Читать книгу "Лучшие в мире ученики, или Как научить детей учиться - Аманда Рипли"

– Некоторые дети просто не могут сдать тест хорошо. И это ужасно несправедливо по отношению к ним! – сказал руководитель отдела среднего образования газете «Tulsa World».

То, что у школьников было много возможностей, включая выполнение проекта вместо сдачи теста, ее не успокоило.

Когда Ким завершила свой первый учебный год, вернувшись в Америку, США были седьмыми в рейтинге Всемирного экономического форума по глобальной конкурентоспособности. Это был действительно очень высокий показатель, хотя за последние 4 года он снизился. А какая страна стояла третьей? Маленькая далекая скандинавская страна с небольшими ресурсами, не считая того, что местные жители называли словом «сиису».

Первокурсник в Америке

Вернувшись в Геттисберг, Том установил для себя строгую норму: читать в день по 100 страниц. В то лето он впихнул в себя Мишеля Фуко, просто чтобы проверить, справится ли. Он бросил курить. Но все же ему не хватало прогулок по улицам большого города и тепловатого польского пива с друзьями в час заката над Вроцлавом. Том хотел пригласить друзей в полночь сразу после возвращения, и его родители подумали, не спятил ли он. Он хотел посидеть в кафе, но геттисбергские кафе закрывались рано. Он попросил маму, главного государственного защитника Геттисберга, купить ему пива, но она сказала «нет».

Той осенью Том покончил с книгами и футболками инди-группы и переехал в город Покипси, штат Нью-Йорк. Попав в Колледж Вассара, он поселился в старом кирпичном общежитии с остроконечной крышей, стоящем посреди поросшего травой двора. Его сосед по комнате украсил стены рождественскими гирляндами и тибетскими молитвенными флагами. Том, как и планировал, записался на семинар по Вирджинии Вулф и стал встречаться с девушкой, жившей по соседству.

Начались занятия, и… он понял, что не настолько хорошо подготовлен, как думал. 4 из 10 студентов Вассара посещали частные школы, включая элитарные пансионы Северо-Востока. Они анализировали тексты с легкостью, какой он не обладал. Они ссылались на греческую мифологию, а Том не улавливал, о чем идет речь. Один студент рассказывал, что «Комната Джейкоба» начинается «in media res», как будто все понимали, что это значит. Они читали Вергилия, а он нет. Это нервировало.

В это же самое время в 800 милях от него Эрик испытывал противоположное чувство. Он переехал в Чикаго – в университет Де Пола. Прожив год в Корее, он понял, что лучше всего чувствует себя в шуме большого города, там, где можно поесть суши в 4 утра. Он собирался изучать политику и философию. Но той осенью он обнаружил нечто удивительное: он был подготовлен слишком хорошо! Эрик скучал. Сидя в аудитории Де Пола над пустой тетрадью, он ощущал себя воздушным шариком, теряющим высоту. Эрику довелось прочесть письменные работы своих сокурсников: многие не знали, как излагать доводы или ясно доносить мысль. Работы были несвязны, а грамматика бедна. И дело не в том, что эти студенты не хотели или не могли написать лучше, а в том, что их никто этому не научил.

Эрик нашел другие занятия, которые понравились ему больше. Он исследовал Чикаго. И подумывал о переводе в другой колледж. Если это ему удалось в Корее, то, может, в Америке тоже получится.

Что касается Тома, тот легко освоился: он читал Вергилия. Он нашел в словаре выражение in media res и узнал, что на латыни оно значит история, начавшаяся с середины. Он все быстро схватывал и к весне начал писать работу о древнеримском поэте Катулле. Он понял, что все их шуточки – чушь и что ему нужно изучать разговорный язык.

Но он представлял себе, что могло бы быть иначе. Если б мама с папой не брали его каждую пятницу в «Barnes & Noble», если б он не глотал книги, то мог бы и не выработать привычку к ежедневному серьезному чтению. Как он понимал, без этой привычки «Вассар», несомненно, раздавил бы его. Видимо, не имело значения то, что он изучал английский язык в Геттисбергской средней школе. Видимо, не имело значения то, что он получал хорошие оценки. Ему нужно было учиться серьезнее, чем предлагалось в школе. К счастью для него, он сам это понял.

Кореянка в Нью-Джерси

Летом 2011 г. семья Дженни переехала в центральный Нью-Джерси. Как и Ким, ей оставалось еще два года до окончания американской средней школы. Школа была гораздо более гуманной, чем в Намсане: уроки были легче, а учителя и одноклассники расслабленнее. Но были и сюрпризы.

Осенью во время первого теста по алгебре девочка, сидевшая с ней рядом, пожаловалась, что не понимает одну задачу. И тут учитель на глазах у всех подробно объяснил ей, как решать задачу, – во время теста!

Дженни онемела. Интересно, как эта девочка будет сдавать SAT без учителя? Потом учитель помог еще одному ученику. Дженни сделала большие глаза. Видели бы это ее корейские друзья!

Но ее ждал еще один сюрприз. Той весной Дженни узнала, что дети всей Америки сдают в школе «Президентский тест по фитнесу». Он проводится несколько десятилетий, и требования всегда почти необъяснимо высоки: за 8 минут пробежать милю, за минуту сделать 44 приседания, мальчикам подтянуться 13 раз, девочкам 25 раз отжаться. Ее разряд по гимнастике не учитывался. Школьники и учитель физкультуры готовились к этому серьезно, как к настоящему тесту.

Дженни это казалось невероятным. 25 отжиманий – не шутка. Почему такие высокие требования? И почему при таких требованиях в Америке так много тучных людей?

В Корее Дженни сдавала подобный спортивный тест, но требования там были ниже. На то, чтобы пробежать милю, отводилось 9,5 минуты. И результаты никого не волновали – дети просто шли по беговой дорожке. Их волновал тест по математике.

Дженни была уверена, что сдаст тест по фитнесу: она знала, что умение соответствовать высоким требованиям в основном зависит от упорства.

Белки в колесе и дети-алкоголики

Вернувшись в США в конце учебного года, я долго пыталась осмыслить то, что увидела. Я была поражена тем, сколько существует общих проблем. Везде учителя жаловались на тесты, директоров и родителей, родители же переживали за детей и плохо понимали, что творится в школе, политики сетовали на профсоюзы, профсоюзы – на политиков.

А дети везде оставались детьми: у них были любимые и нелюбимые учителя, они играли в видеоигры, писали эсэмэски на уроках и смотрели телевизор… А больше всего они различались серьезностью отношения к учебе. И уровень самоотдачи колебался, как кривая ЭКГ, в зависимости от места проживания ребенка.

Почему им не все равно? Ким задала этот вопрос в Финляндии, сведя изыскания до одного предложения. Навестив ее, я стала подозревать, что ответ был довольно прост: они серьезнее относились к учебе, потому что она и была серьезнее. А серьезнее она была потому, что все считали, что она должна быть такой.

В Финляндии, Корее и Польше существует единое мнение, что дети должны учиться мышлению более высокого порядка, чтобы преуспевать в жизни. Это единодушие порождено кризисом: экономическая необходимость мобилизовала способности народа так, как никогда бы не мобилизовали благие намерения. Этот консенсус в отношении требовательности изменил и все остальное.