден признать – пришло время возвращаться домой. Кажется, на сей раз это действительно не сон. Позади два с половиной года пути, 100 000 км, 30 стран, 13 пар обуви и 7 жизней. Впереди, уже совсем скоро, – самолет домой.

На билеты мне нужно собрать непомерно много – $2500. За любую сумму денег, которую вы можете мне перевести, я отправлю вам открытку со своей фотографией у «волшебного автобуса» на Аляске – их мне только что доставили из типографии”.

Несколько следующих дней мы хорошенько заливаемся дешевеньким красным. Я не могу думать ни о чем, кроме навалившейся неминуемости возвращения. Три длинных года у меня была очень ясная цель, жизнь моя имела вектор – я возвращался в первый дом.

Ноги стерлись в пыль дорожную, сердце огнем разлилось, голый стою у большой воды, глаза поднять боюсь. Были бы у меня струны, я бы миру пел о любви зверя к живому, о дороге в век собственный. Я бы пел о цене близости и тоске пропасти. Я бы выдыхал на слабости и вдыхал на смелости. Я бы упал на скалы и плакал от любви к вышедшим.

Залить бы землю пламенем, спалить бы одежду к чертям! Включить ливень-решето и чтобы падали апельсины! И пусть нашему племени станет на момент не до лишнего, чтобы мы станцевали всего один танец, а я бы умер в конце вальса счастливым.

Уже через несколько дней мы собираем нужную сумму денег. Четыре ночи подряд я подписываю больше трех сотен конвертов. 24 октября 2014 года наш самолет поднимается в воздух, и на следующий день мы уже спускаемся по трапу в морозном Киеве.

Первое, что вызывает у нас с Олей серьезный диссонанс, – это тотальное понимание всего вокруг: речи прохожих, организации движения, надписей и вывесок. Но еще больше пугает то, что наша речь становится понятной посторонним людям. Чтобы взять брейк и немного прийти в себя от прыжка в пространстве, мы на пару ночей зависаем у друзей.

Почти все время мы проводим в постели, знакомство с действительностью хочется оттянуть как можно дальше. И только когда мы отсыпаемся за все путешествие, Оля берет билеты до Минска, а я решаю отправиться на родину автостопом.

До белорусской границы меня подвозит на такси отставной капитан дальнего плавания. Могучий седой дед где-то уже немного накатил, поэтому с трудом выбирается из машины. В приграничной забегаловке мы с капитаном под беляши берем на двоих еще одну бутылочку водки:

– Я уже десять лет как в море не ходил, одна радость у меня в жизни осталась – бабы!

Отставной капитан подмигивает мне хитрым глазом и кивком указывает на пышногрудую продавщицу. Я понимающе хмурюсь и поднимаю последнюю рюмку:

– За баб и молодых сердцами! – выдаю я смелый тост, вливаю в рот стопку с огненным содержимым и жмурюсь что есть мочи.

Дед смеется моей неловкости и вдруг ни с того ни с сего переходит на шепот:

– Что ж ты маешься-то, студент? По родине не соскучился?

В кафе входит стайка неуклюжих дальнобойщиков и впускает в помещение крепкий уличный холод. Я теряюсь – хмельные слезы подступают к глазам. Дед понимает свой промах, растерянно морщит лоб и глупо хохочет. Я смеюсь в ответ, так и не подобрав ни одного подходящего слова.

Глава 17

Рома в Минске

Ленин

Волшебный зеленый автобус выруливает из-за поворота. Я смотрю на него, будто загипнотизированный. Вряд ли есть более вездесущий символ белорусской действительности, чем эта зеленая механическая гусеница.

До остановки общественного транспорта на окраине Гомеля меня подкидывает тюнингованный “жигуль”. На прощание водитель сует мне в руку пять тысяч белорусских рублей на талон. Когда я уезжал, проезд стоил чуть больше двух тысяч.

Бойкий кондуктор выдает мне отрывной билетик, и я усаживаюсь в центре пустого салона. За окном мелькают микрорайоны. Улицы пустынны – ни души. Только горящий в окнах свет намекает на то, что люди здесь все-таки живут. Автобус довозит меня до вокзальной площади, я высаживаюсь у закрытого обменника. Пять лет назад именно с этой точки я стартовал в Крым в свое первое путешествие автостопом. Тогда в этом окошке я разменял свои белорусские рубли на гривны.

В пустом здании гомельского вокзала под белым памятником Ленину меня встречает Борис – редактор этой книги. Вживую мы виделись с ним всего дважды – перед путешествием нам хватило трех часов и еще одной короткой встречи, чтобы спланировать проект кругосветки и замутить всю эту историю с путевыми заметками. Вряд ли тогда кто-то отнесся к затее всерьез. Мы пожали друг другу руки и уже через пару дней я стоял на трассе М1, которая должна была унести меня в неизвестность.

Ночью в здании вокзала можно встретить только бомжей и милиционеров. Борис покупает мне беляш и наваристый буфетный чаек и между делом разруливает какую-то странную и очень дешевую вписку в гостинице при онкологическом диспансере.

В маленьком опрятном номере, выполненном в лучших традициях белорусского евроремонта, нас ждут две кровати, тумбочка и маленькое радио из белой пластмассы. Еще некоторое время мы тратим на разговоры и отходим ко сну глубоко за полночь, когда до отправления поезда остаются считаные часы.

Резкость

Чай в поезде подают в пластиковых стаканчиках вместо граненого стекла. Вафли “Черноморские” запечатаны в странную глянцевую обертку вместо бумажной упаковки советского образца. Только радиостанции по-прежнему держат планку в 70 % белорусского контента.

В десять утра, за пару часов до прибытия в Минск, я звоню домой и сообщаю родным о том, что скоро приеду. До этого момента я держал свое возвращение в тайне от них.

Совсем скоро я выныриваю на станции метро “Автозаводская”. Здесь все осталось таким же, как и два с половиной года назад. Будто кто-то вручную остановил стрелки часов. Меня бросает в дрожь от мысли, что, пока я глотал пыль дорог и трижды чуть было не попрощался с жизнью, здесь все до последней крупицы оставалось на своих местах.

А дальше – дом, мамины слезы, радость рыжего пса Кузи, моя комната, в которой после ремонта не осталось ничего, что могло бы напомнить о прошлой жизни. И я, растерянный, не нахожу себе места в городе, где я пока что иностранец.

Следующий месяц выдастся слишком резким. Внутри меня будто что-то переломилось. Мое восприятие так сильно обостряется, что я буквально просвечиваю стены. Каждая деталь окружающего мира обладает невероятной важностью. Я залипаю на всем подряд – на людях, столбах, перекрестках, отражениях и тенях.