Читать книгу "Богиня Парка - Людмила Петрушевская"

— Глеб, Аня, вот вам подарочек.

Лицо у него было красное (ниже лба).

Анечка нерешительно и вежливо взяла подарок, положила на стол.

— Ешьте — сказал Никита, — угощайтесь.

Глеб открыл коробку, выудил одну конфету.

— Теперь ты, Анька, — визгливо произнес Никита. Как-то вроде дал петуха.

Аня тоже подошла, получила от Глебушки конфетку и сунула ее в рот.

— И ты, мадам — мотнул головой Никита. — Жри. Твои любимые, с ликером!

— Ой, зачем же ты детям с ликером…

— Пусть привыкают, бабушка у них была алкоголичка!

Доволен был и добавил:

— А мать ихняя проститутка. Так что лопай, не стесняйся.

— Спасибо на добром слове, не хочется.

— Ну я уйду, ты же все доешь, я знаю — слишком громко сказал Никита. Опять у него сорвался голос. Что такое!

— Именно это я и сделаю, но только когда ты уйдешь.

— Ишь ты, она еще шуткует! Голос подает!

Как ни странно, Никита удалился довольно скоро, перед тем пригласив детей съесть еще по конфетке. Дети посмотрели на маму и замялись.

Никита сказал:

— А то не получите от меня на новый год подарочка! Глебу велосипед, а Ане что? Ну что тебе, Аня?

Малютка сказала:

— Не жнаю.

— Тогда берите.

И они взяли еще по конфетке. В коробке осталось восемь штук.

Никита, как ни странно, не задержался. Зорко посмотрев на жену, он быстро оделся и сгинул.

Только за ним захлопнулась дверь, Леля поволокла детей в ванную и дала им выпить по литровой банке воды. Затем она вызвала у них рвоту и дала еще по поллитра. Опять вызвала рвоту. Потом последовало теплое молоко.

Дети после экзекуции легли и заснули. Они были очень бледные. Пульс уреженный.

Надо было бы им поставить обоим капельницы. Срочно в больницу.

Леля быстро-быстро все конфеты высыпала в кулек и положила подальше под ванну. Коробку же сунула в помойку. Стала собирать документы в больницу.

Тут же вернулся муж.

Вошел, не снимая сапог, в большую комнату. Леля успела лечь на диван.

— Эй, тетка! — позвал он.

Она не ответила.

Он подобрался к ней и ледяными пальцами полез щупать ей шею. Леля дернулась и привстала.

Никита аж подпрыгнул:

— Ты че людей пугаешь!

— Ой, — застонала она — я, кажется, подхватила кишечный грипп, ломает всю и тошнит.

— А дети?

— Дети давно спят.

Он и туда прокрался, вернулся и спросил:

— А что они так рано?

— У нас были малыши в гостях, устраивали елку. Наелись конфет и всяких вкусностей, перевозбудились, устали.

Не мог удержаться, съязвил:

— Наелись? Полные желудки? Это не есть хорошо. И с какого же праздника у тебя деньги завелись? Вечеринки устраиваешь?

Промолчала.

Ушел, копался на кухне. А, ищет свою коробку. Нашел, видно, в помойке пустую, явился и встал в дверях умиротворенный.

— Ну что, понравились конфетки? Фольги в ведре полно!

— Даже слишком, — ответила еле слышно Леля.

— Ну ты слон! Схавала все!

— Да там всего восемь было.

— Ладно, я еще приду, — заторопился Никита. — Я тут недалеко.

— Где? — умирающим голосом спросила Леля.

— Тебе не все ли равно.

Он ушел, Леля встала, сняла телефонную трубку, гудка не было. Что-то он сделал, где-то надрезал телефонную проводку, не хочет, чтобы она кому-нибудь звонила.

Дети были живы.

Все-таки промывание им она сделала быстро и очень основательно, и молока выпили. Так что делать? Вызывать скорую, но телефон не работает. Уж не хочет ли он дождаться, когда они умрут, не хочет ли спокойно вызвать милицию и скорую, сдать трупы в морг так далее?

У Никиты был вид абсолютно ненормальный. Белый лоб и как проведена черта ниже — лицо все красное.

Леля быстро задернула занавески, включила на полу настольную лампу, собрала все документы, деньги, родители заплатили за месяц только что, вещи закинула в старый рюкзак, валявшийся на антресолях, разбудила детей. Они были вялые, больные. Леля взяла конфеты из-под ванной, они уже начали таять, была опасность, что яд вытечет. Собрала в мусорном ведре первые попавшиеся чужие фантики, надела хирургические перчатки, каждую конфету быстро завернула в блестящую обертку, восемь штук, сунула их в пустую емкость с надписью «на сладкое» и поставила в морозильник, чтобы побыстрее охладилось, а Никитину коробку из мусора вынимать не стала.

Поневоле все предвидишь — что он опять полезет в помойку проверять…

Дети оделись, стояли дрожа. Был первый час ночи.

Вдруг заскрежетал ключ в дверях и ввалился Никита. Застал!

— Что это вы? — искренне удивился он.

— Нам очень плохо, а телефон не работает, скорую не можем вызвать… — еле откликнулась Леля. Она тряслась от ужаса.

— А, это мы мигом, сейчас. Пошли.

Спустились во двор, на улице он остановил какую-то случайную машину. Посадил их, сунул водителю деньги, сказал:

— Отвези в тридцать третью их.

Леля смотрела на него во все глаза — он обошел машину и явно запомнил номер.

Тронулись. Тридцать третья была для взрослых и славилась на всю Москву бессердечным отношением к бомжам. Туда свозили с трех вокзалов помирающих доходяг.

У тридцать третьей они вышли, Леля сказала мужику «Спасибо».

Тут же, только он уехал, нашла другую машину и велела ехать в детскую больницу. Леля там сказала, что везет детей из гостей и они отравились какими-то конфетами, и хотела предъявить пакет с конфетами — но только тут обнаружила, что забыла его в морозильнике. Фамилии детей она сказала другие. Документы обещала привезти завтра утром. Сказала, что сама врач и назвала имя своего завотделением реанимации. Дети были в таком состоянии, что говорить почти не могли.

Леля сидела ночь в приемном покое, все равно деваться было некуда.

Утром ей сказали, что налицо какая-то очень сильная интоксикация, но вещество не определилось, вроде бы ничего такого в содержимом желудка не было.

Сердечная недостаточность, таков был диагноз у обоих ребят.

Дети лежали в реанимации под капельницами. Леля тут же пошла в отдел кадров, медсестрой ее не взяли, оформилась санитаркой куда сказали, в приемный покой. Триста квадратных метров пола мыть за одно дежурство плюс туалеты. Не было охотников на такую работу за эти деньги.