Читать книгу "Дочь священника - Джордж Оруэлл"

В одиннадцать началась короткая перемена, девочки играли во всякие тоскливые крестики-нолики или ссорились, отнимая друг у друга карандаши. Некоторые, одолев начальную робость, столпились вокруг Дороти и болтали. Вспоминали, в частности, мисс Стронг: как больно она крутила уши за кляксы в тетрадках для образцов, какая вообще была строгая кроме тех случаев, когда ей раза два в неделю «делалось нехорошо». Она тогда пила лекарство из темной маленькой бутылочки и ненадолго становилась очень веселой, рассказывала девочкам про брата, который живет в Канаде. Но тот последний раз, на арифметике, ей от лекарста сделалось даже хуже, она вдруг громко запела, потом упала поперек парты, и миссис Криви пришлось унести ее из класса на руках.

Уроком, следовавшим после перемены, утренние занятия окончились. Проведя три часа в душном классе, Дороти хотелось выйти на воздух подышать, размяться, но надо было сразу бежать в кухню? помогать миссис Криви готовить стол. Большинство живших неподалеку учениц на обед уходили домой, но несколько за отдельную плату, по десять пенсов трапеза, обедали в «утренней гостиной». Кормление протекало почти безмолвно, ибо в присутствии директрисы школьницы немели. Подавалась отварная баранья шея, и миссис Криви демонстрировала чудеса ловкости, кладя мясные кусочки плательщицам отличным, а хрящи с жиром – средним. Что касается трех плохих плательщиц, их позорная сухомятка из пакетиков съедалась в опустевшей классной комнате.

С двух часов вновь уроки. Опыта одного утра хватило, чтобы Дороти вернулась на учительское место, внутренне содрогаясь. Уже обозначилось, каково будет день за днем, неделя за неделей изнывать в этой мрачной комнате, пытаясь впихивать начатки знаний в упрямых и бестолковых детей. Но когда класс заполнился, после переклички одна худосочная мышка по имени Лора Флинт преподнесла учительнице пучок мелких рыжеватых хризантем «от всех от нас». Девочкам Дороти понравилась, и они в складчину наскребли четыре пенса ей на цветы.

У Дороти дрогнуло сердце. Более зрячими глазами она увидела малокровные лица и старенькие платья, стало ужасно стыдно, что с утра она смотрела на этих детей равнодушно, чуть не брезгливо. Волной нахлынула жалость. Бедные, бедные дети! Как принижены, как задавлены! Однако так еще милы, что в знак симпатии готовы потратить свои драгоценные пенни.

С той минуты отношение Дороти к новой работе переменилось. Школьное дело стало делом душевным и самым важным на свете. Она будет стараться, все силы отдаст, чтобы сделать этот невольничий загон местом пристойным, человеческим. Наверное, тут много можно сделать. Пусть ей, совсем неопытной и неумелой, самой надо сначала поучиться, как учить. Ну что ж, она предпримет все возможное, все, чем ее энергия и воля помогут вытащить детей из жуткой ямы.

3

В течение нескольких недель Дороти занимали исключительно две проблемы: наведение хоть какого-то порядка в занятиях и конвенция о добрососедстве с начальницей.

Вторая задача оказалась значительно сложнее первой. Дом миссис Криви отличался редкой гнусностью. Всегда дует или сквозит, ни одного уютного кресла и очень скверная еда. Преподавать только со стороны легко, учителю для поддержания сил требуется хорошее питание. Трудновато учительствовать на диете из пресной отварной баранины, вареной, утыканной глазками картошки, водянистых пудингов, хлеба с прозрачной пленкой масла и кипятка, подкрашенного чаем, причем никогда досыта даже этого. Миссис Криви, по-настоящему скупая, то есть охотно экономившая и на своем желудке, отдельных блюд для себя не готовила, но неизменно забирала львиную долю. Каждое утро жарились, мелко рубились и неравно делились два яйца, а блюдечко повидла твердо хранило неприкосновенность. Дороти день ото дня делалось голоднее. Дважды в неделю, когда вечерами позволялось выйти из дома, ее тающий капитал транжирился на шоколадки, которые она потом ела в глубокой тайне? морившая голодом миссис Криви, узнай она про дополнительные яства, смертельно бы обиделась.

