Читать книгу "Весь этот рок-н-ролл - Михаил Липскеров"

Концерт был очень клевый. А потом я провожал Кристи домой. Ей было по-прежнему пятнадцать, а мне уже и не помню. И концерт, с которого мы ехали, был уже не Георге Марьяновича, а «Хэви солдиерс» из МАИ, и Дворец был какой-то полуподпольный подмосковный. И лабали они каверы Animals, Doors… Лидера «Солдиерс» звали так же, как и меня, – Джем Моррисон. Ну, имя в России распространенное. Равно, как в Штатах, скажем, Никитин. Концерт был не просто клевый, а CRAZY!!!

В городе уже были самодельные лабы, но ребятишки, которые раньше по дворам играли в этих самых дворах трагические песни о безвременно сгибшем воре, об урке, вернувшемся с войны с победой, с громкой славой, с орденами на блатной груди, о далеко-близкой Колыме, а уж Ванинский порт – рукой подать, начали фигачить рок. И в каждой Baby Let Me Take You Home слышалось: «Стою себе на стреме, держуся за карман», так что отечественный рок-канал не очень, но уже постепенно набирал драйв.

Но «Хэви солдиерс» лабали грамотно. Так что поначалу чинная публика завелась и стала в проходах со своими герлами поплясывать, пытаясь разрешить про себя недоумение насчет распущенности или раскрепощенности. И весь наш дворец засверкал огоньками в расклешенных брюках, и это было почище первомайского салюта. А мы с Кристи сидели, держась за ручки. Ибо, джентльмены, девочка для подобного распутства была слишком юна, а я чересчур стар. А в антракте мы выпили в буфете теплого шампанского, ибо, господа, какой же рок-н-ролл в областном городе с дамой без теплого шампанского. А отдельные меломаны и завсегдатаи кушали коньячный напиток «Арагац» из кофейных чашечек, конспиративно выдыхая в сторону паленый штынк. Потому что, синьоры, какой же рок-н-ролл в областном городе без коньячного напитка «Арагац» в кофейных чашечках. Не водку же жрать! В КОНЦЕРТЕ! Только коньячный напиток «Арагац». Со вкусом и приличествующим случаю достоинством…

Но в основном в Замудонск-Столичном мусора и партийно-комсомольская компания лютовали, и разбойные по духу лабухи на гитарах «Фрамус», клавишных «Ионика» и установках «Премьер» играли «Кибитки», «Мой адрес…», ожидая областную и районную Россию, где будут им, как и принято, накрыты секс, наркотики и рок-н-ролл. Областная молодь ждала их, начищала фиксы, меняла лампочки в клешах, а девичья часть кроила из школьных платьев первые мини и предвкушала, как их юные целки лопнут под напором столичных шершавых. А те, у которых, к их великому горю, выпадали критические дни, с замиранием сердца готовились к смутно слышанному в разных разговорах минету.

А местные мусора по первости не лютовали, дубинками еще не оборудовали, разве только не могли понять, что делать с пляшущими в проходах, а когда прочувствовали крамолу в этом несидении на месте, как положено, было уже поздно пить боржом. Страна моя втянула в себя первые каверы свободы.

А потом мы с Кристи ехали ко мне, в освободивщуюся от умерших к тому времени бабушек комнату в моем старом доме. Все будет, все будет, все будет… Ведь не зря Кристи уже столько лет все еще пятнадцать, ведь к чему-то же в эпоху мини сохранилась на ней юбка-колокол, под которую я десять лет назад пытался запустить руку, но не особенно, а почему, и сам не знаю. Наверное, ждал, когда пройдут годы и все будет у меня по-взрослому, по-настоящему… А тогда, отпустив ее, трепещущую, я дрочил в ближайшей подворотне. Но почему-то не на абрис Кристи, а на груди Лючии Бозе из фильма «Нет мира под оливами».

