Читать книгу "Кумаонские людоеды - Джим Корбетт"

Несколько тысяч людей — подрядчики говорили о пяти — собрались теперь в Чука и в Кумайа-Чак, чтобы рубить и пилить деревья и спускать их с гор по специально проложенной автомобильной дороге. Для взаимного ободрения эти рабочие все время перекликались. Шум топоров и пил, падение по горным склонам громадных деревьев в сочетании с криками тысяч людей не поддавались описанию. Естественно, что среди всех этих изнервничавшихся людей нередко возникала тревога, и в последующие дни я много передвигался и терял драгоценное время на выяснение ложных слухов о нападениях и убийствах, совершенных будто бы людоедом. Страх перед тигрицей распространился за пределами долины Ладхия по реке Сарда от Калдхунга до устья, то есть по площади, занимавшей еще пятьдесят квадратных миль, где работали еще десять тысяч человек.

Кажется невероятным, что один только тигр может терроризировать такое количество рабочих, не считая еще местных жителей окрестных деревень и сотен людей, доставлявших продовольствие или проходивших по долине на танакпурский базар с местными фруктами, апельсинами, грецкими орехами и прохладительными напитками.

Этому трудно поверить, но можно вспомнить аналогичный исторический случай, когда в Цаво пара львов-людоедов, действовавших только по ночам, на долгое время приостановила все работы на Угандской железной дороге.

Возвращаюсь к своему рассказу. После завтрака утром 25-го я, взяв с собой второго буйвола, пошел в Так. За полями у Чука дорога кружит около полумили близ подножия горы, а потом разделяется на две: одна подымается прямо на гребень до Така, а другая, пройдя еще полмили вдоль подножия горы, идет извилинами через Кумайа-Чак до Кот-Киндри.

У развилки дороги я нашел отпечатки лап тигрицы и проследил их на всем обратном пути в Так. То, что тигрица спустилась с горы за мной предыдущим вечером, показывало, что она не убила буйвола. Это было неприятно, но отнюдь не странно: тигры в некоторых случаях по нескольку ночей подряд посещают привязанных животных (приманку) перед тем, как убить, потому что нападают на добычу тигры только после того, как почувствуют голод.

Оставив второго буйвола у мангового дерева, где было много зеленой травы, я пошел вдали от домов и нашел, что первый буйвол мирно спит после плотной еды и спокойно проведенной ночи. Тигрица, придя сюда по следам со стороны деревни, подходила к буйволу и ушла обратно прежней дорогой. Взяв с собой буйвола к роднику, я предоставил ему возможность попастись на свободе час или два, а потом привязал его на том же месте, где и предыдущую ночь.

Второй буйвол был привязан в пятидесяти ярдах от мангового дерева. Здесь тропу пересекал овраг в несколько футов глубины; на одной стороне тропы был сухой пень, на другой — миндальное дерево, на котором можно было соорудить махан. Я привязал буйвола к пню и снабдил его запасом сена на несколько дней. В Таке делать было больше нечего, и я, вернувшись в лагерь, взял третьего буйвола, перешел через Ладхия и привязал его в овраге.

По моей просьбе танакпурский тахсилдар выбрал самых жирных молодых бычков, каких только мог найти. Все три были теперь привязаны в местах, посещавшихся регулярно тигрицей. Когда утром 26-го я пошел навестить буйволов, я очень надеялся, что один из них будет убит тигрицей и что мне представится возможность застрелить ее над добычей. Посетив их всех поочередно, я убедился, что тигрица не тронула ни одного. Но, как и утром накануне, я нашел ее следы на тропе, шедшей в Так, причем след был двойной: один шел вниз по тропе, а другой в обратном направлении. В обоих случаях тигрица прошла по тропе в нескольких футах от буйвола, привязанного мною к пню за пятьдесят ярдов от мангового дерева.

После возвращения в Чука к моей палатке пришла депутация жителей Така во главе со старостой и просила меня проводить их в деревню, они хотели взять оттуда новые запасы продовольствия. В полдень в сопровождении старосты, крестьян, и четырех моих людей, несших веревки для махана и провизию, я вернулся в Так и стоял на страже, пока крестьяне спешно собирали необходимое.

