Читать книгу "Утонченный мертвец - Роберт Ирвин"

– Скоро приду опять, – солгал он на прощание.

Маккеллар не пришел больше ни разу. Это была наша последняя встреча, и я очень жалею, что почти ничего не запомнил. Это так больно – терять друзей. Нед, наш вождь и учитель, ушел из жизни по собственной воле, превратив свою смерть в кровавый спектакль, и мне так хотелось об этом поговорить, но полупьяный дурачащийся Маккеллар с его добровольно возложенной на себя «е»-немотой” был непригоден к нормальному разговору.

И, наконец, был один посетитель, который так и не пришел. Каждый раз, когда мне говорили, что у меня будут гости, я начинал волноваться. Думал, а вдруг это Кэролайн?! Вдруг она все же придет, и возьмет меня за руку, и отведет домой на Кьюбе-стрит, и уложит в постель, и останется у меня. Но это волнение неизменно сопровождалось страхом – мне было страшно и стыдно, что она увидит меня в таком жалком, отчаянном положении.

Я забыл сказать, что месяца через два меня перевели из одиночной палаты в палату на семь человек. И хотя меня поощряли играть в пинг-понг или в карты с другими пациентами, я предпочитал сидеть в одиночестве и раскладывать долгий пасьянс собственного изобретения, в котором, прежде чем перевернуть каждую карту, я старался воздействовать на нее силой мысли – нет, не угадывая ее масть и достоинство, а назначая их по собственному произволу. Я прожигал взглядом карты, мысленно повелевая, чтобы следующей открылась, скажем, четверка пик.

Еще я подолгу сидел у окна, глядя на облака и пытаясь заставить их приминать нужные мне очертания и формы. Быть может, скульптуры из облаков – это искусство будущего, думал я. В принципе, подобные упражнения практически не отличались от работы с гипнагогическими видениями, ускользающим текучими образами, практически не поддающимися волевому контролю. (На самом деле, я давно начал подозревать, что главный смысл этих образов – навести человека на мысль, что вопреки своему кажущемуся постоянству, реальный мир столь же изменчив и зыбок, как и гипнагогические видения, и также послушен велениям натренированной воли и разума, научившегося управлять своей силой.) Однако на практике у меня редко когда получалось подчинить себе облако или карту. Своевольные и непослушные, они жили собственной жизнью, независимой от моего желания. Как сие ни прискорбно, но по прошествии нескольких месяцев мне пришлось признать свою полную несостоятельность в данном аспекте. Рискуя повториться, я все же хочу еще раз подчеркнуть, что сюрреализм, вопреки общему мнению, это отнюдь не художественное движение; это научный метод исследования реальности, в котором ведущую роль играет эксперимент. Неудачные эксперименты в лечебнице привели меня к объективному заключению, что я все же не центр вселенной, как мне представлялось вначале. Признаюсь, это открытие стало для меня настоящим ударом, от которого я оправился далеко не сразу.

Врачи настоятельно мне советовали пройти курс арт-терапии, и, как оказалось, не зря. Даже запахи красок и масел уже поднимали мне настроение. Я ничего не писал с самого отъезда в Германию. Последнее, что я сделал – это миниатюрный портрет Кэролайн. А потом мои мысли были заняты совершенно другим, и еще у меня постоянно тряслись руки – я просто боялся, что не смогу удержать кисть. Однако в клинике дрожь унялась, видимо, благодаря сильным успокоительным, на которых меня там держали.

Итак, после долгого перерыва я снова взял в руки кисть и с удивлением обнаружил, что мои стиль и техника изменились. Мазки стали мягче, свободнее, манера письма напоминала манеру импрессионистов, а сами картины обрели некий налет почти детской наивности. Теперь я уже не старался копировать фламандскую технику миниатюры, хотя все равно продолжал писать мелкие детали, заполняя пространство картины крошечными предметами и обрывками фраз. Большинство моих работ того периода сейчас хранятся в собрании Принцхорна*.

