Читать книгу "Заложники на Дубровке, или Секретные операции западных спецслужб - Александр Дюков"

— Но мы их не взрывали. Когда мы проводим какие-то акции, мы говорим, что это мы. Мы не тот народ, который прячется. Мы всегда отвечаем за то, что сделали.[337]

Весьма возможно, что Бараев мог говорить что угодно: на измученных людей действовал не столько смысл слов, сколько мягкая интонация, к которой они произносились. «Вдруг наступило спокойствие и умиротворение, — вспоминала Татьяна Попова. — Я не могу сказать, что его слова привнесли надежду… Особых надежд на благополучный конец не было, но слова Бараева почему-то „грели душу“. Относиться критически к его речам мы не могли при всем желании. Все мы психологически так устали, так были подавлены, что он мог манипулировать нашим сознанием как хотел».[338]

Для закрепления успеха террористы применили постановочный номер. На балконе выстрелили из пистолета; испуганные заложники в ожидании штурма упали под кресла.

— Кто стрелял? — на русском языке крикнул Бараев.

Ответили по-чеченски.

— Прекратить!

«Никогда в подобных ситуации они не обращались между собой по-русски», — мимолетом подумала одна из заложниц, а Бараев сказал фразу, ради которой, собственно, и стреляли:

— Что вы боитесь? Если начнется штурм, я всех вас спрячу.[339]

Мыслить хоть сколько-нибудь логически заложники были уже не способны, и это заявление было воспринято как должное. «В результате Бараеву и его помощникам удалось добиться полной контролируемости аудитории, — комментировали эту акцию впоследствии психологи. — Дальнейшие действия террористов и поведение заложников легко прогнозируются. Вероятнее всего на расстрел заложников выводили бы как „покорных овец на заклание“, давая любые нелепые объяснения для практически безучастной аудитории».[340]

Задача, стоявшая перед террористами, была блестяще выполнена: контроль над залом был восстановлен, и никаких новых актов неповиновения ожидать не приходилось.

* * *

В оперативном штабе случившемуся тоже были не рады. Становилось очевидным, что у заложников начинают понемногу сдавать нервы: если в зале возникнет массовая паника, взрыв здания будет неизбежным. Если до этого момента и существовали сомнения в необходимости применения газа при штурме, теперь они полностью отпали. «Раньше российские спецслужбы никогда не использовали газ, но здесь его применение было оправдано, — говорил потом один из офицеров спецназа. — В зале был очень специфический контингент — дети, подростки, женщины. То есть люди физически слабые и с неустойчивой психикой. При такой скученности народа — больше 750 человек — при любом штурме, при любой стрельбе у них началась бы истерика, паника. Они элементарно могли передавить друг друга. Особенно детей. Их бы затоптали».[341]

Необходимость штурма уже витала в воздухе; когда доктор Рошаль отъезжал от штаба, в голове у него мелькнуло: «Не исключено, что будет штурм».[342]Напряжение было буквально разлито в воздухе. Оцепление отодвинули от здания театрального центра еще на квартал, журналисты, находившиеся у места событий, наблюдали какие-то загадочные перегруппировки сил. Три бронетранспортера блокировали Дубровскую улицу; из театрального центра этого увидеть не могли. К оперативному штабу подъехало несколько автомобилей с правительственными номерами в сопровождении милицейских машин.

Среди журналистов стали ходить слухи о том, что на три ночи назначен штурм; информацию об этом намеренно «слили» из оперативного штаба для дезинформации террористов — ведь, как известно, что знает журналист, то знает и свинья. Во втором часу представители оперативного штаба вышли к журналистам и предложили покинуть площадку на 2-й Дубровской улице, с которой лучше всего просматривался фасад захваченного здания, и прямо запретили выдавать какую-либо информацию об этом в эфир. Журналисты подчинились; многие из них, предчувствуя, что что-то произойдет, стали рассредоточиваться на верхних этажах ближайших домов. Милиция пыталась предотвратить этот процесс, однако многих журналистов так и не выловила.

Сотрудники сетевого информагентства «Агентурами» засели в квартире здания на углу улиц Мельникова и 1-й Дубровской. «Из окна — прекрасный вид на ДК и площадь перед ним, — вспоминали они. — В нашем распоряжении — бинокль и два фотоаппарата. Никаких особых изменений в дислокации техники и сил по сравнению с первой ночью, когда террористы потребовали отвести спецназ из зоны захвата, мы не заметили. На мосту на 1-й Дубровской (слева от ДК) по-прежнему стояли два бронетранспортера, рядом с которыми менялись посты спецназовцев внутренних войск. Два других — на углу 1-й Дубровской и Мельнйкова».[343]Журналисты видели то же, что могли видеть террористы, и никаких подозрений эта картина не вызывала.

Время тянулось; ни в три, ни в четыре часа ничего не произошло.

На самом деле в это время группы «Альфа» и «Вымпел» стали просачиваться в здание ДК. Одна из спецгрупп проникла на первый этаж здания, где располагались технические помещения; поскольку через большие окна фойе просматривался практически весь первый этаж, террористы туда не спускались, резонно опасаясь снайперов. Другая группа спецназовцев проникла в клуб «Центральная станция», не контролировавшийся террористами и примыкавший к основному залу театрального центра. «В штурме участвовали шесть групп — по три от Управления „А“ и Управления „В“, — вспоминал командир одной из групп Сергей Шаврин. — Это почти весь личный состав ЦСН… В Управлении „В“ четыре отдела, в Управлении „А“ — пять. По-одному отделу от „А“ и „В“ постоянно находятся в Чеченской Республике. Поэтому во время „Норд-Оста“ один отдел остался в резерве — на дежурстве… В каждой штурмовой группе примерно по тридцать человек. Но были и меньшие по численности подгруппы, куда выделялись сотрудники со спецоружием. Это группы снайперов, и группы со светошумовыми гранатами. Задача у всех была одна — как можно быстрее выйти на те места, которые были определены, чтобы не дать террористам отойти от внезапности. И ликвидировать всех боевиков. Задачи были идентичны, тренировались мы все вместе. Там действовали только наши два подразделения — „А“ и „В“… Приказ на проведение штурма был подписан до начала штурма. Его визировал генеральный прокурор и все руководство от МВД и ФСБ».[344]«Если посчитать бандитов и объемы этого здания, — скажет после штурма один из руководителей оперативного штаба, — фактически мы шли без перевеса».[345]