Читать книгу "Библия сегодня - Меир Шалев"

Однажды Бог грозно предостерег Самсона, что его мышцы не гарантируют ему безопасность. Случилось это после того, как он побил тысячу человек ослиной челюстью и начал петь дифирамб своей мощи: «Челюстию ослиною толпу, две толпы, челюстию ослиною убил я тысячу человек».

Но вскоре он почувствовал сильнейшую жажду, так как день был жаркий, и чуть не умер от обезвоживания. В муках он возвысил голос в молитве, раскаиваясь в своей гордости: «Ты соделал рукою раба Твоего великое спасение сие; а теперь умру я от жажды, и попаду в руки необрезанных». Бог разверз ямину, «и потекла из нее вода». Жизнь Самсона была спасена. После Далиды ему стало еще яснее, что он уязвим, как любой другой человек, что его подлинная сила исходила от Бога. Срезание волос, которые он отрастил по обету назорея, символизировало лишение его Божьей милости.

И вот в последние минуты своей жизни перед последним великолепным подвигом — сокрушением филистимского храма — Самсон больше не полагался ни на свои волосы, которые отросли в темнице, ни на силу своих рук. Он обратился к Богу. Впервые в жизни он воззвал к Нему прежде, чем испытать свою силу. Он хотел духовной поддержки Бога, он нуждался в ней.

«Господи Боже! — молил он своего Создателя. — Вспомни меня, и укрепи меня только теперь, о, Боже! чтобы мне в один раз отмстить Филистимлянам за два глаза мои».

Стоя между столбами храма, осыпаемый насмешками толпы из трех с лишним тысяч филистимлян, Самсон молился своему Творцу и был вознагражден мигом божественного откровения, которое даруется только истинно верующему. Рядом не было ни священников, чтобы посредничать между ним и Богом, ни жертвенника, ни жертвы для всесожжения, никаких атрибутов официальной религии. Самсон умолял Бога: «Умри, душа моя, с Филистимлянами!» И Бог помог ему в этом самоубийстве — событие необычайное и парадоксальное.

Там стоял другой Самсон, которого привели забавлять филистимскую толпу. Он уже не был упрямым, бесстрашным мальчишкой, любителем удовольствий, склонным к самовозвеличиванию. Обхватив столбы храма, стоял одинокий назорей Господа, чей Дух «начал… действовать в нем в стане Дановом, между Цорою и Естаолом». Тот самый Дух вернулся теперь, чтобы утешить и укрепить его перед концом.

CASUS BELLI

Царь Аммонитский сказал послам Иеффая: Израиль, когда шел из Египта, взял землю мою от Арнона до Иавока и Иордана; итак возврати мне ее с миром.

Книга Судей Израилевых, 11, 13

Оба они были мужественными воинами, обуреваемыми жаждой власти. Один был изгнан из отцовского дома, а другой бежал из царского дворца. Оба возглавляли шайки изгоев, а затем возвратились, чтобы возглавить свой народ. Один стал судьей — не из самых великих. Другой стал царем, самым почитаемым в истории Израиля.

Быть может, неуместно сравнивать Иеффая Галаадитянина с царем Давидом. Вроде как сравнивать шиповник с дубом. Тем не менее для такого сопоставления имеется веское оправдание: оба вели войну с восточными соседями — аммонитянами, и сравнение этих двух войн позволяет узнать очень многое.

Причина войны Иеффая с аммонитянами была такой знакомой — земля. Она находилась между двумя притоками Иордана Арноном и Иавоком. Эта земля тянется от восточного берега Иордана до пустыни, которая простирается, грубо говоря, от середины побережья Мертвого моря в сторону моря Галилейского. В то время ее заселяли колена Гада и Рувима, которые вернулись туда после участия в завоевании Ханаана.

Царь аммонитян объявил о своем намерении аннексировать эту территорию. Аммонитяне, чьи силы росли — как и их дерзость, — даже устраивали набеги на западный берег Иордана, «чтобы вести войну с Иудою и Вениамином и с домом Ефремовым, и весьма тесно было сынам Израиля».

Было это в те дни, когда судьи судили и не было царя в Израиле. «Народ и князья Галаадские сказали друг другу: кто начнет войну против Аммонитян, тот будет начальником всех жителей Галаадских».

