Читать книгу "Формула боя - Михаил Нестеров"

Кожевников стоял перед Рябовым с покрасневшим лицом. Сейчас он ненавидел подполковника и не уважал себя. Он досчитал до десяти и, решив, что хватит, ответил:

– Вроде нормально. Сломано одно ребро.

– Лихо он, согласен?

– Да.

– Хорошо хоть так. А мы до сих пор еще не знаем, кто это был. Могли узнать, но он сработал четко. Он или вызвал своих, или свои были начеку и где-то поблизости. Люди серьезные, своего убрали. А это была толстая нить к заказчику. Пожалуй, это был буксировочный канат! – Рябов оголил часть руки, показывая Кожевникову толщину каната. – Успели установить личность убитого?

– Пока нет. В картотеках на Петровке его отпечатков пальцев нет, следовательно, не судим. Есть предложение показать его фотографию в «Новостях» по ТВ.

– А как у него?.. – Рябов сделал круговое движение возле своего лица и суеверно прикусил кончик языка: показывать на себе не принято.

– Вообще-то неважно… Правая половина лица практически отсутствует, хотя меня уверили, что портрет изготовить можно.

– Очень важно, чтобы он не выглядел на фотографии трупом.

– У меня были подобные опасения, но…

– …тебя заверили. – Рябов снова отмахнулся от капитана. – У меня сложилось такое впечатление, что у тебя сегодня было слишком много свободного времени.

– У меня не было ни минуты. – В груди Кожевникова росла обида. Сейчас он видел перед собой бездарность. Причем хитрую бездарность. Как ловко тот отдал приказ: блокировать дом. И все. Лаконично, и самое главное, снимает с него всякую ответственность. Если бы Кожевников просто блокировал и потом бездействовал, все равно вздрючили бы его. Палка об одном конце.

Капитан неожиданно злорадно сощурился: «Ладно, меня он сделал, но скоро его сделают не так. Придется тебе, Рябов, заехать в аптеку за вазелином». Кожевников и сам не заметил, как его губы дрогнули в неприличной улыбке.

Подполковник заметил резкую перемену в настроении капитана.

– Ты чего улыбаешься? – вкрадчиво спросил он. – Весело?

– Нет, Михаил Анатольевич, просто анекдот вспомнил.

– Пошел вон отсюда, – раздельно и тихо, почти шепотом произнес побледневший Рябов. Казалось, он влез в мозги капитана и действительно прочел там непристойные мысли о себе.

Кожевников, продолжая улыбаться, послушно склонил голову.

– Разрешите идти?

– Я же сказал, чтобы ты убирался! – Рябов ударил ладонью по столу. – И будь поблизости, чтобы в любой момент я смог увидеть твою… рожу.

Помощник замдиректора ФСБ капитан Сальников вошел в кабинет шефа.

– Александр Игнатьевич, к вам подполковник Рябов.

Писарев поворочался в удобном офисном кресле и посмотрел на Сальникова поверх очков.

– Передай ему, что на него у меня нет времени.

Помощник постарался сохранить бесстрастность. Кивнув, он вышел в приемную.

Рябов поднялся навстречу и шагнул было к дверям кабинета. Капитан, пряча усмешку, пресек попытку Рябова:

– Извините, Михаил Анатольевич, но у шефа на вас сегодня нет времени.

Помощник решил воспользоваться возможностью передать отповедь шефа слово в слово. Сальников не любил чопорных и бесцеремонных офицеров ФСБ, включая и своего начальника. Глядя на побледневшего подполковника, он уже не смог сдержать улыбки.

Рябов, резко развернувшись, стремительно покинул приемную Писарева. Это была пощечина. Двойная пощечина. Одна от Писарева, другая от недоноска-адъютанта. Сейчас Рябову хотелось провести небольшую акцию с автокатастрофой и лично передать соболезнование Писарева жене его помощника.

Подполковник вернулся в свой кабинет и решительно достал из ящика стола чистый лист бумаги. Проведя по нему тыльной стороной ладони, нервной рукой начертал:

Заместителю директора ФСБ

Писареву А. И.

Секретно

О расследовании дела №…, связанного

с хищением на складе в/ч 14462 боевого ОВ,

и по факту убийства рядовым Никишиным А. Н.

троих военнослужащих.

В результате комплекса следственных и оперативных мероприятий, проведенных совместно с органами МВД…

Скомкав лист бумаги, Рябов бросил его в корзину. Как все чертовски несправедливо, думал он; ведь только что сошел с трапа самолета. Что бы всем событиям не развернуться, когда он собирался в дорогу и летел?.. Смотрел бы спокойно на облака в иллюминаторе, ничего бы не знал. А тут получается, что он был в курсе всех деталей, хотя на самом деле, кроме какой-то поверхностной бодяги, не знал ни о чем. Поиграв на щеках желваками, Михаил Анатольевич уговаривал себя успокоиться: гонор показывать еще рано, пока обеими ногами в дерьме, нечего рыпаться.

Сегодня был явный перебор в отношении подчиненных и начальства. Вынув связку ключей, Рябов подошел к сейфу. Оказалось, что бутылка с коньяком еще наполовину полная. Он наполнил две рюмки и вызвал Кожевникова. Кивнув на убого сервированный стол, он глазами попросил у капитана прощения и выпил свою порцию залпом. Кожевников любил вкус хорошего коньяка, поэтому опорожнил свою рюмку в три-четыре мелких глотка.

«Быстро тебя сделали, – думал он, поглядывая на шефа. – Гораздо быстрее, чем я думал».

Рябов не вызывал сейчас у капитана сочувствия. Пока не вызывал. Потом все станет на свои места: чувство неловкости после обычной служебной размолвки пропадет. «Обстановка стабилизируется», – с интонациями диктора ТВ пронеслось в голове Кожевникова. Он поставил рюмку на стол:

– Хороший коньяк, шеф.

Рябов на секунду-другую поднял на него глаза; улыбнуться он пока не решился.

– Да? – спросил он. – Вообще-то я в первый раз такой покупаю. Название понравилось: «Сократис». Греческий.

Кожевников кивнул: знаю.

– Еще? – предложил Рябов.

Капитан отказался, они не так давно начали работать с подполковником, и с выпивкой он решил повременить. Рябов, убрав коньяк в сейф, вернулся на свое место.

– Давай вместе посмотрим видеозаписи, найденные в машине.

Кожевников вышел из кабинета и вскоре вернулся с двумя видеокассетами. Кассеты были трехчасовыми, формата VHS, капитан включил магнитофон, поставив первую кассету; запись на ней шла с 4.29, когда еще только начинало светать.

– Как закреплена была камера в машине? – спросил Рябов, глядя на экран телевизора; там неподвижно висела картинка подъезда Никишиных. – Между сиденьями?

– Нет. – Кожевников вооружился пультом, проматывая «неинтересные» места. – Специальный штатив, кустарно приделанный к рычагу ручного тормоза. На этой кассете почти ничего интересного нет. Любопытна только смена. Причем тот, кто сменил наблюдателя в машине, подошел сзади и в кадр, естественно, не попал.