Читать книгу "Заговор призраков - Елена Клемм"

Книги напоминали ей оконца в мир, куда женщине, пусть даже богатой и свободной вдове, вход воспрещен. Мир свершений, событий, приключений. Она зачитывалась мемуарами военных и историями о путешествиях в дебри Африки. Впрочем, за неимением лучшего годилась и беллетристика. Поутру Лавиния открыла роман Диккенса, где уже которую страницу умирала маленькая Нелл, и подумала, что это как раз тот случай, когда вовремя нажатый курок сэкономил бы немало времени, эмоций и типографской краски…

Наконец он вошел, и Лавиния встала навстречу, протянула руку, как простому посетителю. Прикосновение его губ – быстрое, сухое, почтительное, – как всегда, вызвало трепет.

– Леди Мелфорд, прошу прощения за этот неожиданный визит.

– Преподобный Линден, рада вас видеть. Чем обязана?

Взглядом отослать камеристку… Дверь закрылась. К черту любезности, он бы не пришел просто так, он никогда не приходил…

– Джеймс, что случилось? – выдохнула Лавиния.

Маска надменной скуки, казалось, навеки примерзшая к лицу Джеймса, словно дала трещину: расширились глаза, дрогнули губы, и выражение лица вдруг стало прежним, живым…

– Я пришел поблагодарить тебя. Тогда… когда ты сделала то, что сделала… ты вернула меня к жизни.

«Вернула, а потом отдала той девчонке».

– Я рада, что сумела так хорошо услужить тебе. Хотя твоя протеже едва ли питает ко мне столь уж глубокую признательность.

– За горьким вкусом лекарства она не распробовала его пользы, – покачал головой Джеймс. – Никто не вправе требовать, чтобы она испытывала к тебе что-либо, кроме неприязни. Никто не вправе требовать этого от нее. Со мной все иначе.

Лед треснул и осыпался на пол звенящими осколками. Невидимый лед, неслышимый звон.

– Я слишком беспечно обошелся с нашей дружбой, Лавиния. И страшно оскорбил тебя своим безразличием… своей ложью. И не знаю, найдешь ли ты силы меня простить. Ты вправе затворить передо мной дверь, так же как я некогда затворил перед тобой створки своего сердца. Но мне так нужна твоя помощь.

«Дружба», – повторила про себя Лавиния. «Дружба».

Нет на свете более уродливого слова. Фальшивое насквозь, как ограненная стекляшка в золотой оправе на золотом же ободке. Но если он, преклонив колени, протянет ей именно это кольцо, она, не раздумывая, наденет его на безымянный палец. Потому что он пришел к ней. Он прежний.

– Чем я могу тебе помочь?

– Мне нужен охотник, Лавиния. И я не знаю в Лондоне никого, кроме тебя, кто бы не только верил в нечисть, но имел бы опыт, и навыки охоты, и необходимое бесстрашие. Лавиния, я не знаю никого, кому я мог бы доверить свою жизнь. Кто мог бы… просто прикрыть мне спину в той вылазке, которую я должен совершить завтра. Возможно, это будет опасно. Скорее всего. Наверное, я совершаю преступную глупость, обращаясь к тебе, но больше никто…

– Спасибо, Джейми, – прошептала Лавиния и вдруг расплакалась.

Охота… Джеймс… И он снова говорил с ней, как будто ничего не произошло.

Впрочем, она быстро справилась со слезами. Быстрее, чем он придумал, как ее утешать. А может, он и не придумал бы? Стоял перед ней, даже не пытаясь прикоснуться. Она же боялась, что он сочтет ее слабой, как прочие женщины: жалкие, пугливые зверушки, легко проливающие слезы. Чуть что – обморок. Она никогда не была такой, но он мог заключить, будто она изменилась… А она ведь плакала от счастья!

Лавиния знала, что слезы надо деликатно промокнуть, чтобы глаза не покраснели, но она просто стерла их ладонью.

