Читать книгу "Прекрасная Дамаянти - Грегор Самаров"

Фатме тихо сидела в своей палатке. Сэр Вильям ежедневно приходил к ней и почтительно спрашивал, не нужно ли ей чего-нибудь?

Она никогда ничего не просила, называла его своим господином и выражала только свою благодарность, кланяясь ему со сложенными на груди руками. Ее большие черные глаза с такой преданностью смотрели на него, точно он был ее земным Богом, и в первый раз грустная, но счастливая улыбка мелькнула на ее красивом лице, когда он объявил ей об отъезде.

V

За это время в Калькутте произошел крупный переворот, изменивший весь ход событий. Три члена совета, назначенные по новому положению парламента вместе с мистером Барвелем в помощники губернатору, снабженному необычайными полномочиями, приехали из Англии.

Они известили Гастингса о своем прибытии с калькуттского рейда, но он не сделал никаких особых приготовлений к их встрече; только Барвель приехал приветствовать коллег в сопровождении капитана Синдгэма и нескольких слуг.

Гастингс ожидал во дворце, желая с первой же минуты дать им почувствовать, что он здесь глава и повелитель, а они только советники. Он выслал экипажи слуг, позаботился об их помещении, но не больше. В городе тоже ничего не знали о приезде членов совета, поэтому народ не подозревал, что происходит нечто необычайное.

Высадка совершилась без всякой торжественности, только залп орудий форта Вильяма приветствовал прибытие чиновников компании.

Советники разоделись в ожидании парадной встречи и были неприятно удивлены, увидев пустую площадь и мистера Барвеля, представившегося им как сотоварищ, и капитана Синдгэма, холодно поклонившегося.

Первый из советников был мистер Момзон, член правления компании, человек лет пятидесяти, сухой, педантичный, в резких чертах лица которого и проницательных глазах ясно выражалось бюрократическое честолюбие.

Рядом с ним шел генерал Клэверинг в мундире английских сухопутных войск, высокий, представительный мужчина лет сорока, олицетворение важности и самомнения. Он шел под руку с женой в дорогом и претенциозном костюме, также высокомерно державшей себя. За ними следовал третий и младший член совета — мистер Филипп Францис, еще молодой человек, стройный и гибкий, одетый с артистической небрежностью. Он уже играл некоторую роль в парламенте, и общественное мнение приписывало ему анонимные письма, появившиеся в лондонских газетах, которые очень умно, но в высшей степени злобно и придирчиво осуждали или умаляли все сделанное или предпринимаемое правительством.

Директора думали, что выбор этих трех лиц необыкновенно удачен. Мистер Момзон должен был представлять бюрократический контроль ведения дела. Генерал Клэверинг предназначался для поддержания дружеских отношений в придворных и военных кругах Индии, а Францис должен был проводить желания компании в парламенте и прессе. Директора не сообразили, что именно эти три элемента должны были неминуемо привести к конфликту с Уорреном Гастингсом.

Советники холодно ответили на приветствие мистера Барвеля, сказавшего от имени губернатора несколько пустых любезностей. Когда они собирались садиться в экипажи, к ним поспешно приблизился с большой свитой Нункомар. Он, еще не доходя до площади, вышел из паланкина и так быстро бежал, что слуги с опахалами едва поспевали за ним. Почти не обращая внимания на Барвеля и бросив трусливый и злобный взгляд на капитана Синдгэма, он радостно приветствовал новых членов совета.

Когда магараджа назвался, Момзон особенно любезно поздоровался с ним, представил коллег и назвал его лучшим другом Англии в Индии.

— К сожалению, — с грустью отвечал Нункомар, — моя глубокая преданность великой и благородной английской нации и компании не ценится по заслугам. Вероятно, меня оклеветали перед милостивым губернатором, но я надеюсь, что высокочтимым советникам удастся представить мои намерения и поступки в должном свете.

Потом он начал в выспренных выражениях изъяснять свою преданность интересам Англии и перечислять многочисленные услуги, которые он ей оказывал, причем, выражая величайшее почтение губернатору, сделал несколько злобных замечаний относительно его управления, особенно о следствии над Риза-ханом и о распоряжениях относительно двора в Муршидабаде.

Францис напряженно слушал. Момзон заверил магараджу в полном признании его заслуг директорами компании, а генерал Клэверинг пожал руку брамина со снисходительно-покровительственным выражением лица. Капитан Синдгэм мрачно стоял в стороне, и глаза его грозно сверкали.

Мистер Барвель оборвал поток его речей, приказав подавать экипажи, и любезно предложил руку генеральше.

Момзон вторично пожал руку Нункомара и сказал с ударением, что он и его коллеги не замедлят воспользоваться советами магараджи в серьезных вопросах, которыми им предстоит заниматься.

Маленькое шествие в сопровождении немногих слуг, без военного конвоя, направилось к дворцу. У ворот стоял обычный караул, отдавший честь только генералу Клэверингу.

Барвель ввел своих новых коллег в приемный зал. Тут их ожидал Гастингс с высшими служащими. Рядом с ним в роскошном туалете, сверкая бриллиантами, стояла баронесса Имгоф, красотой и блеском затмевая далеко не юную уже леди Клэверинг. Та побледнела, увидев красивую подругу губернатора, и злобная усмешка скользнула по ее лицу. Она едва склонила голову и как бы не заметила, что баронесса Имгоф любезно и сердечно протянула ей руку.

Гастингс принял представленных ему Барвелем членов совета как начальник, каким он и был официально как губернатор и председатель совета. Он коротко выразил надежду, что почтенные советники будут помогать ему во всех начинаниях, которые он ввел и намеревается еще ввести для выполнения своей задачи — расширения и упрочения английского владычества в Индии.

Момзон холодно произнес несколько незначительных слов. Генерал Клэверинг покраснел от неудовольствия и еще более выпрямил свою высокую фигуру. Францис же смерил губернатора проницательным взглядом и язвительно улыбнулся.

Не оставалось сомнения, что между этими людьми должны непременно возникнуть противоречия.

Приглашение губернатора к обеду было холодно отклонено под предлогом необходимости отдохнуть после путешествия, чтобы завтра же приняться за неотложные дела. Леди Клэверинг при этом бросила на баронессу Имгоф взгляд, ясно говоривший, что она никогда не признает подругу губернатора равной себе по положению.

После этой встречи, неприятной для обеих сторон и равносильной объявлению войны не на жизнь, а на смерть, новые директора удалились в приготовленные для них роскошные помещения.

Гастингс, не показавший и тени волнения на непроницаемом лице, проводил баронессу в ее комнаты. Красавица Марианна залилась слезами.

— О, Боже! — вскричала она, рыдая. — Я этого не перенесу! Какая встреча, какие унижения мне предстоят!

— Неужели ты окажешься малодушной в минуту борьбы? — спросил Гастингс. — Право, у меня были более серьезные столкновения в жизни, чем предстоящие теперь с этими франтами, которые воображают подставить мне ногу. Это им не удастся. Если Бог даст силы, мои нервы крепки как сталь. Я клянусь тебе, Марианна, — продолжал он, — что они дорого заплатят за каждую твою слезу, я их положу к твоим ногам, они будут стонать от бессильной злобы и корчиться, как тигры и леопарды у ног охотника.