Читать книгу "Пейзаж, нарисованный чаем - Милорад Павич"

Афанасий был еще несовершеннолетним, еще толком не знал, что Бог человека в пятницу сотворил, когда пришел и объявил, что хочет жениться. Причем на девушке старше себя. Я сразу поняла, в чем дело: он уже пропитался ее запахом.

– На ком это? – спрашиваю, а сама внутренне трепещу.

– На Витаче, – ответил он, и я поняла, что трепетала не зря.

«Ну, – думаю, – сейчас ты у меня вместо титьки фигу получишь!» Хватаю я быстренько тайком колоду карт, прячу в рукав пятого валета, а сама говорю:

– Знаете, Атанас, ведь одна ее ночь – что иному десять. Давайте вот как поступим. Вы еще молоды. На расстоянии пушечного выстрела никто и ни за какие деньги не определит, есть у вас усы или нет. Даже ваша обожаемая Витача. Если вы на ней женитесь – а она старше вас, да с придурью, да еще и косноязычная, – вам придется содержать не только ее, но еще и ораву восьмилетних любовников. Придется вам по утрам вытряхивать из своей кровати семерых мальчишек, одного за другим, как созвездие Плеяд. Я вам в таком деле не помощник. Поэтому, если можете выбирать, выбирайте. Или она, или я! Если выбор вам не под силу, давайте сыграем в карты. Выиграю я – вы не женитесь, а выиграете вы – поступайте как знаете!

Он задумался. Вижу я, что дьявол его оседлал, и не на шутку, всю ночь на нем скачет. Ну что мне с ним делать? Человека родить – все равно что оскопить, думаю, а сама говорю:

– Да, так я и предчувствовала, что вы меня осрамите.

Тогда он принес карты. А я о картах знаю все. Дед мой был игроком и меня, свою внучку, и брата моего проиграл еще нерожденными. Играю я с ним, держу в рукаве этого бубнового валета, а сама все пытаюсь улучить момент и его подбросить. Выиграла двух валетов, подбросила потихоньку своего третьего и выложила их. А он выкинул три двойки – и проиграл Витачу.

Некоторое время он на меня смотрел пристально, я просто чувствовала, как два его тощих взгляда по сне шарят, точно у него в утробе прошлое в будущее переворачивается: ведь будущее всегда из толстой кишки выходит. А потом и говорит:

– Что-то не так. Давайте карты пересчитаем. Я обомлела, но деваться некуда.

– Хотите пересчитать – считайте, – говорю. Он пересчитал, и, к великому моему удивлению, карт получилось ровно столько, сколько должно быть, и мой пятью валет проплыл себе, прижав крылышки, как чайка по дождливому небу. Как это могло получиться, думаю, ломаю себе голову. Он ушел, сказав, что жениться не будет, я схватила карты, начала считать и поразилась. Одной трефовой двойки не хватило, потому и получилось карт вместе с моим валетом ровно столько, сколько надо.

После этого Афанасий долго не решался подступиться к Витаче. И он, и она вступили в брак, вернее сказать, каждый из них взвалил на себя свой крест, у обоих были дети – у нее две дочери, а у него один сын, да еще и чужой. И тут ему, уже в зрелые годы, стукнуло в голову поехать в Грецию, кажется на Святую гору. И там, наверное, от целебных подушечек, что набиты душистыми травами, его вдруг осенило, что мой второй муж, Коста Свилар, не родной его отец, а Никола Свилар – не его родной сын. И он уехал куда глаза глядят. Из дома он взял одну только семейную икону «Иоанн Предтеча бреет свою отрубленную голову». А мне он стал писать из этой своей новой жизни, умоляя рассказать, как звали моего спутника в России, его настоящего отца. И я ему отвечала.

