Читать книгу "Ким Филби. Неизвестная история супершпиона КГБ. Откровения близкого друга и коллеги по МИ-6 - Тим Милн"

Надолго запомнился еще один визит Кима, но по совершенно иным причинам. Вскоре после его прибытия к нам неожиданно заглянула Конни1. Хотя мы знали ее уже шестнадцать лет, с Кимом они, очевидно, раньше не встречались. У них с самого начала все складывалось прекрасно. Конни также работала в коммерческой фирме, и казалось, что она может дать ему шанс преуспеть в бизнесе. Прежде чем Конни уехала, они договорились о новой встрече. Весьма скоро квартира Конни в Хайгейте заменила Дрейтон-Гарденс как временное пристанище Кима в Лондоне. Их роман длился, в той или иной степени, до тех пор, пока он не уехал в Бейрут в 1956 году…

Ким все еще проводил большую часть времени в своем доме с Эйлин и их пятью детьми. Их брак потерял былую прочность начиная еще со Стамбула, и если бы он не встретил Конни, то, без сомнения, встретил бы кого-нибудь еще. Это само по себе не изменило того факта, что именно мы с Мэри, пусть и неумышленно, представили Кима и Конни друг другу, и в наших отношениях с Эйлин, которую мы всегда любили, появилась нотка фальши… Редкие уик-энды, которые мы вместе проводили в Рикменсуорте, оставляли довольно грустный осадок. Мы, конечно, до сих пор ощущали там дружеское гостеприимство, и нам по-прежнему приходилось забираться в постель, переступая через игрушечные автомобили и складные «лягушатники», но теперь у нас было явно меньше поводов для смеха. К тому же, когда разговор на профессиональные темы был, по сути, исключен, осталось намного меньше общих тем для беседы. Я не мог обсуждать с Кимом дела СИС — даже то, как поживают его бывшие сослуживцы. Он тоже старался не касаться этой темы. А ведь долгие десять лет, пока мы вместе работали в СИС, нам всегда было о чем поговорить: не только о любимой работе, но и о своих коллегах и знакомых, разбросанных по всему миру, с которыми мы поддерживали контакты. То, что тогда у нас не было общих сугубо личных тем, не имело никакого значения.

В других источниках я прочитал, что в этот период он сильно пил, но у меня такого впечатления не сложилось. С одной стороны, на выпивку требовались немалые деньги. Прежде всего за эти годы моих нечастых посещений семейства Филби мне запомнились маленькие дети: пятеро детей Кима, наш собственный ребенок и еще дети наших соседей. Везде царил шум и гвалт, однако дети все-таки были под пристальным надзором и воспитывались надлежащим образом. При всех проблемах и невзгодах, свалившихся на семью, Ким и Эйлин были хорошими родителями. Дети имели для Кима огромное значение. У меня сложилось ощущение, что, если бы не эти пятеро, он, возможно, уже тогда перебрался бы в Россию. Это не представляло больших трудностей. Ему ведь не запретили выезжать за границу. В своей книге он пишет, что в 1952 году посетил Мадрид в качестве внештатного журналиста (я этого не помню, но, видимо, в то время я все еще находился в Германии). Позже, если мне не изменяет память, он вылетел в Триполи по делам коммерческой фирмы, а в 1954 году взял Конни на Майорку, где они остановились в доме Томми и Хильды. В своей книге он пишет, что рассматривал несколько вариантов бегства именно в тот период. Он упоминает о плане, первоначально разработанном для Америки, но требующем лишь незначительных модификаций, чтобы он годился и для Европы. Не думаю, что здесь требовалось какое-нибудь скрупулезное планирование. Он мог бы с имеющимся британским паспортом выехать в какую-нибудь западную страну, имеющую воздушное сообщение с советским блоком, а оттуда после посещения советского посольства или, возможно, офиса «Аэрофлота» и получения визы отправиться прямиком в Москву, Прагу или в другое место. Все, что нужно было заранее подготовить, — так это правильно объяснить в посольстве, кто он, собственно, такой. Кто мог воспрепятствовать такому плану бегства на любом его этапе?

