Читать книгу "Год в Провансе - Питер Мейл"

Я хочу купить вина? Да, конечно. Сам-то он сейчас занят — ремонтирует трактор, но обо мне позаботится его дядя.

— Edouard! Tu peux servir ce monsieur?[169]

Занавеска из нанизанных на нитки бусин на входной двери раздвинулась, и из-за нее, щурясь на солнце, вышел дядюшка Эдуард. На нем были безрукавка, синие рабочие штаны и ковровые шлепанцы. С первого взгляда неизгладимое впечатление производила толщина его стана, приближающаяся к толщине платана, но даже она меркла по сравнению с его носом. Я, во всяком случае, такого еще никогда не видал: мясистый, широкий, среднего между розовым вином и кларетом цвета, он был испещрен сетью красных прожилок, сбегающих на щеки. Несомненно, передо мной стоял человек, беззаветно любящий свою работу.

Он широко улыбнулся:

— Bon. Une petite dégustation.[170]

Проведя меня через широкий двор к длинному зданию без окон, дядюшка Эдуард откатил тяжелую дверь и попросил подождать, пока он включит свет. Я не видел перед собой ничего, кроме черноты, но зато чувствовал запах, который невозможно ни с чем перепутать — кислый и волнующий запах бродящего винограда.

Эдуард щелкнул выключателем и закрыл дверь, чтобы не впускать внутрь тепло. В свете единственной тусклой лампочки увидел длинный стол на козлах и десяток стульев вокруг него. В дальнем углу чернели ступени лестницы, ведущей в погреб, и пологий скат для бочек. Вдоль стен на деревянных поддонах стояли ящики с вином, а рядом с потрескавшейся раковиной уютно мурлыкал старенький холодильник.

Дядюшка Эдуард тщательно протирал стаканы, подносил каждый к свету, несколько секунд любовался на него и только потом ставил на стол. Так он выстроил в ряд семь стаканов, а за ними такой же ровной шеренгой — семь бутылок, каждая из которых удостоилась нескольких добрых слов:

— Это белое месье уже известно, так? Очень славное молодое вино. Обратите внимание на это розовое — оно совсем не похоже на ту жидкую водичку, что подают на Лазурном берегу. В нем тринадцать градусов — это настоящее вино. А вот это красное совсем легкое, можно спокойно выпить бутылку и идти играть в теннис. А это, наоборот, вино для зимних холодов, и оно может храниться десять лет и больше. А еще…

Я попытался остановить его. Я объяснял, что хочу купить всего два ящика белого вина, но дядюшка Эдуард не желал меня слушать. Раз уж месье потрудился лично приехать на виноградник, он просто не может уехать, не попробовав всего, что у них имеется. Да и сам дядюшка Эдуард охотно присоединился бы к дегустации. Он положил тяжелую руку мне на плечо и заставил сесть.

Мне не пришлось пожалеть о том, что я остался. Дядюшка Эдуард рассказал мне, в каком именно месте виноградника растет тот или иной виноград, и объяснил, почему вино с некоторых склонов получается крепче, а с других — легче. Дегустация каждого сорта сопровождалась подробнейшими рекомендациями относительно меню, давая которые, он вкусно причмокивал губами и мечтательно закатывал глаза. Мы мысленно отведали écrevisses[171]и лососины со щавелем, цыпленка из Бресса, запеченного с розмарином, и жареного на вертеле ягненка с густым чесночным соусом, estouf-fade[172]из говядины с оливками, daube и свиную вырезку, нашпигованную трюфелями. Каждое новое вино было лучше предыдущего и, соответственно, дороже. Я попал в руки настоящего мастера, и мне оставалось только сидеть и наслаждаться.

— Вы непременно должны попробовать еще вот это, — не допускающим возражений тоном заявил дядюшка Эдуард, — хотя оно и не на всякий вкус. — Он аккуратно налил мне полстаканчика. Вино было темно-красным, почти черным. — Это вино с сильным характером. Погодите. К нему надо une bonne bouche.[173]— Он куда-то ушел, а я остался в окружении бутылок и стаканов, уже начиная ощущать первые последствия дневного пьянства.

Скоро дядюшка Эдуард ввергнулся обратно и поставил передо мной тарелочку с двумя маленькими шариками козьего сыра, обсыпанного травами и блестящего от масла:

— Voilà.

Он протянул мне ножик со старой деревянной ручкой и стал внимательно наблюдать за тем, как я отрезаю кусочек и кладу его в рот. Сыр оказался таким острым, что у меня перехватило дыхание. Теперь мой рот был должным образом подготовлен, и вино показалось мне нектаром.

Дядюшка Эдуард помогал мне грузить ящики в машину. Неужели я в самом деле все это купил? Как выяснилось, мы с ним пропировали в темноте больше двух часов, а за это время можно было сделать и не такое. Голова трещала и раскалывалась, но перед отъездом я пообещал, что непременно приеду к ним в следующем месяце на vendange.

Наш собственный vendange — пик фермерского сезона — пришелся на последнюю неделю сентября. Фостен предпочел бы отложить его еще на несколько дней, но, по полученной им строго конфиденциальной информации, октябрь ожидался сырой.

Бригада из трех человек, собиравшая столовый виноград, на этот раз была усилена кузеном Раулем и отцом Фостена. Обязанность последнего заключалась в том, что он шел по пятам за сборщиками, ворошил своей палкой ветки уже обобранных кустов и, если находил пропущенную гроздь, удивительно зычным для своих восьмидесяти четырех лет голосом призывал виновного вернуться и доделать работу. В отличие от всех остальных, одетых в шорты и безрукавки, папаша Андре, будто в ноябре, вырядился в свитер, фуражку и плотный хлопчатобумажный костюм. Когда появилась моя жена с фотоаппаратом, он тотчас же снял фуражку, пригладил волосы и, стоя по пояс в винограде, принял картинную позу. Как и все наши соседи, папаша Андре обожал фотографироваться.

Работа двигалась шумно и медленно. Собранные кисти укладывались в пластиковые ящики, а ящики — в кузов машины. Теперь каждый вечер по дороге мимо нашего дома тянулись грузовики и тракторы, везущие горы багряного груза в Мобек — там в кооперативе его взвешивали и определяли содержание алкоголя в ягодах.

К непритворному удивлению Фостена, урожай был собран без всяких происшествий, и, чтобы отпраздновать это, он пригласил нас присоединиться к нему во время доставки последней партии.

— Сегодня вечером нам скажут окончательный результат, — объяснил он, — а вы узнаете, сколько сможете выпить в будущем году.

Мы сели в машину и следом за грузовичком поехали прямо на закат со скоростью двадцать миль в час. Узкие дороги, которые выбирал Фостен, были усыпаны раздавленными красными гроздьями. На разгрузке скопилась длинная очередь. Грузные мужчины с загорелыми, бурыми лицами задом подгоняли трактора к крутому скату и вываливали на него свой груз — виноград отправлялся в долгое путешествие, которое закончится внутри бутылки.