Самая известная из этих картин – также и самая большая. Приступая к работе над «Схемой проезда по Лондону», я тешил себя совершенно безумной мыслью, что мне, быть может, удастся продать ее Лондонскому департаменту транспорта, и что плакаты с ее репродукцией развесят на станциях метро, и мне предложат работу художника по рекламе. Однако, пока я трудился над этой поистине монументальной картиной, меня захватила другая идея. «Схема проезда по Лондону» – это огромная карта, снабженная множеством иллюстраций, в самом центре которой, сквозь клубящийся серый туман в лабиринте улиц проступает лицо Кэролайн. Оно расположено примерно в районе Холборна. Себя я нарисовал за решеткой в психиатрической клинике в Хэмпстеде, и еще одного себя – курящего опиум на Кейбл-стрит и рисующего в воображении эту автобиографическую карту. Хребет Лондона на моей схеме проходит через Трафальгарскую площадь, по Чаринг-Кросс-роуд и Тоттенхэм-Корт-роуд, к Юстону и дальше. Улицы, не заполненные туманом, расписаны цитатами, сложенными из микроскопических букв, причем фразы пересекаются на перекрестках. Например, «Интеллектуал -это такой человек, у которого есть дела поинтереснее, чем думать о сексе» Олдоса Хаксли проходит вдоль Оксфорд стрит до самой Чаринг-Кросс-роуд и смыкается на слове «секс» с цитатой из Андре Бретона, протянувшейся по Чаринг-Кросс-роуд до Тоттенхэм-Корт-роуд: «Сексуальные желания мужчины и женщины устремятся навстречу только в том случае, если между ними появится завеса из неопределенностей, постоянно возобновляемая».

* Принцхорн Ханс (1886-1933) – немецкий психиатр и психоаналитик. Изучал, в частности, “патологическое искусство” и собрал обширную коллекцию произведений душевнобольных. В настоящее время это собрание (около 5000 работ) находится в Гейдельбергском университете.

Или, скажем, поверх перекрестка «Семи циферблатов» написано достаточно крупными буквами: «Истина очень проста», – и от этой центральной фразы лучами расходятся семь улиц-цитат. «Истина очень проста: у меня в жизни был только один идеал – стать мужем, жить исключительно для того, чтобы жениться. Но смотрите, что получилось: пока я отчаянно стремился достичь своей цели, я стал писателем, и кто знает, быть может, даже великим писателем» (Кьеркегор); «Истина очень проста: необходимо мыслить вопреки разуму» (Гастон Башлар); «Истина очень проста: стоит ли жить, если надо работать?» (Андре Бретон) и так далее, по кругу. Я нарисовал несколько станций метро, но вместо надписи «Лондонской метро» поместил над входом высказывание Пьера Реверди: «Сон – это тоннель под реальностью».

Цель этих цитат – помочь иностранцу, впервые попавшему в Лондон, найти нужное место в городе. Я горжусь этой работой и считаю ее шедевром, новаторски соединившим в себе картографию, литературу и мои личные воспоминания. Например, на моей схеме присутствует паб в Сохо, где Де Квинси встретил проститутку Анну, а я – Кэролайн. Дом Кэролайн в Патни закрыт, его дверь заколочена досками. Алистер Кроули ждет кого-то у входа в «Пшеничный сноп». Прекрасная женщина-вампир выглядывает из окна квартиры Оливера на Тоттенхэм-Корт-роуд. На Бонд-стрит обозначена галерея Нью-Барлингтон. Клайв машет рукой из окна своего кабинета на Бромптон-стрит. Мелдрум, Фрейни и Хьюджес проводят совещание у себя в конторе на Грейт-Портленд-стрит. Неподалеку от входа в Грин-Парк стоит «Колесница» Хорхе. На общем фоне выделяются две детали: музей восковых фигур мадам Тюссо к северу от лица Кэролайн, а к югу, в том месте, где должен располагаться клуб «Дохлая крыса» – голый холм с пустым крестом на вершине, под которым рыдают коленопреклоненные женщины. Сент-Джеймсский парк сразу под этой Голгофой из Сохо имеет округлую форму. Этот круг можно крутить и тем самым содействовать осуществлению случайных встреч. И, наконец, во всех четырех углах карты стоят архангелы с надутыми щеками. Смысл в том, что когда они дуют, создается божественный ветер, который толкает людей друг к другу и разносит их в разные стороны.