Читать книгу "Маскарад - Терри Пратчетт"

Его голос ослаб и затих.

Матушка Ветровоск разворачивала лист бумаги.

– Здесь предсказания на будущий год, – начала она.

– Но откуда?…

– Я позаимствовала этот листок в твоем печатном цехе. Если хочешь, могу вернуть…

– Ну и что с этими предсказаниями?

– Они неправильные.

– В каком смысле, неправильные? Это же ведь предсказания!

– Я очень сомневаюсь, что в мае в Клатче пройдут аджиковые дожди. Обычно их сезон наступает несколько позже.

– Госпожа, а ты вообще знакома с предсказательским бизнесом? – осведомился Козлингер. – Да-да, я тебя спрашиваю. Я-то уже много лет, как печатаю предсказания.

– На год вперед я предсказывать не умею, – признала матушка. – Тут мне с тобой не состязаться. Но, как правило, очень точно угадываю, что произойдет через тридцать секунд.

– В самом деле? И что же произойдет через тридцать секунд?

Матушка сказала. Козлингер затрясся от хохота.

– О, это предсказание что надо, госпожа, ты такие перлы записывай, мы их потом издадим! – покачивая головой, воскликнул он. – Клянусь печатным станком, это настоящая жемчужина. Судя по всему, ты по мелочам не размениваешься. Это куда лучше спонтанного самовозгорания архиепископа Щеботанского! Такого еще ни разу не было! Итак, через тридцать секунд, говоришь?

– Нет.

– Нет?

– Теперь уже через двадцать две секунды, – уточнила матушка.

Этим утром господин Бадья явился в Оперу пораньше – посмотреть, не умер ли еще кто.

Он успел добраться до кабинета, и по дороге из теней на него не вывалилось ни единого трупа.

Честно говоря, к тому, что сейчас происходило, он был совершенно не готов. Господин Бадья любил оперу. Все в ней казалось ему таким артистическим. Он пересмотрел сотни опер, и за это время практически никто не умер – если не считать одного случая, когда некую балеринку от чрезмерного энтузиазма швырнули прямо на колени пожилому господину в партере. С ней-то ничего не случилось, но старик скончался счастливым.

Кто-то постучался.

Господин Бадья приоткрыл дверь на четверть дюйма.

– Кто умер? – спросил он.

– Никто господин Бадья! Я принес почту!

– А, это ты, Уолтер. Спасибо, спасибо. Он принял пачку писем и захлопнул дверь.

Счета. Опять счета. Оперой не надо управлять, говорили ему, там все катится само по себе. Ага, только катиться надо на чем-то. К примеру, на деньгах. Он порылся в пись…

В руке у него был конверт с гербом Оперы.

Господин Бадья смотрел на конверт, как люди смотрят на очень злого пса на очень тонком поводке.

Конверт ничего не делал и выглядел как нельзя более запечатанным.

Наконец Бадья решился выпотрошить его посредством ножа, после чего швырнул на стол, как будто опасаясь, что бумага вдруг возьмет да укусит.

Выждав некоторое время, он неуверенно протянул руку и развернул сложенное послание. Оно гласило:

«Мой дорогой Бадья!

Буду очень благодарен, если сегодня вечером Кристина исполнит роль Лауры. Уверяю, она более чем готова к этому.

Второй скрипач немного отстает. Кроме того, у меня вчера создалось впечатление, что второй акт прошел чрезвычайно безжизненно. Исполнители были как деревянные. Это плохо.

А еще хотелось бы от себя лично поприветотвовать сеньора Базилику. Поздравляю вас с его прибытием.

С наилучшими пожеланиями,

Призрак Оперы».

– Господин Зальцелла!

Немного спустя Зальцеллу обнаружили. Он прочел записку.

– Надеюсь, вы не пойдете у него на поводу? – осведомился Зальцелла.

– Но следует признать, она и в самом деле поет великолепно.

– Вы про Агнессу?

– Ну да… да… Ты ведь и сам прекрасно понимаешь, о чем я.

– Но это не что иное, как шантаж!

– Правда? Разве он нам чем-нибудь угрожает?

– Вы позволили ей… то есть, конечно, им… вы позволили им петь вчера вечером, но разве это помогло бедному доктору Поддыхлу?

– И что ты в таком случае посоветуешь?

В дверь опять постучали – характерным стуком, как будто стучат конечностью из несоединенных суставов.

– Уолтер, можешь войти, – сказали Бадья и Зальцелла хором.

Уолтер вошел своей дерганой походкой. В руке он держал совок для угля.

– Я разговаривал с господином Ваймсом, командующим Городской Стражей, – сообщил Зальцелла. – Он уверяет, что пришлет сюда на сегодняшний вечер своих лучших людей. Переодетыми.

– А мне казалось, ты говорил, что все они ни на что не годные бездарности.

Зальцелла пожал плечами.

– Нам же надо как-то решать проблему. Кстати, вам известно, что доктора Поддыхла задушили и только после этого подвесили?

– Повесили, – автоматически поправил Бадья. – Людей вешают. А подвешивают мясо.

– В самом деле? – ответил Зальцелла. – Благодарю за информацию. Но что касается бедного доктора Поддыхла, то его, согласно всем признакам, именно задушили. А потом повесили.

– Зальцелла, у тебя и в самом деле какое-то странное чувство юмо…

– Все господин Бадья!

– Благодарю, Уолтер. Можешь идти.

– Да господин Бадья!

Уходя, Уолтер очень тщательно прикрыл за собой дверь.

– Меня пугают все эти события, – произнес Зальцелла. – И если вы не изыщете какой-то способ справиться… Господин Бадья, с вами все в порядке?

– Что? – Бадья, который как-то странно смотрел на закрытую дверь, потряс головой. – О. Да. Э-э. Уолтер…

– Что такое?

– Он… с ним все в порядке?

– Хм, он не без… своих маленьких странностей. Но Уолтер совершенно безвреден, если вы об этом. Некоторые музыканты и подсобные рабочие обращаются с ним немного жестоко… иногда посылают, знаете ли, за банкой невидимой краски или мешком дырок от гвоздей, ну, и все прочее в таком же роде. Он излишне доверчив. А почему вы спросили?

– О… так, просто задумался. Глупо, конечно.

– Да, сказать по чести, ведет он себя глупо.

– Нет, я не про то… Хотя не важно…

Матушка Ветровоск и нянюшка Ягг, скромные, неприметные старушки, покинули кабинет Козлингера и теперь так же скромно и неприметно шли по улице. По крайней мере, неприметно шла матушка. Нянюшку же слегка клонило набок.