Но хуже всего, что не было никакой укромной частной жизни и почти не бывало времени, которое Дороти могла бы назвать своим. После уроков, за отсутствием иного убежища, приходилось идти в «утреннюю гостиную», под надзор миссис Криви, полагавшей главным долгом не оставлять помощницу в покое ни на минуту. Искренне или притворно, миссис Криви решила, что Дороти лентяйка и нуждается в постоянных понуканиях. Беспрерывно раздавалось: «Ну, мисс Миллборо, у вас нынче, видно, дел не особо много? И никаких тетрадок нет проверять? А что бы вам не взять иголку да не пошить чуточку? Право слово, мне бы и не стерпеть, как вы вот обожаете сидеть-то просто так!» У миссис Криви постоянно находились задания для Дороти вплоть до мытья полов в классе субботним, свободным от занятий утром. Но это уже из чистой вредности, ибо в такой работе она Дороти не доверяла и обязательно затем собственноручно перемывала пол. Однажды Дороти была столь неразумна, что возвратилась вечером из библиотеки, держа в руках роман. Вид его просто возмутил миссис Криви. «Так, значит, мисс Миллборо! Вот уж не думала, что у вас есть время читать!» – сказала она горько. Сама директриса в жизни никакой книги целиком не прочла, чем весьма гордилась.

Неотступная миссис Криви, даже выпустив Дороти из поля зрения, умела сделать ощутимым свое присутствие. Вечно шныряла по соседству с классной комнатой, ежесекундно угрожая Дороти вторжением, а если находила урок слишком шумным, внезапно стучала в стену ручкой швабры, заставляя учениц вздрагивать и отвлекаться. Во всякий час назойливо, неугомонно суетилась. Погромыхав кастрюлями, шаркала рядом метлой и скребла мусорным совком, или бранила приходящую служанку, или врывалась в класс «взглянуть» (с надеждой уличить Дороти и воспитанниц в баловстве), или же «чуточку садовничала» – лязгая ножницами, увечила жалкие хилые кусточки, чудом проросшие в пустынях гравия на заднем дворике. Лишь два раза в неделю Дороти освобождалась на время боевых вечерних походов директрисы «за новенькими», то есть для обработки и вербовки новых плательщиков. Эти вечера Дороти проводила в библиотеке, так как ей тоже полагалось уходить, чтобы зря не расходовать светильный газ и уголь. Обычно же по вечерам миссис Криви писала письма родителям, напоминая об уплате, и в местную газету, торгуясь о скидке на дюжину рекламных объявлений, либо обыскивала ученические парты, проверяя работу Дороти с тетрадями. При этом то и дело кидалась «чуточку пошить». Стоило наметиться пятиминутной паузе в хлопотах по хозяйству, хватала свою корзинку с рукоделием? преимущественно изготовляла из грубой белой бязи дамские панталоны, которых уже скопилось несть числа. Одеяние устрашающе суровое, укрощающее грешную плоть с лютостью, не достигнутой ни монашеским чепцом, ни власяницей. Вид этих панталон заставлял задуматься об опочившем мистере Криви и даже усомниться в самой возможности его существования.

Как могло показаться, образ жизни миссис Криви вообще не включал удовольствий. Она не делала ничего того, чем люди себя обычно развлекают: никогда не ходила в кино, не открывала книг, не ела конфет, не готовила вкусненького, не надевала сколько-нибудь нарядного платья. Общество для нее тоже абсолютно ничего не значило. Друзей и даже, видимо, понятия о дружбе не имелось; интерес к ближнему проявлялся только деловой. Не наблюдалось и малейшей тени религиозных чувств. Каждое воскресенье посещая баптистский храм дабы продемонстрировать родителям пылкое благочестие, она являлась твердой антиклерикалкой, убежденной, что в церкви «лишь на деньги твои метят». В общем, казалась личностью безрадостной, погрязшей в беспросветно унылых буднях. Однако это было не так. И для нее существовали наслаждения острые и неистощимые.