Читать книгу "Дом с химерами - Инна Бачинская"

Ее волосы щекотали ему шею, он почувствовал тонкий и нежный запах ее духов… Он был ему знаком. Он вспомнил, как ночью лежал в своей келье, прислушивался, вяло думал, перебирал события своей жизни. Бывшая жена Хайди, умная, добрая, настоящий друг, они прожили вместе шесть лет, все эти годы его не оставляло ощущение временности происходящего и близких перемен. Она тоже чувствовала его настроение и, когда встретила одноклассника, не колеблясь, ушла к нему и через год родила мальчика. Они назвали сына Готтлиб – как она объяснила ему, это немецкая версия имени Глеб, и пошутила: «Двух самых близких мне людей зовут Готтлиб». Готтлиб – любимчик Бога. Не похоже что-то. Наверное, он все-таки Глеб – от «глыба». Хотя и на глыбу он не сильно тянет. Ни тебе любимчик Бога, ни тебе глыба. Недоразумение, которое никак не может прибиться к берегу – перманентно болтается между. Фигляр и есть. И вдобавок еще дурацкая история с домом… Притягивает он всякую бессмыслицу и нелепость, что ли?

Глеб со страхом гнал от себя мысль о том, что возвращаются его навязчивые состояния, тоска и депрессия… Взгляд скользнул по широкому ремешку часов – под ним белый шрам. Да-да, было и такое в его жизни. Попытка суицида и навязчивые состояния, как записано в медицинской карте.

Ляля Бо все еще щекотала его щеку душистым локоном. Приятный запах…

– Ты счастлива? – неожиданно спросил он.

– Нет! – не задумываясь, ответила она. – Лицедей должен выходить замуж и жениться только на лицедее. Мы другие, и понять нас может только такой же, как мы сами. Это в генах. В Средние века такие, как мы, колесили по городам и весям, потешая народ, любили, рожали и умирали в дороге… Это в генах.

– Виталий говорил, ты полгода назад вышла замуж.

– Достаточно недели, чтобы понять.

– Зачем тогда?

– А куда деваться? Пока молодая… У него квартира, а у меня «Приют», я спала и видела, как бы убраться отсюда подальше. И зарплата никакая. Героев нет, Глебушка, повывелись, как тараканы. А у него квартира в центре, четыре комнаты, нехилый заработок, и у меня наконец свой угол. Это был классический брак по расчету.

– Чем же он плох?

– Всем хорош, я не жалуюсь, но ведь и любовь нужна – как без любви? Ревнив, правда. Его бы воля – меня на ключ, а на окна решетку. С его точки зрения, все актрисы шлюхи. Я на него не рассчитываю – рано или поздно поймет, как лопухнулся, наиграется, – откладываю кое-что на будущую жизнь, ребеночка хочу родить…

Они разговаривали шепотом, пока остальные строили планы спасения «Приюта»…

– Что это, по-твоему? – спросил вдруг Глеб.

Ляля Бо сразу поняла, что он имеет в виду.

– Черт его знает! Какая-то муть подспудная из глубин. Знаешь, я думаю, дом – вроде резонатора, в смысле, то, что ты прячешь в себе от страха и неуверенности, он выдавливает. Вроде «Соляриса». Это наша муть, генетическая.

– Очень сложно. – Он не мог не улыбнуться. – Любишь фантастику?

– Люблю. Или как летающие тарелки – все верят, но никто толком не видел.

– Никто толком не видел… – повторил Глеб задумчиво. – Кстати, ты не видела здесь женщину? – решился он спросить.

– Женщину? – поразилась Ляля Бо. – Ты видел женщину?! Это что-то новенькое! Где?

– На втором этаже, там есть окно в торце, она стояла напротив.

– Какая она?

– Просто тень, если бы не слабый свет от окна, я бы и не заметил. Высокая, тонкая…

– Один раз? – деловито уточнила Ляля Бо.

– Два. Вчера – второй.

– Это был ее голос! – с энтузиазмом вскричала Ляля Бо. – Я не верю в «Китайскую комнату», слишком прямолинейно и очень по-мужски. Она жила здесь сто лет назад или даже двести и повесилась от несчастной любви, потому что ее бросили. И звали ее… – Ляля Бо на секунду задумалась, – Амалия Шобер! И теперь она бродит по ночам, ищет его!

– Возможно. А в воздухе стоял запах… Приятный такой, вроде твоих духов.

– «Сады Нила», муж подарил. Тебе правда нравится? По-моему, очень сладкий.

– Нравится. Нежный. Как и ты…

Ляля Бо порозовела.

– А что она сделает, когда найдет его? – спросил Глеб, не сумев сдержать улыбку.

– Кого?

– Того, кто ее бросил.

– Смеешься? – огорчилась Ляля Бо. – Вот так всегда, ни капли романтики! Заберет с собой и наконец успокоится.

В этом интересном месте их беседы раздался радостный вопль – появился опоздавший Виталий Вербицкий, и дебаты понеслись с новой силой. Потом компания повела новеньких показывать надгробия, и Евгений Гусев прочитал лекцию о том, откуда они взялись. Догадка Федора Алексеева подтвердилась. Действительно, когда-то неподалеку был монастырь, а при нем кладбище. И уцелевшие надгробия оттуда. Лежат с девятнадцатого года прошлого столетия, а всем наплевать. В этот сад добрых сто лет не ступала нога человека.

– Посадим цветы, – сказал Арик, у которого была дача.

– Можно летнюю сцену, – размечтался режиссер.

– Проклятия старых могил! – кричал Лёня Лаптев, потрясая тетрадкой с планом действий. – Этот гидропарк рухнет, не начав работать! Пригласить «аномальное» тэвэ с аппаратурой!

– Не будет тут гидропарка! – вторил ему Жабик. – Нутром чую! Этот Ваня Золотистый не позволит! Помяните мое слово! Кстати, Валя, продавщица, говорит, что дом проклятый, по ночам в окнах свет горит. Местный люд сюда ни ногой.

– Свет в окнах – это как-то нематериально, – возразил Арик. – Любой может зайти и зажечь свечку. Не доказательство.

– Ага, а привидения, по-твоему, очень материально! – фыркнул Жабик. – Или мой висельник. Какой, интересно, придурок полезет сюда ночью зажигать свечку?

– Эти детишки, музыканты, ничего такого не видели и не слышали, – вспомнила Ляля Бо. – Они так громко играли, что ни одно привидение не выдержало бы.

– Ладно, хватит! – воскликнул режиссер. – Достали уже своими привидениями. Я тут переговорил кое с кем, люди отнеслись с пониманием. Обещают подсобить.

– Ты думаешь, получится? – спросила Ляля Бо, наклоняясь к Глебу.

Тот пожал плечами.

– Не говори никому про женщину, ладно?

– Не скажу.

Потом они обыскали дом – с удовольствием и дурацкими шуточками насчет «Китайской комнаты», китайцев и привидений. Магнитофона не обнаружили. Не обошлось без физических травм. Жабик упал с лестницы, счастливо, правда, – ударился несильно головой и плечом. Он уверял, что его столкнули. Столкнуло что-то – мягко ударило в спину, и он покатился. А Лёня Лаптев прищемил палец чердачной дверью. Руководил «полетами» историк Евгений Гусев. Федор Алексеев участия в них не принимал, был странно нелюдим и рассеян, да и вообще находился снаружи, нарезая круги возле дома – надолго останавливался, руки в брюки, смотрел и думал, сохраняя на лице строгое и сосредоточенное выражение.