Читать книгу "Скунскамера - Андрей Аствацатуров"

Мы со Старостиным сидели в столовой и болтали. Инна Заяц за соседним столом пила компот.

— Надо сейчас! — прошептал мне Старостин. — Давай, Аствац.

Я испуганно посмотрел на Инну.

— У тебя все получится. Давай, пока она тут! Да не узнает никто! — увлеченно торопил он, видя, что я никак не решаюсь. — Держи ручку!

Я вышел из столовой, потом бегом пустился на третий этаж к кабинету истории. Там в коридоре и рекреации никого не было. Я схватил голубой портфель Инны Заяц, быстро сбежал с ним на первый этаж и прошмыгнул в закуток под лестницей. Никакого страха я почему-то теперь не испытал. Там я достал ручку и написал на портфеле слово «дура» большими печатными буквами, а рядом изобразил эмблему гвардейцев. Потом поспешно засунул портфель в стоящую там огромную коробку. Когда я выходил из закутка, то нос к носу столкнулся с нашим учителем труда Григорием Филипычем. От неожиданности я вздрогнул и сказал:

— Ой, здрасьте, Григорий Филипыч!

— «Ой, здрасьте, Григорий Филипыч!» — передразнил он меня и пошел по лестнице наверх.

Заяц, надрываясь, давилась слезами:

— Утащили! Утащили!

Урок истории был наполовину сорван. Истеричка отрядила пятерых, самых толковых, как она выразилась, ходить по школе и разыскивать заячий портфель.

— В гардеробе и туалетах проверьте! — напутствовала она их.

К концу урока портфель все-таки принесли. Думаю, они нашли его гораздо раньше. Просто на урок не хотели возвращаться. Я встретился глазами со Старостиным, и он насмешливо покачал головой.

Через два дня нам устроили классный час. Пригласили даже родителей. Клавдия Васильна, вся торжественная и сердитая, всем сообщила, что в классе завелись подпольщики. Прямо, хоть милицию вызывай! Туалет на четвертом этаже подожгли, говорила она. А еще додумались до того, что стащили портфель у Инны Заяц и написали на нем неприличное слово из двух гласных и двух согласных. Помню, эта фраза вызвала оживление среди родителей. Было видно, что они сидят и силятся догадаться, о каком именно слове идет речь. Особенно папа Славика Барсукова, веселый, с украинскими усами, похожими на подкову. Он беззвучно мусолил губами, будто про себя произносил все известные ему неприличные слова из двух гласных и двух согласных.

По одному на середину класса вызывали «мушкетеров», все почему-то думали на них. Боря Пешкин, их главный д'Артаньян нервничал больше всех и дрожащим от волнения голосом говорил, что они ничего такого не делали, только два раза собирались у Серебки на палках пофехтоваться.

— Чтобы я больше ни о каких мушкетерах не слышала! — кричала Боре при всех его мама. — Есть пионерская организация — вот там и самовыражайтесь!

Боря слушал ее чуть не плача. Потом его посадили на место и вызвали кого-то другого. Все говорили то по отдельности, то недружным хором и как-то вразнобой. Одноклассники вставали, вспоминали, кто где был, когда у Инны пропал портфель. Вскоре я вообще перестал понимать, о чем все говорят. Просто тихо сидел за партой и думал о своем. А они все рассуждали, кто это мог сделать, зачем и почему. Чей-то папа вышел в проход и начал долго и нудно говорить о каких-то «мотивах». Мне вдруг сделалось очень скучно. Окружающие показались страшными дураками, но это меня нисколько не радовало, а угнетало. Еще я понял, что гвардейцев кардинала никто не боится и состоять в подпольной организации неинтересно.

Родители тем временем вставали, говорили, садились, снова вставали и говорили. Их слова сами собой постепенно делались пустыми, плавились, превращались в отдельные звуки. Мне показалось, я вспрыгнул на маленькую платформу из фраз, которую огромный подъемный кран увлекает в воздух.

— Ну, что, Верочка, выяснили, кто у них сортир разукрасил? — весело спросил отец, когда мы с мамой вернулись домой после родительского собрания.

— Ай, да ну их! — поморщилась мама. — Так они им и признались. Я просто сначала боялась, что Андрюша в этом замешан.

— Наш? — папа с сомнением покосился в мою сторону. — Да какой из него подпольщик? Ты посмотри на него! Вид, как у остолопа. Он же первым попадется.

Почти финал

Наша история подходит к концу. Я по-прежнему в своей квартире, на той же кухне, отгороженный от жизни массивной металлической дверью и герметичными стеклопакетами. Пейзаж за окном все тот же. Ничего не изменилось. Только наступила зима, и за окном навалило сугробы. Говорят, их скоро начнут убирать. Да и мне пора закругляться, заканчивать книгу.

С того классного часа прошло несколько недель. Наступил декабрь. «Гвардейцы кардинала» вовсе не были напуганы, но решили на всякий случай не высовываться и подождать. Старостин говорил, что идей много. Нужно только все, как он выразился, «обмозговать».

Как-то вечером я сидел за столом и готовил уроки. Отца дома не было. И вдруг раздался телефонный звонок. Трубку сняла мама и, чтобы мне не мешать, сразу же вышла с телефоном на кухню.

— Да, я у телефона, — послышался оттуда ее голос. — Простите, кто говорит? Я не… А-а-а… здравствуйте!

Я начал прислушиваться. Мама отвечала как-то встревоженно и очень отрывисто. Все повторяла по нескольку раз либо «да», либо «нет», либо «я ничего не знала». Наконец, она объявила:

— Хорошо, Наталья Петровна… раз такие дела… мы скоро будем. Потом она с телефоном пришла в комнату и сказала:

— Собирайся!

— Чего? — не понял я.

— Одевайся, говорю! Мы сейчас же едем к твоему Барсукову.

От неприятного предчувствия у меня засосало под ложечкой.

— Это… зачем?

— Затем, что нам теперь все известно! И давай без разговоров! — мама пошла в коридор и, прислонившись к стене, принялась натягивать на ноги длинные сапоги. Я стоял, не шелохнувшись. Она как будто не обращала на меня внимания. Справившись с сапогами, мама потянула с вешалки шарф и сухо сказала:

— Давай быстрее. Нас ждут.

— Мам я не…

— Звонили родители Барсукова, мама его. И сказала, что, оказывается, это вы все устраивали, и поджог туалета, и кражу портфеля. С ума сойти можно! Поехали… — вздохнула она. — Будем теперь решать, что с вами делать. Все очень серьезно.

«Все очень серьезно»…

Вам, наверное, интересно узнать, чем все закончилось?

Ну что ж… Когда-нибудь, я, наверное, соберусь с духом и расскажу вам, что произошло в тот страшный вечер. Со всеми подробностями. А сейчас давайте остановимся и опустим занавес жалости над финалом нашей истории. Поверьте, далеко не каждый сюжет должен иметь развязку. И уж точно — не этот.

Но всякая история обязательно как-нибудь да завершится. Даже мировая история. Как правило, тем же, чем и начиналась. И поэтому моя собственная история закончится в том самом месте, откуда я ее начал. В доме № 9. Где прошло мое детство. Где я вырос. Вернее даже не вырос, а скорее «стал выше ростом».