Читать книгу "Народная империя Сталина - Юрий Жуков"

Затем слово взял А.Я. Вышинский, который выступил с резкой критикой работы органов НКВД. Он поведал о том, что слишком часто следователи НКВД, проводя допросы, демонстрируют непрофессионализм, вопиющую неграмотность, сознательно допускают преступные подтасовки. Он, в частности, сказал: «Качество следственного производства у нас недостаточно, и не только в органах НКВД, но и в органах прокуратуры. Наши следственные материалы страдают тем, что мы называем в своем кругу «обвинительным уклоном». Это тоже своего рода «честь мундира» — если уж попал, зацепили, потащили обвиняемого, нужно доказать во что бы то ни стало, что он виноват. Если следствие приходит к иным результатам, чем обвинение, то это считается просто неудобным. Считается неловко прекратить дело за недоказанностью, как будто это компрометирует работу».

Вышинский пояснил, что такой «обвинительный уклон» нарушает инструкцию ЦК от 8 мая 1933 г. (которую не раз поминал в докладе Ежов, извращая ее истинный смысл). Подчеркнул — документ этот направлен на то, «чтобы предостеречь против огульного, неосновательного привлечения людей к ответственности». И добавил: «К сожалению, до сих пор инструкция от 8 мая выполняется плохо».

* * *

Сталин выступил за два дня до окончания Пленума. В своем докладе он сказал об «одуряющей атмосфере зазнайства и самодовольства, атмосфере парадности и шумливых восхвалений» в партийных органах, риторически приведя мнение неких неназванных оппонентов: «Партийный устав, выборность парторганов, отчетность партийных руководителей перед партийной массой? Да есть ли во всем этом нужда?»

Уже ближе к концу доклада Сталин еще раз намекнул на тех же оппонентов: «Современные вредители, обладающие партийным билетом, обманывают наших людей на политическом доверии к ним, как к членам партии…. Слабость наших людей составляет… отсутствие проверки людей не по их политическим декларациям, а по результатам их работы».

И лишь завершая речь, он опять вернулся к той же, явно главной для него теме. И прямо назвал тех, кто должен быть готов лишиться своих постов. Партийных руководителей: 3–4 тыс. — высшего звена, 30–40 тыс. — среднего и 100–150 тыс. низового. Указал и срок — шесть месяцев, когда придется «влить в эти ряды свежие силы, ждущие своего выдвижения», то есть как раз до выборов в Верховный Совет СССР и местные Советы.

С началом прений опасения Сталина стали понятны. Он, как оказалось, наткнулся на глухую стену непонимания, нежелания членов ЦК, услышавших в докладе лишь то, что захотели услышать, обсуждать то, что он предлагал. Из двадцати четырех человек, принявших участие в обсуждении, пятнадцать говорили в основном о «врагах народа», то есть троцкистах. Говорили убежденно, агрессивно. Все проблемы сводили к одному — необходимости поиска «врагов». И практически никто из них не вспомнил об основном — о недостатках в работе партийных организаций, о подготовке к выборам в Верховный Совет СССР.

Так, Е.Г. Евдокимов сразу же, с готовностью признал свои ошибки, правда, не вдаваясь в детали, и тут же заговорил о засилье «врагов» в Азово-Черноморском крае. «Везде в руководстве сидели враги партии — и первые, и вторые секретари… Почти все звенья затронуты, начиная с наркомзема, наркомсовхозов, крайвнуторга и так далее. Крепко, оказалось, засели и в краевой прокуратуре… Две организации чекистов возглавлялись врагами партии. Весь огонь враги сосредоточили на захвате городских партийных организаций».

Вину за такое положение Евдокимов целиком и полностью возложил на своего предшественника — Б.П. Шеболдаева. Да еще на А.Г. Белобородова, принципиального и твердого троцкиста, работавшего перед арестом 15 августа 1936 г. уполномоченным комитета заготовок по краю.