– Я подумал, что это то, чего ты всегда хотела.

– Правильно подумал. Ты тоже возвращаешь меня к жизни. Я по-прежнему отлично стреляю, хотя теперь предпочитаю револьвер. – Она усмехнулась. – На кого мы будем охотиться?

– Пока что не охотиться, а выслеживать. Похоже, в Лондоне орудует призрак-убийца, а может, и не один.

Лавиния с трудом удержалась от ликования, но вместо этого указала на диван, а сама опустилась в кресло.

– Присядь, пожалуйста, и расскажи мне все, что можешь.

Надо было разрушить это напряжение, возникшее от того, что они так близко стояли друг к другу.

Джеймс сел и принялся рассказывать. С каждой произнесенной им фразой Лавинии казалось, что мир становится ярче, а жизнь обретает забытый вкус и аромат. Аромат горьких трав и лаванды, которыми пахло от Джеймса. И запах охоты… Аромат крови. Да, Лавиния, как хорошая гончая, трепетала в предвкушении крови. Пусть даже у призраков никакой крови нет.

– Надо бы нанять карету…

– Лучше возьмем мой фаэтон. Кучер вряд ли нам поможет, да и тебе придется тратить силы на то, чтобы наложить чары и затуманить ему взор. Не стоит.

– Хорошо. Я приеду к семи утра. Нам нужно побывать в Медменхеме в светлое время суток. Я помню, что ты предпочла и вовсе не ложиться, нежели рано вставать…

– По такому случаю я встану рано, а сегодня высплюсь как следует, чтобы набраться сил. Я все сделаю правильно, Джеймс. Наверное, нам пригодились бы серебряные пули, но не могу придумать, кто мог бы изготовить их достаточно быстро…

– Не нужно. У меня есть необходимое, чтобы защититься от потустороннего… Но револьвер захвати. В этом деле могут быть замешаны люди, которым хватит и обычной пули. Но они опасны, очень опасны. – По ее разгоравшимся глазам он понял, что упоминание опасности действует на нее примерно так же, как описание рождественского пудинга на голодное дитя, и тоже усмехнулся. – И то, что ты леди, их не остановит. Они уже покушались на леди, самую знатную из всех.

– Леди из меня так и не получилось, Джеймс. Ты и сам знаешь.

– Как и из меня приходского священника.

– В таком случае ничто не мешает нам взяться за старое… в память о нашей дружбе. Приезжай поутру, я буду во всеоружии.

«И не вздумай передумать, Джейми! Не вздумай передумать – сейчас… Этого я тебе уже не прощу. Это будет слишком страшным ударом», – подумала она, но вслух говорить не стала.

Леди не должна слишком уж навязывать свое общество джентльмену, пусть даже речь идет об охоте на нечисть или об исследовании дьявольски подозрительных развалин. Особенно если речь идет о таких замечательных, интересных и отчаянно желанных вещах.

«Я никогда не перестану любить его, – думала Лавиния, когда Джеймс поцеловал ей на прощание руку. – Никогда не перестану любить его, но страсть к тому, что он может дать мне, сильнее, чем страсть к нему… Это неправильно, это дурно, это гадко. Однако это так. Я умереть готова ради него… Но он должен быть рыцарем-эльфом. Пусть даже не моим рыцарем-эльфом, пусть даже принадлежащим Агнесс… Только не преподобным Линденом, ректором из захудалого прихода. Он снова должен быть собой».

…Он никогда не придет на ее зов, как пришел на зов Агнесс. Она это знала. Не пришел же он спасти ее, когда она выходила за сэра Генри, не пришел ни в одну из тех ночей, когда она рыдала и произносила в темноте его имя. «Джейми, Джейми, Джейми…» Он не пришел и не придет, сколько бы она ни звала. Он сделал свой выбор тогда, раз и навсегда. А она – свой. А потом он выбрал еще раз. Не ее. Другую.