Читать книгу "Игра шутов - Дороти Даннет"

Благородное животное, Луадхас великодушно и честно подчинилась команде. Она могла бы справиться с волком, но эта чуждая, зловещая краса, это гибкое тело, скользящее среди трав, составляло часть неведомой стихии. Луадхас бежала вверх по склону, хвост ее развевался, жесткая шерсть стояла дыбом, длинные ноги поднимались высоко, и сколь бы стремительно ни сокращалось расстояние между гепардом и зайчихой, расстояние между собакой и гепардом стало сокращаться еще быстрее. Ореховый прутик, зажатый в правой руке О'Лайам-Роу, переломился надвое.

Зайчиха изнемогала. Сердце рвалось у нее из груди. Задыхаясь от усталости и страха, ничего не видя перед собой, она бежала на голос хозяйки, и дорогие каменья на ее ошейнике сверкали и переливались в беспощадных солнечных лучах.

И фарфоровая лошадка с самой легкой, самой невесомой из всадниц скользнула с вершины холма и устремилась вниз быстрей, чем все остальные. За несколько ярдов от зверька Мария высвободила ноги из стремян и спрыгнула на землю — и в это самое мгновение мерин герцога поравнялся с ней. Она рванулась вперед, маленькая лошадка отскочила в сторону, и дядюшка королевы одной рукой вцепился ей в плащ.

Мария споткнулась. Она плакала, волосы прилипли к разгоряченному лицу, слезы струились вдоль носа и по подбородку. Зайчиха сделала последний, мощный прыжок и застыла неподвижно посреди луга, довольно далеко от девочки. Мария вырвалась и бросилась вперед, а чуть поодаль раздвигалась и шелестела трава.

Бесстрашно, как все, что делал этот молодой, отчаянно смелый воин, герцог Гиз соскочил с седла, схватил девочку, одной рукой подобрал зайчиху и бросил ее ближайшему всаднику. Робин Стюарт подхватил вялое, теплое, поникшее от изнеможения тельце, а герцог посадил Марию на свою отчаянно рвущуюся лошадь и сам вслед за нею вспрыгнул в седло.

И снизу, и сверху к Гизу и к девочке устремились всадники, но гепард опередил всех. Раздвинулись травы, и все увидели знак лиры на морде, и мощные передние лапы, и шелковистый, желто-белый живот. Маленькая Мария вцепилась в седло, и гепард кинулся к мерину Гиза, не сводя топазовых глаз с рыжеволосой головки. Хищник даже не остановился ни на минуту. Его лишили законной добычи — и вот, разъяренный, он сделал последний рывок, примерился и прыгнул. Герцог с девочкой на руках повернул боком испуганную лошадь, но выпущенные когти не коснулись его. Прокладывая себе путь в траве, показалась лохматая, пятнистая собака. Мелькнула тонкая, остроконечная морда; длинные, покрытые жесткой, спутанной шерстью ноги на мгновение коснулись земли — и Луадхас, волкодав ирландской породы, с отвагой, доставшейся ей от предков, собрала все свои силы и бросилась на гепарда.

Участники этой достопамятной охоты долгие годы вспоминали разыгравшуюся затем битву. Не существовало оружия, с помощью которого можно было бы теперь отогнать гепарда от собаки, и ни единый человек не мог бы надеяться развести их. Плачущую девочку отвезли в безопасное место, а все остальные стояли и смотрели как зачарованные.

Никто не сомневался в исходе битвы. О'Лайам-Роу знал, точно так же, как Лаймонд, что у собаки нет ни малейшего шанса. Волкодав и гепард катались по земле — мелькали то короткий шелковистый мех и жесткая, злобная, треугольная морда, то тонкий византийский профиль; затем Луадхас, оскалив зубы, вцепилась в пятнистую спину, и по волнистой, переливающейся, как у змеи, шкуре прошла дрожь; взметнулась тяжелая, мягкая лапа, и спутанная шерсть на голове собаки поникла, стала влажной и темной — из раны брызнула горячая кровь.

