Читать книгу "Мы сгорали заживо. Смертники Великой Отечественной - Артем Драбкин"

В нашей группе было семь истребителей. Я — ведущий. Справа от меня — капитан Запрягаев, штурман полка, попросившийся с нами в этот вылет. Слева — лейтенант Скотной. Высота — 1700 метров. На увеличенном интервале выше, справа — лейтенант Седов с лейтенантом Соломатиным. Слева, ниже метров на 300, — лейтенант Мартынов с ведомым старшим сержантом Королем. На каждом истребителе подвешено по шесть эрэсов под крыльями, боекомплект для пушек и пулеметов — по штатной норме.

Сборка поставленного по ленд-лизу английского истребителя «Харрикейн»

Приблизившись к линии фронта, справа, почти на одной высоте с нами, я увидел группу из шести Ме-109 и тут же, чуть ниже, — группу бомбардировщиков Ю-88 и Ю-87. Сзади, на одной высоте с бомбардировщиками, шли еще двенадцать Ме-109. Всего двадцать пять самолетов противника. Немцы нередко использовали истребители Ме-109Е в качестве штурмовиков. Под плоскостями к ним подвешивали бомбы, а когда они освобождались от бомб, то начинали действовать как обычные истребители. Я увидел, что эти 12 Ме-109Е, которые летели за бомбардировщиками плотной группой, шли в качестве штурмовиков. Следовательно, прикрытие составляли только те шесть Ме-109ф, которых я заметил чуть раньше. Хотя эти шесть «Мессершмиттов» шли немного выше всей группы, все же все вместе самолеты противника держались весьма компактно и не делали каких-либо перестроений. Я понял, что нас они пока не видят.

Герой Советского Союза капитан Петр Сгибнев, командир 2-й ГвИАП ВВС Северного флота, на фоне «Харрикейна»

Командир 78-го ИАП ВВС Северного флота майор Борис Сафонов и британские летчики 151-го авиакрыла RAF (Королевские военно-воздушные силы), воевавшие в небе советского Заполярья. На заднем плане истребитель «Харрикейн», аэродром Ваенга, осень 1941 г.

Ребята заволновались, Мартынов и Скотной установленными сигналами (радио у нас не было, только визуальные сигналы — покачивания, жесты) уже обращали мое внимание на вражеские самолеты. Я же в тот момент был занят лишь одной мыслью: не дать противнику нас обнаружить. Думаю, если сейчас начать бой, я понесу большие потери. И решил отвернуть с маршрута к этим бомбардировщикам.

Летчики 17-го ГвШАП

Поэтому я просигналил ребятам: «Вижу! Всем — внимание! Следить за мной!» Решение было принято. Необходимо было выполнить небольшой доворот всей группой влево, уйти на юго-запад с набором высоты и атаковать противника с запада. Это обеспечивало нам внезапность атаки и, следовательно, преимущество.

Командир 65-го ШАП, ставшего 17-м ГвШАП, произносит клятву, принимая гвардейское знамя. Полк в это время был вооружен самолетами «Харрикейн», и многие летчики, стоящие в строю, вскоре были переведены в 767-й ИАП, вооруженный этими истребителями

После набора высоты я дал команду «все вдруг» к развороту вправо, и с небольшим снижением, с газком, мы вышли на прямую для атаки. Бомбардировщики и истребители противника начинали какое-то перестроение, но только начинали!

Каждый из нас в этой массе сам себе выбирал цель. Исход боя теперь зависел от первой атаки. Мы атаковали и истребители, и бомбардировщики: уничтожили сразу четыре самолета, из них два бомбардировщика. Потом все смешалось — мы попали в общую группу. Тут главное — не столкнуться. Слева, справа, сверху идут трассы. Мимо меня, помню, промелькнуло крыло с крестом. Кто-то развалил, значит. Объем, в котором все происходило, — небольшой; бой стал носить хаотичный характер: идут трассы, мелькают самолеты, можно и в своих попасть… Пора было выбираться из этой каши. Немцы стали уходить, и на догоне я сбил один Ме-109. Поскольку бой проходил на предельных режимах двигателей, горючего уже почти не было. Я понял, что надо собирать группу — подаю сигнал сбора. Обозначил себя глубокими покачиваниями, и остальные стали пристраиваться. Подходит слева Саломатин, смотрю, конфигурация самолета у него какая-то необычная — снарядом фонарь сбило. Сам он, спасаясь от встречной струи воздуха, пригнулся, так, что его и не видно. Справа— вижу, подходит Скотной, за ним белый шлейф, видимо, радиатор подбили осколками. Потом, мимо меня — один, второй, третий… все наши! Ты представляешь, после такой схватки — и все пристраиваются! Все — в полном порядке! Я чувствовал радость победы, удовлетворение необычное, какого никогда и не испытывал! Первые-то дни мы чаще в роли побежденных были.

Идем на аэродром. Прошли над ним с «прижимчиком», строй распускается веером, садимся по одному — Соломатин сел раньше, без фонаря пилотировать тяжело.

Все бегут ко мне, кричат, шумят… Все очень необычно: «Борис! Победа! Победа!» Командир полка, начальник штаба — все подбежали. Вопросы: как?.. что?.. А мы и сами толком не знаем, сколько сбили самолетов — семь? Потом все подтвердилось.

После войны от Яковлева я узнал, что накануне этого боя авиаконструкторов вызывал Сталин: «Почему горят наши „ла“ и „яки“? Какими лаками вы их покрываете?» — выразил неудовольствие, что новая матчасть себя не оправдывает. И тут — такой бой! Яковлев говорит, что ему потом позвонил Сталин и сказал: «Видите! Ваши самолеты показали себя».

По приказу Ставки в наш полк прибыл командующий ВВС Юго-Западного фронта Фалалеев. Он внимательно изучил все перипетии нашего боя, искал то, что могло быть поучительным и для других авиаторов. Нас собрали, поблагодарили. Мне вручили первый орден — Красного Знамени. Очень солидно.

Герой Советского Союза Владимир Ильич Саломатин на крыле своего истребителя «Харрикейн», 17-й ГвШАП

У нас побывали кинооператоры, фотокорреспонденты, журналисты… Кожедуб рассказывал: «Я был тогда инструктором в Чугуевском училище, мы твоим боем очень интересовались, изучали. В 1942 году это для нас было исключительное событие».

Откровенно говоря, на моих глазах, если считать от начала войны, это — первый столь результативный победный бой. Бой, проведенный по всем правилам тактики, со знанием своей силы и с максимально полным использованием возможностей новых отечественных истребителей. Наконец, это мой первый бой, в котором враг разбит наголову, в котором большая группа вражеских самолетов растаяла, не достигнув цели. Главное, что мы поняли, что можем бить фашистов. Это было так важно для нас весной сорок второго года! До этого боевые действия мы вели на И-16 — маленьких самолетах со слабым вооружением. Что там стояло? ШКАСик… Нажмешь — все вылетело, и бить нечем. К тому же и скорости нет. Хотя на этом самолете можно вираж «вокруг столба» сделать. На Халхин-Голе он хорошо себя показал, но ведь речь идет о начале войны. И вдруг 1 декабря 1941 года мы получаем Як-1 от Саратовского завода комбайнов, который стал выпускать самолеты! Самолеты беленькие — под снег, на лыжах, хоть и они прижимались, но были тяжелые. Это была качественно новая машина с солидным вооружением: пушка, два пулемета, 6 реактивных снарядов.