Свою работу в экспортно-импортном бизнесе он через несколько месяцев оставил, и потом больше двух лет у него не было постоянной работы. Лишь иногда, крайне нерегулярно, он зарабатывал кое-что как внештатный журналист. В какой-то момент у него возникли надежды на то, что ему предложат работу над сценарием кинофильма — о первобытных людях. «В этой задумке привлекала одна деталь, — сказал мне Ким. — Не думаю, что раньше снимался фильм, в котором участвовали абсолютно голые мужчины и женщины». Говорят, в фильме был задействован кто-то из весьма известных актеров, и у Кима состоялось несколько собеседований, однако в итоге из этой затеи ничего не вышло.

Ким начал проводить все меньше и меньше времени в своем доме в Рикменсуорте, да и мы с Мэри наведывались туда все реже. Мы продолжали иногда встречаться с Эйлин, однако отчасти это происходило потому, что наша дочь посещала детский сад, в который в разное время ходили и трое детей Филби: Томми, Миранда и самый младший, Гарри; третье поколение Филби и Милнов вместе ходили в школу. Но мы также встречались с Конни и Кимом в Лондоне. Между нами постепенно возникло некоторое отчуждение. Непосредственная причина тогда, как и сейчас, была неясна. Однако главное, видимо, заключалось в том, что мы виделись и с Кимом, и с Эйлин, иногда вместе, но обычно отдельно, и оказывались во все более удручающем положении. Вскоре, впрочем, наша с Кимом размолвка неожиданно уладилась, мы встретились и пропустили по стаканчику. В тот день он говорил исключительно о личных делах и его растущем отчуждении от Эйлин. Я спросил, не подбросило ли здесь масла в огонь дело Бёрджесса — Маклина. Напротив, ответил Ким, оно помогло на некоторое время уладить разногласия.

Приблизительно в 1954 году их семья переехала из Рикменсуорта в Кроуборо, графство Сассекс. В их новом доме мы с Мэри побывали несколько раз. Мое пребывание в Лондоне близилось к концу, и мы готовились к переезду в Берн. Летом 1955 года мы устроили прощальную вечеринку, на которую пригласили Кима и Конни. Вообще, роман у них получился крайне неудачный. Не только Ким, но и, к нашему удивлению, Конни вела себя как-то очень натянуто. Меня это напрягло, и тогда единственный раз в своей жизни я вышел из себя и накричал на Кима. На следующий день они снова пришли к нам, очень сокрушались по поводу своего странного поведения, и в итоге мы обратили все это в шутку.

Худшее в непростом периоде его жизни теперь вроде бы осталось позади, но потом вдруг обнажились подозрения, которые долгое время никто открыто не высказывал. Все началось со статьи в The People в сентябре 1955 года, в которой советский перебежчик Владимир Петров заявил, что Бёрджесс и Маклин были советскими агентами еще со времен Кембриджа. Они, по его словам, сбежали в СССР, чтобы избежать ареста. Правительство было вынуждено выпустить давно обещанную, но не слишком информативную Белую книгу[34]по этим двум людям. На Флит-стрит ходили слухи о Третьем человеке, который якобы их предупредил. Кульминация наступила 25 октября, когда полковник Маркус Липтон, член парламента от Лейбористской партии, выступая в палате общин, впервые открыто назвал имя Кима Филби. Мы с Мэри как раз собирались уезжать в Швейцарию. Мы пообедали с Кимом в ресторане и отвезли его на квартиру его матери в Дрейтон-Гарденс, которую несколько дней осаждали репортеры. Ким попросил, чтобы мы высадили его позади здания, чтобы он мог подняться наверх по пожарной лестнице. Для человека, испытывающего сильнейший кризис в жизни, он вел себя необычайно спокойно и даже весело. Мы уже были в Берне, когда Гарольд Макмиллан сделал свое памятное заявление в палате общин: «У меня нет никаких оснований полагать, что мистер Филби когда-либо предал интересы нашей страны».