"Вы хотели найти своего отца? – писала я ему. – вы даже в Греции, у святых отцов, его искали… Ну так я вам для начала скажу, кто вашим отцом не был. Уж конечно, вашим отцом не был Коста Свилар, бравый вояка, которому ничего не стоило мочиться на полном скаку, не слезая с коня. Но уж лучше бы он был вашим отцом. У того же, кто вас на свет произвел, были очень красивые волосы, но зато под ними – уши всмятку. Он пел в хоре со ста двадцатью донскими казаками. Каждый из них держал в руке фальшивое зеркало, собственно рамку от зеркальца, и через эти дырки они орали в белый свет как в копеечку. Выпив водку, он надевал рюмку на язык и держал ее языком. Настоящим же его призванием был чай. Он даже разрисовывал чаем матрешек и деревянные ложки. По правде вам признаюсь, чего я только не делала, чтобы его дитя не появилось на свет. Даже бочонок сливовицы по животу катала. Но все же вы родились.

Итак, вы хотели заполучить отца. Вот вам ваш отец. Теперь он у вас есть. Вся история о Разине, со всеми его собаками и ошибками, не стоит шлепка ладони по голенищу… Но вам нечего опасаться, не вы были главной ошибкой вашего отца. Не так уж много он ради вас потрудился. А вот ради самой большой своей ошибки ваш отец проехал тысячи верст и расчистил километры снега, он годами путешествовал, пока не пришел к самой известной своей ошибке, математической. И все же, при всех его недостатках, он никогда не был таким губошлепом, как вы. Узнай он, например, о моей смерти, он бы и глазом не моргнул. Похоронил бы во дворе рядом с любимой лошадью, и баста. Не то что вы – всю жизнь одной дурью маетесь…"

Но Афанасий полагал иначе. Ему казалось, что каждый вечер, лишь только стемнеет, он ненадолго превращается в своего отца. И он хотел знать, как эти десять вечерних секунд называются днем. Он говорил мне: «Раньше у меня не было потребности иметь отца. Он не был моим Учителем. А теперь стал». Афанасий взял фамилию своего отца вместо фамилии Свилар, под которой закончил школу. Он взял фамилию Федора Алексеевича Разина и носит ее по сей день.

И только тогда у него достало сил снова подступиться к Витаче. Он увез ее в далекие края, и там они повенчались. Отношение Витачи к Афанасию никогда не было мне до конца ясно. Сестра ее Вида сохранила несколько писем, из которых понятно, что Витача относилась к моему сыну, то есть к своему второму мужу, по меньшей мере странно. То, что люди называют большой любовью (а судя по всему, у них была большая любовь), никогда не делится поровну: тут всегда один намыливает, а другой бреет. Если вам непонятно, что я имею в виду, я поясню свою мысль старинной притчей.

Один священник заклинал свою жену никогда без него не есть, потому что она может превратиться в волка. Он же ей обещал без нее никогда не пить, а не то в козу превратится. Через некоторое время, когда мужа не было дома, заглянула она в его священные книги. Пока читала, забылась, съела капустный лист и превратилась в волка. Приходит священник домой, а навстречу ему волк. Он, конечно, не догадался, что это его жена. Начали они бороться, и священник ухватил волка зубами за ухо. Брызнула кровь, он, как только ее глотнул, превратился в козу, волк его и растерзал. Вот вам и равноправие. Сильный всегда становится слабее.

Так и с Афанасием случилось в его браке с Витачей. Доказательством может служить одно место из ее письма к нему:

«Где-то на берегах южного моря, там, где звезды дальше всего отстоят от своих отражений в воде, пассажиры одного корабля съели гигантскую черепаху. Через пятьсот лет приплыл на тот же берег одинокий моряк, нашел он панцирь и устроился в нем на ночлег. Утром, выспавшись, он просунул руки, ноги и голову в отверстия панциря и, забавляя себя самого, заковылял к морю. Пятьсот лет спустя в черепашьем панцире снова стали отдаваться удары живого сердца, он снова поплыл по морю. Так отдается во мне твое сердце».