Читать книгу "Библия в СМСках - Ая эН"

– Дойти до того, чтобы вытянуть у меня из кармана телефон, потом рыться в моей сумке и звонить по моему мобильнику сыну!

– Из какого кармана, помилуйте, Вер Игнатьна! Вы его тут забыли!

– Я никогда! Его! Не забываю!!!

Вигнатю трясло от возмущения. Она уже не помнила, что конкретно услышала минуту назад. То ли Любка ответила сыну, что, мол, да, мать свихнулась, то ли что не совсем свихнулась. То ли Макс уехал к этой своей девке в Москву, прости Господи, то ли по делам – какие дела, что может быть важнее Бога? – но не в Опалиху, не за домом смотреть. То ли Ева совсем не читала Библию, а обманывает с помощью брата, то ли читает в каких-то эсэмэсках, чтобы отмазаться от свихнувшейся старухи… Внуки ладно, от них она и не ждала ничего хорошего… Но Люба, Люба, друг семьи! Тьфу!

Вера Игнатьевна стала шипеть гадости, а потом орать. Люба в голос разрыдалась.

– Тише вы, малышей побудите! – цыкнула на них высунувшаяся меж перегородок тетка. – Стыдились бы! В святое место приехали, а хуже детей неразумных!

Тетка скрылась. Вигнатя вновь перешла с крика на шипение. Любуня пыталась объясниться, но без толку.

– Вер Игнатьна, я надеюсь, что ваш сын может сказать, что…

– Надеешься?! Будь ты проклята со своей надеждой, воровка! – прошептала пересохшими губами Вигнатя, сунула в карман мобильник (собственно, она за ним только и возвращалась), схватилась опять за сердце и ушла то ли к мощам, то ли на службу. А Люба, всхлипывая и держась за живот и за стены, отправилась еще раз по нужде.

Ночь Любе облегчения не принесла. Живот прошел, но душа болела, и уснуть не было никакой возможности. Вера Игнатьевна, приняв любимые таблетки, задавала праведного храпака. Через подушку, за безмолвной Надеждой, ее было не видно, но отлично слышно. Справа от Любуни мягко и почти блаженно улыбалась во сне Тоня. За перегородкой возились выспавшиеся днем дети. В окно светил фонарь, затмевая далекую Луну. «Господи, – подумала Люба, – Господи, неужели Ты есть? Ведь есть же Ты, а?»

В первом часу, устав сдерживать слезы и вертеться на жестком, Люба выползла пройтись. Вечером крапал осенний дождь, но сейчас он кончился. С листьев иногда ветер срывал холодные капли, а порой и листья срывались вместе с каплями. Осень.

Люба вышла за ворота и побрела по единственной дороге, которую знала – к Храму. Никакой особой цели у нее не было, «в церкву» она не собиралась. Скамейки на ее пути попадались, но они были мокрые, да и сидеть не хотелось. Никогда в жизни ее никто не проклинал, и вот, дожили… Странно и, главное, ни за что, рушилась жизнь. Куда теперь ехать, куда податься? Хоть в реку с обрыва, так ведь грех… Куда?

Старшая дочь, Мария, в Смоленске, муж попивает, дети с ними, двое, в двух комнатах, да и что матери к Маше, с которой весь контакт – пять звонков год? Помоги, Господе, рабе твоей Марии нести свой крест и радоваться тому, что дети здоровы-живы, и мужик в доме какой-никакой, и с работы не гонят…

Средний, Тимоша-Тимофей, солнышко многострадальное, то с ним одно приключалось, то другое… На юге он прижился, в Украине, в селе, на здоровой пище, и слава Николаю-заступнику, что цел, что жив, что жена опять же, и дети, пусть не все свои, жёнины, пусть не всё в лад, ну так что, не может же всё быть в лад? Помоги, Господи, рабу твоему Тимофею, пошли здоровья его организму, подкошенному многими хворями, дай много покойных лет моему солнышку… И детям его, и своему, и принятым, здоровья и радости пошли…

Младшая доча, Наденька-Надёха, и совсем далеко от Москвы, у нее Любуня ни разу и не была даже. Благослови, Богородица, дочь мою Надежду, красавицу и умницу, дай ей…

– Тетенька, вы тут Сатану, случайно, не видели?

– Что, мальчик? – встрепенулась, отвлеклась от просьб Любуня.

– Кот мой, Сатаной зовут, пропал, – мальчику было лет десять, от силы одиннадцать; куда только родители смотрят, ночь ведь.

– Что ж ты его так обозвал? – удивилась Люба. – Нет, не видела.

– Это не я, это паломники. Я его Сократиком назвал, но прижилось – Сатана.

Мальчик пошел рядом.

– Иди-ка ты домой, парень, – сказала Люба. – Кот нагуляется и вернется, а родители твои уж в милицию небось звонят, и по больницам.

– Не звонят, – возразил мальчик. – Папа по соседним улицам ищет, мама дома с сестренкой…

– Вместе с папой и ходил бы, – Люба остановилась, заправила под платок выбившуюся прядку. – Безопаснее.

– Тут у нас место спокойное, – опять возразил мальчик, – тут божьи люди только, маньяков не бывает… Тут только Сатане опасно ходить.

– Почему?

– Прибить могут!

– За что ж божьим людям кота прибивать? – Люба опять остановилась, поправила прядку с другой стороны. – Не взаправду же он Сатана, прости Господи!

Люба на всякий случай перекрестилась.

– Так он же черный!

– Ааа…

– Потому его Сатаной и обозвали.

– Ясно.

Мальчик шел рядом. «Будь ты проклята со свой надеждой», – вертелось в голове у Любуни…

– Его уже пробовали прибить, было дело. Мы ему ошейник потом купили и на шлейке водить стали. Он сначала смирный дома сидел, помнил урок. А по весне загулял.

– Ну так и сейчас, наверно, гуляет, – сказала Люба. – Котам что весна, что осень… Гуляет.

– Не, – покачал головой мальчик. – Сейчас не. Я точно знаю. Искать его надо.

Люба хотела сказать, что, беседуя и прогуливаясь по тропинке, кота не найдешь, но тут мальчику позвонил папа.

– Яне, а ты?…Чо?…А где?…Ладно, ладно!

Дождь шел. Или не шел. Какая разница? Дождь висел в воздухе.

– Нашли кота? Что отец сказал?

– Не, завтра с утра будем искать. Сказал, стой, где стоишь, приду сейчас.

Они стали стоять вместе. «На Тимошку моего похож…» – думала Люба,

глядя на мальчика.

– Папа сказал, коты иногда подолгу загуливают, – вздохнул мальчик.

– Правильно сказал, – кивнула Люба.

Наконец вдали появился отец, покричал сына. Мальчик шепнул Любуне «Пока!» и убежал. «За пока бьют бока!» – вспомнилась Любуне присказка, которую любила повторять старшая, Мария. Дай ей, Господи, достатка хоть какого, ну дай, что Тебе стоит? Ведь есть же Ты, ведь можешь?

Любуня опять стала думать о сегодняшней нелепой ссоре с Вигнатей. Может, дети-американцы позвонят еще раз, растолкуют, объяснят, как все было, и Вигнатя поймет, и они помирятся. Куда ей ехать, к кому? Трое взрослых детей, а ехать не к кому…

Люба рассеянно брела к храму. Дождь был, как Бог: то ли был, то ли нет; то ли везде вокруг, то ли кажется.