Читать книгу "Ах, война, что ты сделала... - Геннадий Синельников"

О чем можно было рассуждать, если вокруг шла война. Уже после замены в Союз я услышал, что начальник Кандагарского ХАДа был сыном крупного душманского руководителя, который находился в Пакистане. Вот откуда умышленное предательство и вредительство в органах государственной безопасности страны, и это наблюдалось не только в нашей провинции. Наверное, не тех и не в достаточном количестве «отправляли мы в Кабул», если по прошествии стольких лет у руководства страной стоят многие из тех, с кем мы воевали тогда почти 10 лет по разным сторонам «баррикад», а бедные крестьяне по-прежнему воюют за свое «светлое будущее».

Иногда думаю, а не жестоко ли мы поступали в Афганистане, выполняя интернациональный долг, и как бы поступил я сейчас, окажись снова в той обстановке 1980–1981 годов, только в более зрелом возрасте? Да, наверное, так же, и нечего лукавить, оправдывая себя, что можно было бы поступать иначе. Иначе быть не могло! Там шла истребительная партизанская война. Война без правил. Чтобы сохранить своих подчиненных, себя, у нас был один выход — прокладывать себе путь к мирной жизни только с помощью автоматов и пулеметов и через трупы своих врагов дойти до своего светлого и радостного дня — замены. Каждый бой для нас был победным. Но парадокс заключался в том, что при всех наших успехах нет у нас, афганцев, как у ветеранов Великой Отечественной войны, своего Дня Победы. Наверное, потому, что в той войне наша мощная держава с ее «непобедимой и легендарной» армией понесла в целом невиданное и неслыханное поражение, которое стало началом краха всего нашего государственного строя, идеологии, политики, веры в свою партию, правительство, вооруженные силы, закон и справедливость.

Чего греха таить, наши солдаты могли позволить себе забрать у афганцев часы с рук, вещи из домов. Афганцы приходили жаловаться в часть. Был приказ: все конфликты с жалобщиками решать «полюбовно». Иногда для опознания виновного в правонарушении строили подразделение. Потерпевшие зачастую указывали на военнослужащего, который даже и не был в том рейде или находился в другом районе боевых действий. Это вскоре натолкнуло нас на мысль, что бедняки действуют по чьей-то указке, вымогая для себя материальную выгоду. Долгое время терпели такие жалобы, но вскоре стали отправлять жалобщиков подальше. Но хуже были свои, советские руководители, начальники, различные проверяющие, которые в открытую провоцировали боевых офицеров на явный грабеж и воровство.

— Что они, сволочи, делают, — делился перед самой моей заменой недавно назначенный на должность замполит батальона. — Пришел как-то ко мне майор, проверяющий из штаба округа, посмотрел документацию, побеседовал с солдатиками, а потом и говорит мне: «Плохо работаете, товарищ капитан. Вынужден доложить начальнику Политического управления округа, что с обязанностями вы справляетесь с трудом. Видимо, мне с вами нужно еще плотнее поработать, приглядеться получше, подумать и высказать свои предложения члену Военного совета округа о целесообразности и соответствии занимаемой вами должности. Да, кстати, я теперь часто буду в вашей бригаде и поэтому возьму вас под личный контроль».

Короче, такого мне наговорил, так застращал, что я и на самом деле испугался. Вижу, к чему клонит сволочь, а что поделаешь: ведь от его оценки и докладов вышестоящему руководству зависит моя судьба. Хочется, чтобы все было хорошо, как и есть на самом деле, а он гнет свое: «все очень плохо». Потом, когда остались с ним наедине, он мне и говорит: «Товарищ капитан, у моего начальника сын упал с мотоцикла, порвал американские джинсы, сломал японский магнитофон, часы „Сейко“, ручку с позолоченным пером. Начальник расстроенный, нигде достать не может. Он сказал мне, что у вас этого барахла здесь навалом. Помочь нужно полковнику. Да он и сам, возможно, сюда скоро подъедет, так что имейте в виду. Я еще денька три здесь поработаю, так ты, замполит, уж постарайся. Я увезу ему, скажу, что ты помог. Зачтется в дальнейшей службе».

