Читать книгу "Эдит Пиаф. Без любви мы - ничто - Жан-Доминик Брийяр"

Крысы бежали с корабля, дом на бульваре Ланн опустел. Было покончено с лестью «придворных», рядом с Пиаф остались лишь самые преданные друзья. Если говорить о творчестве, то Эдит особенно сблизилась с Клодом Левейе и Мишелем Ривгошем. Именно с ними той далекой весной она начала работать над проектом мюзикла-балета, названного «La Voix» («Голос»). «В этом спектакле должно было быть одно па-де-де, – рассказывает Мишель Ривгош, – его должна была танцевать пара балетных актеров под эгидой персонажа Пиаф. За музыку к па-де-де отвечал Клод Левейе. Каждый день она спрашивала его, как идут дела. А когда произведение наконец было написано, она заставляла композитора исполнять его по десять раз на дню… И тогда с помощью двух своих пальцев, пальцев, изуродованных ревматизмом, она изображала движения танцоров па-де-де. Это было смешно… и одновременно так печально. Эти два бедных больных пальца, которые пытались изобразить мужчину и женщину во всей их воздушной легкости…»[141]

Несмотря на то что уже было записано несколько песен[142], спектакль «La voix» так никогда и не был поставлен. Однако в мае певица вернулась в студию грамзаписи, чтобы за два сеанса записать дюжину новых песен для будущей пластинки (25 см), две из которых принадлежали Клоду Левейе, а одна – Жаку Преверу и Анри Кролла («Cri du coeur» – «Крик души»). Второй сеанс записи был назначен на 27 мая, Пиаф должна была закончить альбом, но встреча была аннулирована из-за ухудшения здоровья звезды. В ночь со 2 на 3 июня ее снова госпитализировали для проведения срочной операции, связанной с непроходимостью кишечника. На этот раз Эдит проведет в Американском госпитале около трех месяцев, за это время она станет жертвой печеночной комы. Прогноз врачей был крайне неблагоприятным, но через два дня Пиаф пришла в сознание. Понемногу силы возвращались к ней, и в конце августа Эдит выписалась из клиники, чтобы уехать в Ришебург, в загородный дом Луи Баррье.

Здесь она пробудет вплоть до 10 октября, и именно здесь будет снята одна из передач «Cinq colonnes à la une» («Пять колонок на первой полосе»), знаменитой программы французского телевидения, в которой Пьер Дегроп возьмет интервью у звезды эстрады.

Интервью журналист начнет с вопроса о гастролях минувшей осени.

ДЕГРОП. Это было самоубийственное турне?

ПИАФ. Я хотела пойти до конца, но я ошиблась.

– Почему вы хотели идти до конца?

– Потому что всегда иду до конца.

– Абсолютно во всем, что вы делаете?

– Да.

– Вы думали о том, что можете умереть?

– Я думала о том, что скоро умру, но я не боялась. Скорее я испытывала чувство облегчения, потому что… мне казалось, что я больше не смогу петь. И жизнь больше не интересовала меня… Конечно, есть любовь, но я полагаю, что любовь без песни – это невозможно. Как и песня без любви. Должно быть и то и другое.

– Вы думаете, что сможете петь всегда?

– Я не хотела бы умереть старухой. Я надеюсь, что умру прежде, чем больше не смогу петь.

– Складывается впечатление, что вы крайне хрупки, уязвимы, но стоит вам открыть рот, чтобы начать петь, и вы становитесь совершенно другой женщиной. Как будто бы вам сделали укол.

– Когда я пою, у меня возникает чувство, что я больше себе не принадлежу. Меня больше там нет, это какое-то странное состояние.

– Вы смотрите вокруг себя, когда поете?

– Нет, не смотрю. Даже малейший шорох способен помешать мне. Заставить забыть слова. Я словно с ума схожу.

Заканчивая беседу, Пьер Дегроп спросил певицу о ее отношении к деньгам и прочим материальным благам. И когда заметил, что она очень много зарабатывает, Пиаф воскликнула: «Да, я всегда думаю, что у меня есть деньги, но их никогда не оказывается под рукой».

Меж тем Эдит не сказала, что с тех пор, как ее творческая деятельность приостановилась, ее финансовые дела шли из рук вон плохо. Ей даже пришлось продать дом в Конде-сюр-Вегр, распрощаться с личным шофером и разрешить Роберу Шовини работать с другими артистами.

В начале октября Пиаф продолжила поправлять здоровье и преуспела в этом благодаря заботам доктора Люсьена Вембэ, мануального терапевта, который делал все возможное, чтобы облегчить страдания певицы. Эдит еще не до конца оправилась, но уже 10 октября смогла вернуться домой, в Париж. Она даже начала выходить в свет и посетила спектакль «De doux dingues» («Чокнутые добряки»), в котором играла ее бывшая секретарша Сюзанн Мон.

Однако здоровье Эдит оставалось весьма хрупким. Так, 24 октября она чувствовала себя настолько усталой, что решила отменить запланированную встречу с поэтом-песенником Мишелем Вокером и композитором Шарлем Дюмоном, которые хотели представить звезде свою новую песню. Эдит твердо вознамерилась отменить прослушивание еще и потому, что не слишком высоко ценила творчество Дюмона, от песен которого до сих пор всегда отказывалась. Предлог для отказа был явно надуманным, ведь об одной его песне исполнительница сказала: «Она настолько мне подходит, что я не стану ее петь».

Оскорбленный таким поведением, Дюмон потерял всяческое желание работать с Пиаф. Он бы и сейчас к ней не обратился, если бы композитора не уговорил его друг Мишель Вокер, с которым они в соавторстве написали песню «Envoie la musique» («Выпусти музыку») для Колетт Ренар. Когда композитор и поэт в пять часов вечера прибыли на бульвар Ланн, они не знали, что Даниель Бонель тщетно пыталась связаться с ними, дабы сообщить об отмене встречи. Не успели друзья войти в особняк Пиаф, как им рассказали о плохом самочувствии звезды. Они уже были готовы развернуться и уйти, когда услышали, как певица где-то в глубине апартаментов бросила своей помощнице: «Уж коли они пришли, пригласите их в гостиную».

Прошло полчаса, и в зале появилась Пиаф, облаченная в бледно-голубой халат и конфетно-розовые тапочки. Она сердечно поздоровалась с Мишелем Вокером и, едва удостоив взгляда Дюмона, бросила: «Хорошо, играйте, только побыстрее. У меня совсем мало времени, я очень устала». Взбешенный композитор сел за рояль. «Я спел песню, не сдерживая гнева, звучащего в голосе, – рассказывает он в наши дни. – После первого прослушивания она посмотрела на меня и спросила: “Неужели вы написали эту песню?” Я сказал: “Да”, и тогда она попросила меня исполнить композицию еще раз. Прослушав песню во второй раз, она сказала: “Ваша песня облетит весь мир”. Я подумал, что такого не может быть, потому что мне самому она не очень нравилась».

Песня, которой Пиаф предрекала великое будущее, называлась «Non, je ne regrette rien» («Нет, я не сожалею ни о чем»). «Я написал музыку в бывшей квартире Камиля Демулена[143], куда только что переехал, – вспоминает Дюмон. – Я хотел создать нечто, напоминающее революционный марш. Я вообще не думал о Пиаф. Когда Мишель Вокер показал мне текст, положенный на мою музыку, он показался мне неплохим. “Так как мелодия начинается с длинной ноты, я наложил на нее протяжное ‘N-n-no-on’”».