Но сегодня не вчера. Сегодня это сегодня. И сегодня, джентльмены, нет необходимости взывать в подворотне к итальянскому неореализму. Сегодня, синьоры, состоится праздник социалистического реализма. С безусловной победой лучшего над хорошим. Хотя подрочить в подворотне на грудь Лючии Бозе – тоже не так уж… Для тех, кто понимает… Мы с Кристи подкатываем к моему подъезду на бог весть как сохранившемся таксическом моторе марки ЗИМ. А у подъезда маячит согнувшаяся фигурка мальчонки. И я знаю этого мальчонку. Стиляжку из пятидесятых. Помню, как он бацал в моей школе под Кэба Гэллоуэя на межпозвонковой грыже с Кристи, которая вот она тут, и собирался отбарать ее на хате у дяди Амбика, который был на дежурстве… И звали этого стиляжку Джемом Моррисоном, именем в России таким же распространенном, как Никитин в Америке. И бросил на меня Джем Моррисон взгляд собачий. Точно такой взгляд будет у моего пса Брюса через много лет (если эти много лет состоятся), когда ветеринар ввел ему в вену третью дозу снотворного, а то он все никак не мог заснуть, а потом посмотрел на меня со спасибом и заснул. И все было кончено. И для этого стиляжки Джема Моррисона тоже все было кончено. С Кристи был я. Джем Моррисон!

Если фраер в галстучке атласном

у ворот к свиданью тебя ждет,

о, судьба, смеешься ты напрасно,

урка все равно домой придет.

А потом на вертушке в сорок пять оборотов закрутился родной винил The Doors. И потек по пищеводам родной «Камю» по двадцать пять колов за флакон, а потом… «Рембо. Первая кровь». Утром я поймал для нее тачку, дал два кола и попрощался. А когда тачка отъехала, я повернулся к подъезду и заметил того стиляжку по имени Джем Моррисон. Чего там… Фамилия как фамилия. Как Никитин в Америке. Ну, взгляд… Что, я взглядов не видел… Ох, Брюс… Ох, Джем… Да не смотрите же вы на меня так… Очень вас прошу…

А между прочим, нужно торопиться на вокзал. Скоро семь вечера. Поезд. Интересно, был я сегодня на работе в НИИ ВМААКС? Наверное, был, иначе куда провалилось время после завтрака в «Актере Актерыче» и до вот-вот девятнадцати часов на вокзале. Что вы сказали, мой неожиданный трехногий друг? В прошлое?.. Прекрасный образец простенькой логики. Время провалилось в прошлое. Как будто оно может провалиться в будущее… Неплохой саркастический ходик. Впрочем, тоже достаточно простенький…

Перед входом на вокзал стоял «Человек в длинных усах» (не потому, что на нем, кроме усов, ничего не было, просто остальное было всего-навсего остальным, которое никак иначе охарактеризовать нельзя, да и не имеет смысла) и держал перед грудью лист бумаги со словами: «Джем Моррисон». «Человек в длинных усах» сопроводил меня по начальству, которое должно проверить мои документы, которые должны удостоверить, что именно меня они должны посадить на поезд «Замудонск-Столичный – Замудонск-Тверской», который должен довезти меня до Замудонск-Тверского, где меня должны снабдить дальнейшими указаниями, которые я должен неукоснительно соблюдать, чтобы должным образом попасть в местечко Вудсток, на остров Буян, где в часовенке лежит камень Алатырь, долженствующий исполнять мои желания, которые и должен их исполнить и которые я должен ему изложить в должной форме.

И вот документы, долженствующие быть проверенными, должным образом проверены, и я сажусь в единственный вагон поезда, ведомый паровозом «Иосиф Сталин» сорок первого года выпуска. Меня это несколько удивило, но, впрочем, не сильно, так как сегодня уже произошло достаточное количество весьма удивительных событий, на фоне которых одновагонный состав во главе с паровозом «Иосиф Сталин» сорок первого года выпуска не выглядит чем-то экстраординарным, типа купающегося в фонтане ЦПКиО им. Горького отставного морпеха US-Army. Из окна машиниста высунулся… Кто бы вы думали? Машинист! Очевидно, он за что-то дернул, потому что из паровозного гудка вырвалась струя пара вместе с песней Good bye Mу Love в исполнении Демиса Руссоса. А невесть откуда появившийся женский оркестр отыграл Chattanooga Choo Choo. А я, высунувшись из окна, бросил им воздушный kiss, который чудесным образом превратился в слова «Грабят, убивают, чу-чу напевают и барают стильных дам. Стап! Стап-стап…. Чук-чук, чук, чук-чук, чук-чук, стап-стап-стап, стап-стап, чук-чук. Ча! Ча! Ча!».