Напоив и накормив двух буйволов, я привязал второго к пню, а первого отвел на полмили вниз по горе и привязал к деревцу у края дороги. Затем проводил крестьян обратно в Чука, а сам, поднявшись вверх по горе за несколько сотен ярдов, слегка закусил, пока мои люди сооружали махан.

Теперь стало совершенно ясно, что мои буйволы не привлекали тигрицу. Так как по ее следам я видел, что она за три дня пять раз проходила по ведшей в Так тропе, я решил устроить тут засидку. Чтобы узнать вовремя о приближении тигрицы, у дороги привязали козу с бубенчиком на шее. В четыре часа пополудни я взобрался на дерево и, приказав прийти за мной завтра в восемь часов утра, начал дежурство.

На закате подул холодный ветер, а когда я хотел накинуть на плечи куртку, веревки с одной стороны махана ослабли, и мое сиденье стало крайне некомфортабельным. Часом позднее разразилась буря, и хотя ливень продолжался недолго, он промочил меня до костей. Неудобства моего положения возрастали. Я просидел на дереве шестнадцать часов и ничего не видел и не слышал. Вернувшись в лагерь, я принял горячую ванну и хорошо позавтракал, после чего взял шесть человек и отправился в Так.

Ночной дождь смыл с тропы все старые следы, но в двухстах ярдах выше дерева, на котором я сидел, были свежие следы тигрицы, шедшие по направлению к Таку. С большими предосторожностями я стал приближаться к первому буйволу и нашел его спящим у тропы. Тигрица обошла его и направилась вверх по склону. Идя по ее следам, я пошел ко второму буйволу и, когда стал приближаться к месту, где он был привязан, увидел, как взлетели две гималайские синие сороки и полетели вниз над склоном.

Присутствие этих птиц означало, что буйвол мертв, что он частично съеден, но не унесен с места, что тигрицы поблизости нет.

Дойдя до пня, к которому был привязан буйвол, я увидел, что животное оттащено от тропы и отчасти съедено, но при осмотре я убедился, что его убила не тигрица: буйвол погиб, по-видимому, от укуса змеи (в окрестностях джунглей много кобр). Найдя на тропе мертвого буйвола, тигрица принялась его есть и попыталась унести. Не сумев порвать веревки, она прикрыла труп сухой листвой, ветвями и продолжала свой путь в Так.

Тигры, как правило, не едят падали, но в некоторых случаях бывают исключения. Как-то раз я оставил тушу леопарда на гари и, вернувшись на следующее утро за забытым ножом, нашел, что тигр оттащил труп за сотню ярдов и уничтожил его на две трети.

По дороге из Чука я разобрал махан, на котором просидел предыдущую ночь. Двое из моих спутников взобрались на миндальное дерево, чтобы устроить на нем засидку (дерево не было, впрочем, достаточно велико, чтобы соорудить на нем настоящий махан), а остальные четверо пошли к роднику за водой для чая. В четыре часа я слегка подкрепился чаем и сухарями, чтобы поддержать свои силы до завтра, и, отказавшись переночевать со своими спутниками в каком-либо из домов в Таке, отправил их обратно в лагерь. В этом заключался известный риск, но он не шел ни в какое сравнение с тем, которому они могли подвергнуться, если бы заночевали в Таке.

Моя засидка на дереве состояла из нескольких кругов веревки, прикрепленных к двум растущим кверху сучьям, и двух кругов веревки пониже, для опоры ногам. Сев и обогнув вокруг себя две ветки, я закрепил их в этом положении тонкой веревкой, оставив небольшое отверстие для наблюдения и стрельбы. Вскоре после ухода моих людей две сороки вернулись, за ними прилетели другие. Девять этих птиц до наступления темноты кормились на тропе. Появление их позволило мне соснуть, так как сороки предупредили бы меня о приходе тигрицы. После того как птицы улетели, началось мое ночное бодрствование.