Читать книгу "Избранные дни - Майкл Каннингем"

— Извини, раньше не могла. У нас тут сумасшедший дом.

— Ты уже можешь уйти?

— Да. Встретимся у тебя, ладно? Я выпью чего-нибудь, и сразу спать.

— Понял. Я отсюда выберусь минут через сорок пять.

Для Саймона сорок пять минут — это быстро. Кто знает, какие колебания видов на будущее требуют сейчас его немедленного внимания?

— В таком случае, буду около девяти?

— Отлично. Ты-то сама как?

— Более или менее.

— Отлично. Встретимся в девять.

Она попрощалась с Питом и вышла на улицу. Пока Саймон не разделался с частностями какой-то своей ей неведомой сделки, она прогуляется среди затерроризированных сограждан.

Она пошла по Бродвею на юг. Не зная, что сегодня произошло, можно было бы подумать, что наступил самый обычный городской вечер. Прохожих было чуть меньше, чем всегда, двигались они как-то более опасливо и проворно, однако свежий гость из Монголии или Уганды ничего бы такого не заметил и спокойно набирался бы туристических впечатлений. Город был потрясен — но в том, чего не видно посторонним, в сновидениях о себе самом. Да, люди боялись, и невозможно было оценить, сколько потеряно денег, сколько человек отменили заказы столиков в ресторанах, сколько корпораций подумывало о перемещении штаб-квартир в более спокойное место, однако на Бродвее было по-прежнему полно такси и грузовых фургонов, магазины работали, неудачники выпрашивали у прохожих мелочь. Городская машинерия, нестройная поэзия огромного города (спасибо вам, мистер Уитмен), продолжала погрохатывать. И только взорвав приметное здание, можно было изменить картину. Сегодня никто не устраивал бдений со свечами, не было видно рыдающих женщин и курганов из цветов. Жизнь продолжалась.

Четыре человека отправились в космос созерцать рождение звезд. А жизнь продолжалась. Что ей еще оставалось делать?

Кэт рассеянно рассматривала витрины магазинов на нижнем Бродвее. Ей хотелось, чтобы все пошло как раньше, — так может хотеться пастрами на ломте ржаного хлеба. Она не хотела оставаться собой — нет, только не сейчас. Она хотела быть самой обычной женщиной, прогуливающейся по магазинам, не преследуемой призраками, ничем не изнуренной, несущей в себе лишь неизбежную для всякого порцию горечи и вины, женщиной, которой надо убить немного времени перед свиданием с бой-френдом.

В витринах были все больше джинсы, кроссовки, уцененная косметика, реже попадались китайские травы. Магазины посолиднее располагались на боковых улицах. А Бродвей — это для молодых, полунищих, легко поддающихся соблазнам. Сама она была немолода, и чем-то соблазнить ее было непросто. Она могла свернуть на восток или на запад и там вдоволь попялиться на витрины, но этого она себе позволить не могла — слишком банально. Так что в лучшем случае оставалось неторопливо, дожидаясь девяти часов, брести неизбежным сегодня путем, рассматривать попадающиеся по дороге витрины и вести себя банально лишь в силу необходимости.

Она пересекла Кэнал-стрит, и тут ее посетило давешнее ощущение. Кто-то на нее смотрел. Она пошла дальше. Не оглядываясь — пока рано. Она подождала, покуда не поравняется с очередной витриной (магазинчик, торгующий какой-то ерундой, да, собственно, и неважно чем). Притворилась, что изучает ассортимент, и, улучив момент, бросила взгляд назад. Ничего и никого: только белая парочка, он и она, по-голубиному жмутся друг к дружке и одновременно пытаются уворачиваться от летящего по ветру мусора, да старуха сидит на краю подъездного пандуса, свесив свои облаченные в лохмотья ноги и покачивая ими, как постаревший, траченный жизнью ребенок.

Но ощущение не оставляло Кэт. Затылок тихонько покалывало.

Она повернулась обратно к витрине и машинально стала рассматривать ее содержимое. Магазин назывался «Гайя Импориум», и место ему было никак не на Бродвее, а, скажем, скорее в Ист-Виллидж.[31]В витрине безо всякого порядка громоздился разнообразный хлам: невзрачного вида пальто с воротником из поддельного меха, две пары допотопных роликовых коньков, дискотечный шар в зеркальных осколках, клубки дешевой бижутерии, голова мужского манекена с впалыми щеками, любезно осклабившаяся под разноцветным негритянским париком. Царство случайности — все эти вещи очутились в одном месте только потому, что где-то когда-то подвернулись владельцу магазина, решившему, что кому-нибудь вдруг да взбредет в голову их купить. Мир переполнен вещами, старыми и новыми; им не хватает в нем места. Обилие исключает возможность систематизации.

Кэт застыла на мгновение перед этим скорбным изобилием. Большинству населения мира все это показалось бы настоящим сокровищем, разве кто с этим поспорит? Надо принадлежать к привилегированному меньшинству, чтобы знать: все тут — мусор с самого момента своего появления на свет, и это пальто якобы богатой дамы, и эта сколотая фарфоровая пастушка, и эти пластиковые трубочки для коктейля, украшенные пластиковыми же русалками.

Среди ниток бижутерии, наполовину утонувшая в них, выглядывала миска. В нее были навалены какие-то позолоченные брошки, нитка ненастоящего жемчуга, но белеющий, подобно лунному серпу, край вполне можно было рассмотреть — вдоль него бежали непонятные символы, не то цветы, не то актинии или звезды. Мусор, наверное, это был мусор — а чем еще могла быть эта миска, учитывая, где она закончила свой путь? — и все же она чем выделялась среди прочего мусора даже во флуоресцентной витринной подсветке. Казалось, от нее исходит слабый, но вполне ощутимый свет, как светится в темноте циферблат часов, но только она светилась чистейшим белым. Миска выглядела, насколько было видно Кэт, заброшенным сокровищем, редкостью, по ошибке принятой за хлам. Ведь такое встречается сплошь и рядом. Рисунки да Винчи, очутившиеся среди ботанических гравюр, письма Мелвилла, затерявшиеся в кипе старых счетов и списков покупок Может она оказаться китайской? Пригодиться Саймону для его коллекции?

Кэт вошла в магазин. Там пахло плесенью и пропотевшей шерстью и еще, совсем слабо, сандаловыми благовониями. Помещение больше напоминало полузаброшенный чулан, нежели магазин. Там и сям возвышались горы обуви, на длинной прогнувшейся вешалке теснились старые куртки и свитера, надпись ярким маркером на баке из картона оповещала, что его содержимое продается по пятьдесят центов за штуку.

В глубине магазина за стеклянной стойкой сидела женщина, такая же выцветшая и изношенная, как и ее товар. Седые волосы свисали на плечи, черты лица — едва уловимы, словно бы кто-то сперва нарисовал их, а потом попытался стереть ластиком. И все же что-то было в ней королевское, в этой развалине. Она сидела, гордо распрямив спину между высокой вазой с павлиньими перьями и зеркалом в овальной раме, напоминая не самую главную из правительниц подземного мира, повелительницу всего потерянного и неуместного.

Перед ней Кэт тоже захотелось выглядеть повеличественнее. Не думай, ничего из твоего убогого хлама я не собираюсь тайком сунуть в сумку.