Читать книгу "Москва-Ростов-Варшава - Ирина Горбачева"

Макс слушал его, а сам перебирал в памяти случившееся. Только сейчас, сидя в кабине КАМАЗа, и прыгая на кочках разбитой дороги, он осознал, что только что убил человека.

– Какой это человек? Мразь! Дрянь!! Больше эта сволочь никому не принесёт зла, ни у кого не отнимет жизнь. На войне было легче.

Легче ему там, в Афгане не было. Воевать в чужой стране, не понятно зачем, и ради чего? Видеть, как смерть косит ни в чём не повинных ребят, совсем ещё детей. Он и там был на грани сумасшествия.

– Слышь, чего говорю… их всех,…, на мясо надо! У нас в Перми ничего достать нельзя! Всё на рынке втридорога! В магазинах пусто…

– Да, ты прав, на мясо надо… – вяло поддержал разговор Макс, думая, что он это уже слышал в своём детстве.

– Может Перестройка поможет? – не уверенно предположил он.

– Кто? Меченный поможет? Пе-рест-рой-ка! Как же,…! Перестроили! Сухой закон! Все виноградники под корень! Это же с какой головой такие виноградники рубить? Я сейчас ехал, видел как перестроились! Эх, туды их растуды!

Водитель долго ещё ругался, проклинал нынешнее правительство, потом перешёл на воспоминания. Вспоминал он с теплотой в голосе прежнюю жизнь, свою молодость. От его рассказов, усталости и нервного истощения Макс обессилел. Неимоверно хотелось спать.

– Ладно, сейчас Воронеж проедем и на боковую приляжем.

Но остановившись около поста ГАИ водитель, вышел из кабины. Гаишник проверил его документы. Потом указав жезлом на дорогу в сторону Москвы, приказал: – Проезжай! Здесь ночевать нельзя.

– Постой, командир, куда я поеду? Устал, сил нет.

– Отъезжай, там и ночуй! – безразлично ответил гаишник.

– Ага, чтобы меня грабанули, а потом в лесочке нашли?

– Ночевать около постов ГАИ не положено, – спокойно ответил ему служака.

– Ладно, командир, держи, – шофёр протянул гаишнику купюры, – таксу знаю. Пару часов отдохну и тронусь.

– Лады, – ответил тот и, взяв деньги, быстро побежал к следующей останавливающейся на отдых машине.

– А ты говоришь перестройка! Чтобы гаишников перестроить… а…

– Что, почасовую оплату берут?

– А то! Как плечевые! Туды их! Ладно, пошли, умоемся, перекусим, и ты ложись на лежанку, а то сонный, только глаза мне мозолишь, а я поеду. Ночью одному стоять нельзя, грабанут – это в лучшем случае. Менты сами и заложат бандитам! Знаешь, сколько историй было! Эх, жизнь собачья, днём посплю, если удастся.

Максим крепко заснул. Его не тревожили блики встречных машин, ни сильная тряска, очнулся он на рассвете от громких слов водилы.

– Макс, вставай, вставай. Всё приехали, хана! Что-то случилось. Слышишь? Гаишники никого в Москву не пропускают. Осталось километров триста и на тебе! Даже в область не дают въехать.

Максим быстро соскочил с лежанки и недоумённо спросил шофёра.

– Как это не пропускают?

– Как, как… молча. Ничего не говорят. Видишь, весь большегруз стоит. Даже транзитников не пускают. Я думаю, небось, опять, помер кто-то из «этих», точно!

Расплатившись с хозяином автомобиля, Макс остановил «Жигулёнка».

– А заплатишь? – спросил ушлый мужичок.

– Куда денусь, конечно, – садясь на переднее сидение, ответил Макс, – скажи лучше, что случилось?

– А кто его знает? Я рано выехал, мне по делам в Москву надо. Откопытелся наверное кто-то. Опять «Лебединое озеро» по радио с утра. Я новостей так и не дождался.

– А радиола у тебя есть в машине?

– На фига она мне? Чтобы на стоянке стекло разбили из-за этой игрушки? Чего, менты ничего не говорят?

– Они сами ничего не знают.

– Ладно, быстро долетим, что-то трасса совсем пустая, – ответил шофёр и надавил на газ, – в Москве всё узнаем.

Так с разговорами, несколько раз останавливаясь у постов ГАИ они добрались до Москвы.

– Тормозни, пожалуйста, у метро «Парк Культуры», – попросил Макс.

– Нет проблем! – остановив машину, водитель вышел вместе с ним на улицу, – не понял! – глядя куда-то в сторону, удивлённо произнёс он.

Его протянутая за деньгами рука, так и осталась висеть в воздухе. Макс оглянулся назад, и не поверил своим глазам. У метро стояло несколько БТР. Водитель взял деньги из рук Макса и предложил перейти проспект ближе к метро.

– Парад? – промелькнуло в голове, – на улице 19 августа девяносто первого, какой парад! Танки в Москве… Неужели может повториться то, что было в Новочеркасске в июне 1962 г.?

Они перешли пустое шоссе, и тревожно смотрели на боевые громадины. Вокруг толпилось множество возбуждённых людей. Над Москвой стоял людской гул от задаваемых друг другу вопросов.

– Вы новости слышали? Всё без изменений?

– Что случилось? – вопросом на вопрос ответил Максим подошедшему к нему мужчине.

– Как что? ГКЧП. С утра «Лебединое озеро» по всем каналам.

– Что это такое? Какое ГКЧП?

– Ёлкины! Короче, Горбачёва турнули!

Максим слился с потоком людей, который нес его к спуску на набережную. Слушая обрывки фраз выгнанных последней новостью из своих квартир людей, он ничего не мог понять.

– Горбачева в Форосе закрыли и не выпускают. А нам лапшу вешают, что он тяжело болен. Что не слышали?

– Нет, а кто теперь вместо него?

– Янаев какой то! Ещё там шайка-лейка, а!

– Неужели возврат к застою, к старой жизни, порядкам?

– А нам родственники из Германии сегодня позвонили. Там у них всем кто из Союза статус беженцев дают. По желанию можно родных и знакомых в списки внести.

– Работягам один чёрт, что в Германии, что в Союзе!

– Господи, Россия… Ни деды наши, ни родители счастья не видели. Только пахали всю жизнь на деток исполкомовских, горкомовских… Развелось…

Максим шёл вместе с людьми и продолжал слушать доносившиеся то с одной, то с другой стороны фразы.

– Что же теперь будет?

– Вилы возьмём, но возврата к прежнему не должны допустить.

– Слышали, к Белому дому надо идти!

– Что это за дом такой?

– Товарищи! Все к дому Верховного Совета РСФСР! Идём к Белому дому по Пречистенской набережной! – послышался чей-то голос в мегафон.

На всех дорогах, ведущих в центр города, движение перекрыто. Всюду снуют военные. По обочинам дороги много огромных военных машин. Вокруг каждой кабины стоят люди.

– Детки, ребятки, вы только не стреляйте! Христом Богом прошу вас, не стреляйте! – просила плача старушка, обращаясь к солдатам, совсем ещё молодым мальчикам, с удивлёнными и грустными глазами.