Читать книгу "Шепот черных песков - Галина Долгая"

Слуги уже устроили кострище перед уходящими вниз ступеньками, упирающимися в кирпичную кладку, сложенную без раствора, но закрывающую вход в широкую могилу. Кудим украдкой посмотрел на мать. Не иначе, и ей там было приготовлено место. Сердце кольнуло. Как же поздно он пришел! Как хотелось ему посмотреть в глаза отца, хоть раз… увидеть того верблюда, найти то согласие с судьбой, которое, как ему казалось всю прошлую жизнь, он сможет обрести только здесь, только… но не было смирения в его сердце, не появилось, не случилось чуда! И вдруг Кудима прошиб пот. Как не случилось?! Вот же его мать! Он видит ее! Слышит! Чувствует ее любовь, и не на расстоянии, а рядом!

Кудим упал на колени между могилами верблюда и отца. Он закрыл лицо, пытаясь собраться с мыслями, успокоить свое сердце, найти лучик радости в нем.

– Ничего, сын, ничего, все хорошо будет, ты обретешь покой, нужно только время…

Цураам видела больше, чем согбенную спину сына. Она чувствовала его смятение и просила Иштар даровать ее мальчику счастье, которое он заслужил.

– Я не помню белого верблюда, – вдруг сказал Кудим. – Я хотел его увидеть… я видел других верблюдов, а белого нет.

– Да, белый верблюд – это редкость! И ведь в его потомстве тоже не родилось ни одного белого! – посетовал Ахум, ставя перед могилой верблюда чашу с водой и поглядывая на мать. – Люди говорят, Цураам прокляла его…

Кудим удивился.

– Почему?..

– У нее спроси. Нам она не рассказывает, – Ахум уложил рядом с чашей охапку колючих трав и перешел к могиле отца.

Цураам уже сидела перед ступенями в своей обычной позе – поджав одну ногу под себя, а другую обхватив руками. Слуга накрыл жрицу с головой плотным льняным покрывалом. Солнце пекло неимоверно, а в округе, куда ни глянь, не было видно ни одного хоть самого захудалого деревца. Даже саксаул здесь не рос. Все вырубили еще до строительства города.

Цураам не ответила на замечание старшего сына. То ли не считала это нужным, то ли ушла в свои думы. Кудим не решился спрашивать, но понял, что его мать всю жизнь ненавидела белого верблюда. От этого стало легче.

Пока слуги готовили церемонию почитания духа ушедшего вождя, Ахум заговорил о верблюде Кудима.

– Твой друг сказал, чтобы верблюда заклеймили. Какое тавро поставить? У тебя есть своя метка?

– Нет, у меня никогда не было того, на что ставят метки. Да и не нужен мне верблюд. Пусть им владеет Дамкум, – Кудим улыбнулся, вспомнив друга, который сейчас веселил горожан, распевая свои песни и стуча в новый бубен, подаренный вождем, спрятав свой старый на всякий случай. – У Дамкума с этим верблюдом свои отношения!

– Что ж, как скажешь, брат. Вернемся, прикажу, чтобы сделали клеймо твоего друга.

Разговор братьев оборвался на полуслове песней Цураам. Она приняла хаому и теперь покачивалась из стороны в сторону, вознося хвалу богам. В ее тихой песне звучала просьба о милости к достойному вождю своего племени, к ее мужу и отцу ее детей.

Ахум и Кудим тоже отпили напитка жрецов из носика пузатого сосуда без ручки, который слуги поднесли им с особым почтением. Кудим впервые испил хаому, и его разум, еще не знающий влияния дурманящих соков конопли и эфедры в смеси с настоем семян ячменя и кислым молоком, освободился. Ни жара, ни мысли, которые не оставляли его в этот день – ничто больше не заботило ювелира. Он погрузился в совершенно иной мир. Возвышение могилы, спина матери, стена крепости, все люди, которые были рядом, словно растаяли, превратились в мираж, расслоились, как воздух пустыни. Кудим видел пугающий простор сухого такыра, уходящего далеко за горизонт. И земля, и небо окрасились в серый цвет, до того унылый, что первым желанием было бежать. Кудим дернулся, но его тело не слушалось, мышцы обмякли, ноги потеряли силу. И вдруг, как наяву, Кудим увидел, как разверзлась земля, и в образовавшемся проломе показалась тщедушная фигура отца. Персаух, сидя на смертном ложе, склонил бритую голову перед сыном. Сильный порыв ветра подтолкнул Кудима сзади, и в мгновение ока он оказался рядом с отцом. Их лица сблизились. Глаза Персауха – большие, выразительные, с красными прожилками в уголках – смотрели в глаза сына, сухие губы шевелились. И Кудим почувствовал нечто, что взволновало его, как никогда.

– Он хочет пить… отец просит воды!.. – Кудим еле разомкнул рот, чтобы произнести слова. Он сам слышал, как они тягуче стекают с его губ, и, как пролитая в песок вода, бесследно исчезают в могиле.

Ахум наблюдал за братом, не вмешиваясь, но приглядываясь к выражению лица Персауха. Ахум умел контролировать себя и различать происходящее на земле и за чертой, разделяющей жизнь и смерть. Когда он понял, что дух отца признал в ювелире своего младшего сына, он встал между матерью и братом, оградив его от ворот в царство Эрешкигаль и предоставив Цураам бродить там, куда вправе попасть только избранным.

Очнувшись, Кудим увидел, как Цураам поникла, опустив голову на грудь. Он протянул руку, желая поддержать мать, но брат остановил его. Никто не мог мешать старой жрице общаться с духами в их мире, даже сын.

– Мы с тобой пойдем, – шепнул Ахум, и его слова с трудом просочились в уши Кудима, все еще витающего в междумирье, но теперь уже только мыслями, – за мать не беспокойся – за ней приглядывают.

Ноги плохо слушались, но Кудим старался не отставать от брата. Он только оглянулся на мать, и в тот момент Цураам вскинула руки, покрывало с ее головы соскользнуло. Ее голос возвысился.

– Идем, брат, идем, – Ахум приобнял Кудима, уводя его. – Она разговаривает с отцом.

– О чем?

– Мало ли, – неопределенно ответил брат, – те, кто там, знают больше нас, могут помочь советом, если уметь слышать.

Туман в голове наконец рассеялся, и Кудим снова почувствовал твердую почву под ногами. Сухая от зноя, на поверхности глина превращалась в пыль. Случайный ветерок то там, то здесь вздымал ее, закручивая в тонкие воронки. Они носились по улицам и площадям, бывшими в это время дня безжизненными. Люди прятались от горячих солнечных лучей под крышами домов и под открытыми ветрам навесами. Но ветер не мог остудить летнего зноя, напротив, он обжигал лицо. Только у воды еще можно было почувствовать прохладу, но Мургаб тонким ручейком протекал в стороне, и в городе Белого Верблюда царила пустыня.

– Почему вы остановились здесь? – поинтересовался Кудим. – Здесь нет воды…

– Когда мы пришли – вымотанные долгим переходом по пустыне, вода была. Отец хотел вести нас дальше, но люди решили остаться здесь. Тогда еще не было зноя, Мургаб широко растекался над песками, его берега были зелены. Отец после жалел, что не настоял на своем. Но, с другой стороны, мы остались независимыми, когда пришли остальные племена. Кому нужны такие земли?!

– Мда… А как отец умер?

– Не проснулся утром. В те дни он плохо спал, мучимый нелегкими думами. Засыпал на рассвете. Так и в тот день. Мы не будили его. Забеспокоились, когда солнце склонилось к зениту. Цураам говорит, что отца гордость погубила …