Иеффай Галаадитянин был в то время в земле Тов в окрестностях Иармука, еще одного притока Иордана несколько южнее моря Галилейского, «и собрались к Иеффаю праздные люди, и выходили с ним». За несколько лет до этого его выгнали из отчего дома из-за его сомнительного происхождения. Мать его была блудницей, и его братья, сыновья законной жены их отца, не желали делиться с ним наследством. Иеффай не питал особой симпатии ни к своей семье, ни к галаадитянам вообще, поскольку натерпелся от них в детстве всяких обид. Но теперь он был известен как могучий боец, обеспечивавший себе хлеб насущный своим мечом.

Давление аммонитян на галаадитян возрастало, и у Иеффая возникло ощущение, что он — единственный, кто способен их выручить. Но он разумно выжидал своего часа. И вот к нему явилась делегация старейшин просить помощи. Он не только не разыграл удивления, но со злорадным удовольствием позволил себе небольшую месть: «Не вы ли возненавидели меня и выгнали из дома отца моего? зачем же пришли ко мне ныне, когда вы в беде?» Что могли они ответить? Иеффай потребовал, чтобы они сделали его начальником всех жителей галаадских, раз уж им понадобились его услуги в войне с аммонитянами. Разумеется, отказать ему они не могли. Дело не терпело проволочек.

Вот так, нищий, униженный изгой вернулся в родные пределы, сопровождаемый своими дружками-головорезами и кучкой угодливых старейшин. Однако он не стал мстить и сводить старые счеты. Наоборот, он претерпел невероятное преображение. На месте травимого изгоя мы находим разумнейшего вождя, который показывает себя не столько воинствующим забиякой, сколько умным государственным деятелем. Старейшины галаадские умоляли: «Приди, будь у нас вождем, и сразимся с Аммонитянами». Однако Иеффай попытался найти политическое решение проблемы.

«И послал Иеффай послов к царю Аммонитскому сказать: что тебе до меня, что ты пришел ко мне воевать на земле моей?» Этот вопрос отражает мудрость Иеффая. Разумеется, он знал, чего добивается царь аммонитян. Но Иеффай не просто хотел поторговаться с царем. Он преследовал и другие цели. Во-первых, он давал понять, что Израиль уже не стадо без пастуха. Теперь у израильтян есть полноценный вождь. Во-вторых, он употребил определение «моя земля», что, собственно, и было ответом царю аммонитян. Спорная территория, дал он понять, была частью наследия Израиля. Ответ царя не заставил себя ждать: «Израиль, когда шел из Египта, взял землю мою от Арнона до Иавока и Иордана; итак возврати мне ее с миром». Решительнейший ответ. Он указывал на историческую несправедливость, совершенную, по мнению царя, относительно его народа. Он тоже называет спорную территорию «моя земля». Ключевое слово в своем послании царь приберег к концу — «с миром». Оба лидера явно предпочли бы осуществить свои цели без войны. Правда, царь аммонитян уже мобилизовал свои вооруженные силы и приготовил их к сражению. Лидеры, поступающие так, обычно довольно охотно пускают эти силы в ход.

И Иеффай отправляет царю другое, более подробное послание, исполненное учености, понимания и глубокого знакомства с историей и сутью вопроса. Оно содержит полный и точный геоисторический обзор, доказывающий, что а) Израиль не заинтересован ни в территории, ни в войне и б) у аммонитян нет никаких прав на оспариваемую землю. Иеффай напоминает царю, как Израиль на пути в Ханаан просил разрешения пройти через указанную территорию у аморреев, тогда ею владевших. Аморреи отказали в этой просьбе, а вместо того сразились с израильтянами, которые победили, получив «в наследие все пределы Аморрея от Арнона до Иавока, и от пустыни до Иордана». Другими словами, Израиль отобрал эту землю у аморреев, а не у аммонитян. Обзор Иеффая почти слово в слово повторяет место в Числах, описывающее происходившее следующим образом: «Но Сигон не позволил Израилю идти чрез свои пределы; и собрал Сигон весь народ свой, и выступил против Израиля в пустыню, и дошел до Иаацы, и сразился с Израилем. И поразил его Израиль мечем, и взял во владение землю его от Арнона до Иавока, до пределов Аммонитских; ибо крепок был предел Аммонитян. И взял Израиль все города сии, и жил Израиль во всех городах Аморрейских». Иеффай также указывает, что с тех пор прошло триста лет и до этого момента никто не ставил такое положение вещей под сомнение: аммонитяне ни разу не пытались утвердить свои якобы права над этой территорией. Завершает свое послание Иеффай в презрительном тоне: «Итак Господь, Бог Израилев, изгнал Аморрея от лица народа Своего Израиля, а ты хочешь взять его наследие? Не владеешь ли ты тем, что дал тебе Хамос, бог твой? И мы владеем всем тем, что дал нам в наследие Господь, Бог наш».