Луадхас была храброй собакой. Истекая кровью, она не ослабила хватки — крепкие зубы вновь и вновь вонзались в грязно-желтый с белыми пятнами бархатистый мех. Но вот она мотнула головой, и гепард, тоже окровавленный, вывернулся и, покачиваясь, отступил на шаг: обозленный, сбившийся с ритма танцор, которому подставили подножку. На мгновение оба застыли. Затем напряглись мощные плечи, четко обозначились мускулы паха и бедер — и, спокойно собравшись с силами, гепард прыгнул, смертоносной дугой мелькнув в пронизанном солнцем воздухе. Огромная кошка всей своей массой мягко обрушилась на жертву, и безжалостные, острые, как бритвы, когти вонзились в шею и в хребет Луадхас, разрывая сухожилия и сосуды. Собака завизжала и покатилась по земле; тело ее содрогалось на скрипящей, притоптанной траве, а мягкий, как женские волосы, мех оплетал ее, и когти все глубже вонзались в спину. Она еще долго боролась, тяжело дыша, захлебываясь кровью, чуть повизгивая, но гепард не ослаблял хватки, и через какое-то время стоны прекратились, тонкая морда обмякла, и гепард вытащил когти.

Смотритель зверинца, побелев от страха, предчувствуя всю силу королевского гнева, подскочил с цепью в руке и стал ласково подзывать гепарда. Повернулась плоская голова с надменной лирой, блеснули карие глаза — и смотритель застыл на месте. Осторожно, изящно, с медленно поднимающейся изнутри холодной, ликующей жаждой крови, гепард направился дальше. Он брезгливо перешагнул через тяжело дышащую массу разодранной шерсти, что валялась в луже крови на истоптанной траве, и обвел своими топазовыми глазами людей и коней, которые охватывали его тесным, широким кругом. Одна лошадь стояла ближе других — и там, забытая всеми, находилась та, первая, подлинная добыча. Злобно, нежданно-негаданно, как некий призрак, гепард прыгнул на Робина Стюарта, который сидел верхом, сжимая зайчиху в своих холодных руках.

Этого старая кобыла лучника вынести уже не могла. Когда разгоряченное тело гепарда коснулось ее, она пронзительно заржала, встала на дыбы и, со всего размаху сбросив Стюарта наземь, диким галопом помчалась вниз по склону. На помятой траве гепард выгнул спину, глядя, как Робин Стюарт лежит, крепко сжимая в руках всеми позабытого зайчика, — и куда только подевались насмешливая, светская улыбка лучника и весь его вид, полный независимого презрения.

Какой-то голос, настойчивый и невозмутимый, приказал ему:

— Бросай зайчиху.

Но это означало бы окончательно погубить свою карьеру. В каком-то упрямом оцепенении, порожденном страхом, Стюарт лежал и смотрел, как гепард готовится к прыжку. И вот он взмыл в воздух: все в том же трансе лучник увидел над собою пятнистый живот, почувствовал запах крови, заметил даже солнечные блики на выпущенных когтях. Но тут же и увидел он, вырванный из страшного сна, чуть не теряя сознания от внезапно вспыхнувшей надежды, как что-то упало сверху, закутало выгнутое дугой, покрытое шрамами тело, спеленало костистую голову, ослепило коричневые глаза, заплело и запутало мощные лапы.

То была попона Тади Боя. И пока гепард барахтался, пытаясь освободиться, сильные руки оллава подняли Стюарта с земли — тот, пошатываясь, встал и пустился бежать, поддерживаемый под локоть Тади Боем.

Другие помогали как могли — бросали камни и палки, пытались загородить путь, но все было напрасно. Взбесившись от пролитой крови, сам покрытый свежими ранами, гепард преодолел все заслоны и большими прыжками устремился вслед убегающей паре.

Зверь догнал их в тот момент, когда, уклоняясь, петляя, перепрыгивая через препятствия, Тади дотащил лучника до конца луга, где росли кусты и пышные травы и где начинались изрытые шахтами отмели Луары. Струйка дыма, угасающее дыхание древнего жертвенника, появилась на миг в сверкающем воздухе и пропала. Стюарт обернулся, стиснув костлявые пальцы на пухленьком тельце Сюзанны, и увидел, как, в сиянии жаркого желтого меха, готовится прыгать гепард.