Недалеко от Евдокимова по образу мышления ушел и П.П. Постышев. Снятый недавно с поста второго секретаря ЦК КП(б) Украины, он нашел единственное весомое и бесспорное оправдание своим ошибкам. С гордостью заявил:

«Мы ведь на Украине все-таки одиннадцать тысяч всяких врагов исключили из партии, очень многих из них посадили».[185]Сходными по сути оказались выступления Б.П. Шеболдаева, И.Д. Кабакова, Я.Б. Гамарника, А.И. Угарова, А.В. Косарева.

Изменить столь агрессивный дух Пленума попытался Я.А. Яковлев. Ссылаясь на данные КПК, он сделал все возможное, дабы пресечь репрессивные устремления членов ЦК, настойчиво убеждал их, что число исключенных из партии далеко не равнозначно количеству врагов, что большинство бывших членов ВКП(б) пострадали не из-за своих троцкистских убеждений, а по иным, более простым, прозаическим причинам — из-за казенщины, бюрократизма и равнодушия к людям. Яковлев рассказал: «Когда мы, Комитет партийного контроля, познакомились со 155 исключенными на трех предприятиях (Москвы. — Ю.Ж.), из них 62 исключили за пассивность. Из этих 155 две трети работают на производстве больше десяти лет. 70 — слесари, токари, шлифовальщики, инженеры, техники. Из этих 155 122 — стахановцы. В чем же здесь дело? Мне кажется, дело в том, что здесь имело место… отсутствие внимания к людям».

Не ограничиваясь примером по столице, Яковлев привел данные по НКПС. «На сети железных дорог — сообщил он, — насчитывается около 75 тысяч исключенных из партии» при общем числе коммунистов там 156 тысяч. Столь удручающий результат чистки он объяснил так: «Исключена очень большая часть за пассивность, политнеграмотность и неуплату членских взносов».

Далее слово пришлось взять заведующему отделом руководящих партийных органов Г.М. Маленкову. Он говорил практически о том же, о чем уже сказал Яковлев, — о невнимании, равнодушии партсекретарей к рядовым членам партии. Подчеркнул, что настоящие, а не мнимые троцкисты составили, в общем, не более одной десятой исключенных. Указал, что бездумные, формальные чистки повсюду привели к резкому уменьшению областных и краевых организаций — почти наполовину. Что первые секретари создают чуть ли не повсеместно своеобразные личные кланы партбюрократии, даже при переводе в другой край или область тянут за собой «хвост» из лично преданных людей, с кем они давно сработались. По его мнению, те же первые секретари потворствуют открытой лести в свой адрес, что порождает подхалимаж, зазнайство, самодовольство.

Дав столь нелицеприятную оценку партократии, Маленков уточнил округленные цифры, приведенные в докладе Сталиным. Дал справку, что в целом к номенклатуре ЦК или к руководителям высшего звена относятся не 3–4 тысячи человек, а значительно больше — 5860 первых и вторых секретарей горкомов, райкомов, обкомов, крайкомов, ЦК нацкомпартий. К низшему же не 100–150 тысяч, а всего 94 145 секретарей парткомов первичных организаций. Тем самым он как бы продемонстрировал явную раздутость руководящего звена и намекнул о вполне возможном сокращении его.

* * *

Речи Яковлева и Маленкова несколько охладили пыл членов ЦК, однако так и не заставили их выступать по теме доклада Сталина. Участники Пленума перестали говорить о «засилье врагов», но тут же нашли себе иных противников — в лице друг друга. С.Е. Кудрявцев, член ЦК и ПБ компартии Украины, и П.П. Любченко назвали нового виновного во всех ошибках, допущенных в республике, — Постышева. А.А. Андреев обрушился на Шеболдаева, В.И. Полонский, секретарь ВЦСПС, — на Н.М. Шверника. Н.С. Хрущев, упорно защищая свой метод чистки, вступил в полемику с Яковлевым, пытался опровергнуть его. Такой поворот в ходе Пленума позволил Сталину в заключительном слове 5 марта сказать гораздо больше и яснее, нежели в докладе.