Читать книгу "Борель. Золото - Петр Петров"

В железной руке Арлахи ослепительно сверкнул кинжал, но в то же мгновение от толчка Гурьяна отлетел в сторону.

С берега послышались свистки полицейских.

Только это и удержалось в памяти парня, потерявшего сознание.

Глава третья

1

За дверями грузно стучали тяжелые сапоги. В дальней комнате сорочьими голосами стрекотали пишущие машинки. Контору заполняли люди в широких шароварах, в брезентовых спецовках, перехваченных пламенеющими красными опоясками. На лицах шахтеров не смылся еще летний загар. Люди требовали работы, продовольствия, квартир. И это мешало работать директору.

Из треста еще не было ответа на ходатайство рудничной парторганизации против приостановки работ. Но директор готовился к зимним кампаниям. Один из первых шахтеров, он так же, как и рабочие, не хотел слышать об окончательной ликвидации прииска. Две тысячи горняков ждали от него спасения Улентуя.

Сквозь позлащенные солнцем окна директор смотрел на приплюснутые избушки и палатки старательского стана, на развернувшуюся к реке долину.

Осень вплетала в увядающие травы золотые нити.

Рудник окружали темнеющие хвойными лесами сопки. Поселок всполошными криками будоражили разжиревшие за лето галки.

Директор повернулся от окна на топот шагов. Высокая голубоглазая женщина в темно-синем жакете и серой шляпе положила на стол документы и пытливо глянула на директора. От неожиданности долго не могли начать говорить.

— Вы ко мне? — наконец спросил он.

— Да… Я — инженер, и командирована сюда трестом.

Директор улыбнулся. Нежно-розовые ямочки на щеках приезжей и этот грудной высокий голос чем-то давно забытым тревожили сознание. Солнечный луч заслонял лицо женщины, и директор щурил глаза.

— Ликвидировать или выправлять нас приехали? — спросил он.

— Нет… почему же. Ликвидация не в моем духе…

Протяжно заныл телефонный звонок. Директор взял трубку, сказал приезжей:

— Дела передайте в сектор кадров Самохватовой, а поговорим мы основательно завтра. Вы по какой специальности?

— Я геолог, а за границей знакомилась с устройством обогатительных фабрик.

— Вот, хорошо. Где там работали?

— Была почти везде, но основательно практиковалась в Трансваале на руднике Робинсона.

— Нам как раз такие специалисты сейчас и нужны.

Мелькнувший профиль и неутратившая девичьих форм фигура женщины-инженера опять показались директору близкими.

Он проводил глазами приезжую и опустился на стул. Нужно было вытеснить из озабоченной памяти сегодняшнее, неотложное, чтобы вернуться мыслью к прошлому, давно унесшемуся в половодье бурных лет, к сгоревшим, расплавленным жаром борьбы дням. Он морщил коричневую кожу лба. И вдруг оторвался от стула.

«Неужели?»

Клубок воспоминаний незаметно для самого распутался.

Был вьюжный трескучий морозом вечер. Улицы большого города, кривые старомодные улицы, дерзостно полыхали красными знаменами. Улицы не вмещали ревущего людского потока. И девятнадцатилетний Гурьян впервые услышал непонятные, зовущие слова:

…Отречемся от старого мира…

Гурьян был одинок, не имел пристанища, не знал, куда пойти. Больничная сиделка сунула ему в руку бумажку с адресом и захлопнула дверь. Парня одолевала слабость, от нее дрожали ноги. Робко постучался в богатую городскую квартиру, и здесь неожиданно был встречен как земляк. Здесь же он узнал о гибели девушки, похожей на Таню. Учитель помог Гурьяну устроиться на работу, а взвихренные революцией дни подхватили парня на могучие крылья. И он, как многие, прошагал с героическим поколением поля и взгорья революционных боев. Но город и армия, давшие школу революционной и трудовой выучки, не удержали. Найденный с Митрофаном Улентуй пригодился в двадцать третьем. Первый разведчик, освоитель и шахтер, Гурьян в течение десяти лет выдерживал новые сражения за жизнь рудника и особенно теперь, когда старая администрация и значительная часть технического персонала готовили его на консервацию.

«Неужели она?»

Директор нажал кнопку звонка. В кабинет легко вбежала краснощекая девушка. Она была невысока ростом, но крепко сколочена. Из-под легкой кофточки девицы внушительно бугрились мускулы.

— Что, Гурьян Минеич?

Она забросила назад тяжелые темные волосы и смородинами немного узких глаз остановилась на лице директора.

— Документы нового инженера у тебя, Катюша?

— Женщины-то? Да…

— Как ее зовут?

Под ногами девушки заскрипели рассохшиеся половицы.

Она быстро вернулась и распахнула папку.

— Ее зовут Татьяной Александровной.

— А фамилия?

— Вандаловская…

Директор торопливо перелистывал бумаги. На двух документах стояли заграничные штампы.

— Значит, не та…

Катя заулыбалась. А он, поняв свою опрометчивость, начал торопить:

— Нужно сейчас же, Катюша, наладить ей квартиру… Она куда ушла?

— Сидит в техническом бюро с Антроповым и главным инженером, — девушка выставила тугие припухлые губы. — Но я не знаю, Гурьян Минеич, как и быть. Вы сами видите, как у нас с жилплощадью…

— Посмотри, пожалуйста, свободную комнату в помещении лаборатории и распорядись, чтобы приготовили ее почище. Это нужно скорее.

2

По стародавним отвалам желтел увядающий обильно засевший пырей. Сухими дудками шумел обклеванный ветрами коневник. Хребты разрубала глубокая безлесная падь. Падь шла от сопок к долине, а по кромкам ее чертили склоны нехитрые старательские шурфы. Старатель не лез на вершины гор, уступая место шахтам, он искал россыпное золото там, где почва мягче.

Так же десять лет назад Гурьян был уверен, что золотоносные месторождения в россыпях сосредоточены только у подножия хребтов. Но теперь по его же почину была снесена на слом памятная охотничья избушка. На месте избушки кривился обветшалый копер первой шахты, уже выработанной и заброшенной. На шахту теперь смотрели с таким же безразличием, как на уходящую от поселка тайгу, злобствующую по ночам голосами зверей.

Россыпи уступили здесь первенство рудам. Центральная шахта «Соревнование» пробита на самой вершине увала. По высеченной уступами дорожке Гурьян поднимался на хребет. Внизу крутоплесая река Улентуй путала петлями нетронутую долину. Влево по извилистой, до лоска укатанной дороге жестко скрипели нагруженные рудой таратайки. Приземистые битюги скупо и размеренно переставляли ноги, упорно оседая круглыми задами на несокрушимые шлеи. Лошади и отвозчики, казалось, сливались в одном опасении, как бы не случилось очередной аварии. В этих дорожных петлях не один раз увечились люди и кони.