— Какой негодяй! — продолжал возмущаться он. — И ты смотри, как все хитро — не мне, мол, а начальнику. Начальник-то шишка, против не попрешь, хотя голову на отсечение даю, что он и не подозревает, какой ушлый у него офицер в отделе. Да и не будет он об меня мараться, у него есть свой «снабженец». Крохоборы проклятые. Пошел бы этот майор со мной в рейд, посмотрел бы, сколько «такого барахла» и где валяется. Но ведь ничего не поделаешь, надо просить ротных, чтобы достали, а не то напишет плохой акт. Наврет с три короба, преувеличит, но никому ничего не докажешь. Они ведь смотрят на работу мерками Союза, и наплевать им на наши условия, особенности и специфику службы… Геннадий, как вы работали здесь? Неужели и тебе предлагали «помочь начальнику»? И как ты выходил из такой ситуации? Ведь эта просьба, как палка о двух концах: попросишь ротного достать, считай, что навсегда потерял моральное право наказывать его за грабежи. Ведь «достать» — это забрать, ограбить. Неужели они не понимают, что часы и джинсы на дороге не валяются? Конечно, можно еще купить ему то, что он просит, но на свои деньги, хотя это очень дорого. Раз купишь, потом будешь покупать ему все время. Он-то не будет знать, что я покупаю на свои, посчитает, что все это без особого труда дается мне в рейде. А у меня своя семья, зачем я буду отрывать от нее? Чтобы задабривать этих сволочей? Что делать, подскажи!

— То, что они сволочи и крохоборы, — это точно. Но ругаться с ними не стоит. Ты поговори с замами, ведь каждого из них тоже «доят» свои проверяющие. Система бакшишей отточена до совершенства, и ничего ты с этим не сделаешь. Свои деньги на проверяющих тратить не нужно. Просто то, что ты мог взять в рейде и оставить себе, нужно отдавать таким проверяющим. А их за твою службу здесь сменится много, и все будут, используя свое служебное положение и превосходство, доить тебя. Ты прав в том, что это действительно палка о двух концах, и ударят они оба, вопрос времени, когда и какой больнее. Я только и удержался на должности, что ничего не брал и никому не давал. Если бы Плиев поймал меня на чем-то аморальном, он съел бы меня в шесть секунд. Он искал такой повод, но не нашел. И не потому, что я такой идейный и честный. Я просто очень хорошо представлял возможные последствия, если я попаду кому-нибудь на крючок. Мне тоже хотелось взять в бою деньги, хорошие вещи, но рядом со мною всегда был кто-то, кто мог на меня «настучать», а это означало конец моей военной карьере, возможно, и жизни. Поэтому думай и решай сам. А эти проверяющие? Они же не задумываются в Ташкенте об этом, а нам нужно думать, как поступать, чтобы и они были довольны, и твоя честь не замарана, и совесть чиста. А их просьба равносильна приказу. Так что думай, крутись. Это все не так просто. Это философия, афганская наука выживания.

Получался явный парадокс: с одной стороны, все начальники боролись с грабежами, воровством, нарушениями воинской дисциплины, а с другой — сами подталкивали нас к этому своими «безобидными» просьбами. Маленький проверяющий просил меньше, большой начальник — больше. Трофеи-то брались в бою воюющими подразделениями, а значит, и обращаться нужно было к нам, к тем, кто воевал. Правда, были и другие источники.

Несколько раз разведрота бригады брала караваны с богатыми трофеями. Взятое в бою сдавалось на склад части, а командование обещало нам, что теперь будет практиковать поощрение солдат и офицеров трофейными подарками: магнитофонами и прочими дорогими вещами. Мы, конечно же, были рады этому, понимая, что все это стоит очень больших денег. Но шло время, а никого почему-то так и не поощряли. Как-то за бутылкой водки задали этот вопрос начальнику вещевой службы бригады, который пришел к комбату по каким-то делам. Немного помявшись, он по секрету рассказал, что из последней партии трофейных магнитофонов, которых насчитывалось более сотни штук, причем богатых, дорогих, осталось всего несколько. Остальные же «ушли» в качестве подарков проверяющим, гостям, уехали с отпускниками, в основном с командованием бригады. Так что обещанные подарки до нас так и не дошли. В качестве компенсации и во избежание лишних разговоров на каждый батальон дали несколько упаковок арабских носков. Солдаты их берегли для дембеля. Одним словом, очень большие ценности проходили через вещевую службу бригады, правда, как всегда, мимо нас, рабочих, воюющих лошадок.