Читать книгу "Ушкуйники против Золотой Орды. На острие меча - Виктор Карпенко"

Москва встречала победителей колокольным перезвоном, запахом медовухи и пирогов.

Великая княгиня Евдокия, несмотря на последнюю неделю беременности, встречала мужа-победителя за крепостной стеной на рязанской дороге. С ней, хвостом, мал мала меньше, ожидали родителя шестеро детей: четверо мальчиков и две девочки. А дальше вдоль дороги расположились бояре, купцы, священнослужители, боярыни и боярышни, весь московский люд. Шум стоял невообразимый: все что-то кричали, размахивали шапками, платками, монахи московских монастырей и попы истово крестились на вынесенную из собора икону Спаса.

Обняв княгиню, князь с укоризной в голосе произнес:

— Младшеньких-то зачем взяла.?Малы еще. Да и сама, того и гляди… разродишься…

Евдокия, с трудом переступая из-за внушительного размера животика, с трудом поспевала за мужем.

— Ты Мамая-то видел? — поинтересовалась она, поглядывая на князя Дмитрия снизу вверх.

— Не довелось. Не сам хан пришел, прислал князя Бегича, да и того не нашли: то ли сгинул, то ли сбежал. Потом расскажу. Из священников-то кто встречает?

— Преподобный Сергий Радонежский. У него к тебе дело.

— Потом, — отмахнулся князь. — Это ты пир затеяла?

— Я, — княгиня кивнула. — Надобен пир, не всяк год великий князь входит в город с победой.

— А бояре что ж?

— Скряжничают…

— Доберусь я до них. Последние штаны отдадут! — сквозь зубы процедил князь и, обернувшись, подал знак, чтобы войско стало. Подбежавшему окольничему Тимофею наказал: — В кремль две сотни введи, остальных же направь в Коломну.

— Как же так, государь? — удивленно возвысил голос боярин. — Ведь татарву побили?.. За то не грех промочить горло…

— Хмельного меда и снеди пришлю. Под Березовкой на озерах станешь лагерем, там и попотчуешь ратников. Я дня через три-четыре сам буду… И смотри, Тимофей, порядок с тебя спрошу!

Пир был. Но за делами великому князю было не до пиров. Ближе к ночи, выйдя из-за праздничного застолья, он приказал воеводе Никифору:

— Преподобного Сергия найди и приведи в харатейную.

Сам же, зайдя в опочивальню, обнял жену.

— Не жди, приду поздно.

Евдокия лишь перекрестила мужа, уже привыкла к его ночным бдениям.

Преподобный Сергий нервно вышагивал по харатейной. Язычки свечей трепетали ему вслед, бросая колеблющиеся тени на полки с книгами и свитками, и было с чего нервничать… Разговор предстоял непростой. Князь, оскорбленный тем, что епископ Дионисий не сдержал данную клятву и ушел из Суздаля в Константинополь, сторонился преподобного Сергия. Ему пришлось следом отправить к константинопольскому патриарху Митяя, дав тому десять тысяч серебром, хотя раньше за постановку на русскую митрополию платили всего тысячу. Помимо денег, что выделил великий князь, Митяй обложил непомерной данью все церкви и монастыри, вызвав к себе еще большее неприятие. Обстановка осложнилась тем, что из Литвы в Москву тайно отправился киевский митрополит Киприан.

— Ты искал встречи со мной? — с порога харатейной, не став под благословение, громыхнул голосом князь Дмитрий.

— Все так. Дело спешное…

— Говори, — усаживаясь в большое резное кресло, где за книгами он проводил немало времени, разрешил князь.

— Митрополит киевский Киприан в Москве…

— Как в Москве? — вскочил с кресла Дмитрий Иванович. — Где он?

— На митрополичьем дворе. Приехал тайно, привез грамоту от партиарха. В ней говорится, что митрополичий московский пост по смерти Алексия переходит к нему…

— Не бывать этому! — возвысил голос князь. — Не бывать ставленнику Литвы в московских соборах! Кто знает, что Киприан в Москве?

— Ведомо это немногим. Митрополит хочет поначалу переговорить с тобой, а потом объявиться люду московскому и московскому клиру.

Помолчав, князь спросил:

— А чего хочешь ты?

Преподобный Сергий, перекрестясь, тихо молвил:

— Не надобен во главе Русской Церкви ни Киприан, но и ни Митяй!

— Стань сам! — выкрикнул князь. — Стань! Собор тебя поддержит!

На что преподобный ровным безликим голосом произнес:

— Не сподобил меня Господь на сей подвиг. А вот епископ Дионисий…

— Не напоминай мне о нем, — перебил преподобного Дмитрий Иванович. — Дионисий — епископ суздальский, не московский.

— Так что передать митрополиту? Примешь его или нет?

— Уезжай из Москвы в свой монастырь. А Киприану я сам свое решение передам. — И когда архимандрит Радонежского монастыря вышел из харатейной, князь позвал воеводу Никифора. — Возьми ратников, самых преданных. Прямо сейчас отправляйся на митрополичий двор. Митрополита киевского и всех, кто с ним приехал, возьмешь под стражу. И особо не пекись, что сана великого. Сан ему тот литовцы — враги наши исконные — выхлопотали. Да смотри, чтобы со двора ни одна мышь не ускользнула. На следующую ночь погрузишь всех в возки и отвезешь до литовского рубежа. Там пустишь вольно.

Воевода, чтобы уж наверняка никто не смог покинуть двора, снял с митрополита и сопровождавших его монахов одежды и бросил в митрополичью земляную тюрьму. Имущество же митрополита Киприана и его свиты ратники поделили между собой.

Позже, уже из Киева, митрополит Киприан прислал преподобному Сергию письмо, считая его своим единомышленником. В нем писал, что князь Дмитрий обошелся с ним грубо: «…содея хулы и поругания, и насмезания, грабления, голод!» Его в ночи заточил нагого и голодного, и от той ночи «студеня и нынеча стражу!», хочет, назначив Митяя, разделить митрополию… Он обвинил князя и его бояр в непочтении к митрополии и гробам святых митрополитов, после чего объявил им всем церковное проклятие. Письмо же наказал читать и распространять по всей Руси.

2

Если епископ Дионисий следовал в Константинополь через Суздаль, Нижний, по Волге до Сарай-Берке, а оттуда по Дону в Черное море, то Митяй в сопровождении архимандрита московского Петровского монастыря Ионы, архимандрита переяславского Успенского Горицкого монастыря Пимена, боярина Юрия Васильевича Кочевина и иных церковных чинов отправился путем коротким, через Рязань.

Выйдя к Дону, священнослужители наткнулись на татарский разъезд, были окружены и препровождены в кочующую ставку Махмуд-Булака. К хану Митяй не попал, но в шатер беклярибека Мамая доставили и без его просьбы. Ставленник князя московского быстро сообразил, кто в ставке главный, и потому растекся патокой словесами, восхваляя и превознося Мамая. К месту пришлись и деньги, собранные на дорогу. Почти половину серебра оставил Митяй в полевой ставке, но покидал ее, имея на руках ярлык, подтверждающий привилегии, полученные митрополитом Алексием от хана Бердибека.

Ханский ярлык позволил беспрепятственно пройти через ордынские земли к приморскому городу Кафы[39], где посольство Русской Церкви наняло турецкий корабль.