Читать книгу "Старые черти - Кингсли Эмис"

Рианнон надеялась, что узнает это место, но ошиблась. В деревне обнаружилась лужайка с разбросанными по ней серо-белыми валунами, а еще — старинный питьевой фонтанчик в склоне горы, вернее, руины каменной кладки с креплением, где когда-то висела кружка на цепочке. Рядом была мемориальная доска с четырьмя или пятью фамилиями, и Рианнон поняла, что перед ней местный памятник жертвам войны. Кое-где за невысокими белыми воротами виднелись внушительные коттеджи из темного камня или кирпича, поодаль располагалось здание побольше, с мощными балками и черепичной крышей. Вывеска гласила: «Герб Поуиса»[29]— и обещала лучший выбор старинных элей и сидров. Во дворе стояли машины, но у передней двери еще можно было припарковаться.

Малькольм потянул рычаг ручного тормоза и притормозил с эффектным скрежетом.

— Ну вот мы и добрались, — сказал он, обратив к Рианнон улыбающееся лицо; в уголках его глаз залегли морщинки.

Он вел себя так, словно вручил ей дорогой подарок, и только сам Малькольм, с его чувствительностью, мог этот подарок выбрать. Он сидел выпрямившись и выглядел таким душкой, что Рианнон захотелось дать ему подзатыльник.

— Чудесно, — ответила она.

Малькольм выбрался из своего кресла и поспешил на помощь Рианнон. Он двигался довольно быстро, но Рианнон его опередила. Она не любила, когда ей «помогали», если только не строила из себя матрону, что случалось довольно редко. Малькольм подбежал через секунду после того, как она обеими ногами встала на землю, но успел напомнить о сумочке, которую Рианнон уже собиралась взять. Они направились к пабу, и Малькольм подхватил ее под руку, будто опасался, что Рианнон упадет или врежется в стену. Рианнон почти вспомнила этот хозяйский жест: Малькольм держал ее так много лет назад, когда она раза два согласилась с ним встретиться. Вот и сегодня он не дал Рианнон войти в паб сразу: задержал ее перед входом и произнес:

— Здесь почти все как прежде.

— Да, похоже, мало что изменилось.

— Только крышу отремонтировали, сделали пристройку и забетонировали место, где был старый колодец. Еще, по-моему, в том углу была времянка, помнишь?

Рианнон не помнила, и потому медленно кивнула и что-то промямлила в ответ.

— И, конечно, столики. Но, в сущности, здесь все как раньше.

— М-м-м…

— Урны для мусора не очень красивые, зато практичные.

Окинув напоследок двор довольным взглядом, Малькольм попытался завести Рианнон в паб, но она быстро прошла вперед, вспомнив заодно, что давно не слышала от мужчин: «За тобой не угнаться!» Войдя внутрь, она огляделась с деланным интересом. Рианнон понятия не имела, изменилось ли что-нибудь в зале. По крайней мере пока там было малолюдно и тихо. На некоторых столах она приметила невысокие медные перильца или поручни — видимо, чтобы посетители спьяну не смахивали на пол посуду… «Нет, чепуха, — подумала Рианнон, — десять к одному, что они с корабля, наверняка и Малькольм мне сейчас это скажет». Однако он ничего не сказал, просто заметил, что не знает, по-прежнему ли тут хорошо готовят. Рианнон подумала, что никогда не слышала такой наглой лжи.

Как выяснилось, готовили тут вполне прилично, но в случае Малькольма это оказался единственный плюс. Из всех знакомых Рианнон именно он был тем человеком, на которого не обращают внимания в баре, сажают за столик у кухонной двери, приносят первое блюдо, когда остальные посетители, включая тех, кто пришел позже, уже пьют кофе, и вдобавок обсчитывают. Тем не менее обед прошел нормально: Малькольм всего лишь уронил сливочное масло себе на галстук. В самом конце Рианнон, потягивая из рюмочки свой любимый зеленый шартрез, почти перестала волноваться. Некоторые моменты — вроде того как Малькольм обнаружил пятнышко на бокале и долго махал, чтобы посуду заменили, или как он потребовал принести «нормальную» перечницу, а потом следил, пока ее не принесли, — снабдили Рианнон материалом для пересказа Розмари, но застольная беседа (говорил в основном Малькольм) была невыносимо скучной. Рианнон забыла все свои опасения, пока он рассказывал ей о людях, которых она не знала. Они даже поболтали об Уэльсе, а потом и об Англии, куда перебрались некоторые их общие друзья. При словах Малькольма о том, что не стоит говорить об упадке Уэльса, если не хочешь оказаться в меньшинстве, Рианнон сразу же вспомнила, как ему разбили нос в тревильском баре. Сейчас нос выглядел вполне нормально, хоть и не ближе ко рту, чем раньше.

Покончив наконец с Уэльсом, Малькольм объявил, что еще рано, без особой спешки заказал еще кофе и попросил Рианнон рассказать о себе. Она поведала ему об Алуне и девочках. О дочерях Рианнон говорила с осторожностью, в основном из-за того, что Гвен рассказывала об их с Малькольмом двух сыновьях, которым было уже за тридцать, вернее, из-за того, о чем Гвен умолчала. Может, Малькольму и было чем поделиться, но изливать душу он не стал, только слушал вежливо. Спустя несколько минут Рианнон поняла, что взяла неверный курс.

— Еще рюмочку этой липкой штуковины? — предложил он, едва она замолчала.

— Нет, милый, спасибо.

— Судя по твоим словам, ты сейчас вполне довольна жизнью.

— О да, куда больше, чем в те времена.

— Правда?

— Забавно, в те годы я развлекалась не меньше остальных, а сейчас как вспомню, что чего-то делать уже не придется, так радуюсь, — заметила она. — Я имею в виду, что больше не нужно ходить на пляж, танцы или бегать по свиданиям.

Рианнон продолжала в том же духе, пока не заметила, что Малькольм почти не слушает, и хотя иногда кивает, не сводя с нее глаз, взгляд у него мечтательно-рассеянный.

Рианнон всегда считала, что мужчина, который ее не слушает, поступает разумно, к тому же теперь это было почти неопасно. Если в прошлом у поклонника были все шансы заметить излишек пудры или след от прыщика, сейчас эта вероятность практически свелась к нулю из-за ухудшившегося с возрастом зрения — конечно, если упомянутый поклонник не вооружался очками, что было бы по меньшей мере неспортивно. Малькольм очки не надел, но внезапно до Рианнон дошло: он не слушает потому, что предпочитает глядеть на нее как на недоступное создание, о котором можно только мечтать. Эта мысль несколько выбила ее из колеи, и она замолчала.

Пока Малькольм подзывал одну официантку, показывая, что хочет расплатиться, другая положила счет на стол.

— Думаю, неплохо, — заметил Малькольм, минуты две высчитывая размер чаевых в уме, затем на бумажке и снова в уме.

— Замечательно! Великолепная еда!

Рианнон не осилила жаркое с подливкой, на которое рассчитывала (все-таки сама она готовила его совершенно иначе), отказалась от карри с говядиной из-за риса, не стала заказывать рагу из ягненка, опасаясь, что там попадутся семена помидоров, и остановила выбор на пироге с курятиной. Мясо было довольно мягким, а вот тесто — совершенно безвкусным, почти ватным, и к тому же чересчур жирным. Рианнон съела весь салат-латук и водяной кресс, а еще немного зеленого перца, который, после того как она выжала на него пол-лимона, уже почти не драл горло.