Читать книгу "Идол липовый, слегка говорящий - Николай Бахрошин"

– Ну, что ты!

– Ходим тут, ходим… Кажется, вечность не мылась.

– Брось, не морочайся, – шептал он в ответ. – Алька, родная…

Руки уже проникли под ее одежду. Так быстро, словно сами собой…

Да, это было хорошее пробуждение. Пусть в неизвестном тоннеле, пусть черт знает где, зато с ней!

К сожалению, все закончилось слишком быстро. Аля отпрянула от него так резко, что Саша вздрогнул от неожиданности.

– Нет, – твердо сказала она.

– Что – нет? – не понял он.

– Не надо!

– Что – не надо?

– Ничего не надо! Понимаешь, ничего не надо! Я просто хотела попробовать…

Извини! Ничего больше не будет!

Вот так, категорично до безнадежности. Только что звучала в голове музыка, а сейчас просто темень и подземная затхлость.

Саша нащупал в темноте ее мягкую ладошку. Осторожно взял ее. Она не отняла руки.

Или не обратила внимания?

– Не чувствую я. Ничего не чувствую… Понимаешь? Думала, попробую еще раз!

Думала, хоть сейчас, здесь, может быть, хоть перед смертью… А ничего! Понимаешь?

Понимает? Похоже да. Похоже, начинает понимать. Да что он им всем, этим девицам, мальчик, что ли? Или у него на лбу написано: объект для сексуальных экспериментов, перед употреблением разогреть, по употреблению выбросить, как использованный презерватив?! Одной, видишь, антидепрессант понадобился, второй – вообще неизвестно что!

Саша почувствовал, что начал злиться всерьез. Задохнулся от злости.

– Не чувствую… Вот хоть убей! – продолжала она. В ее голосе явно проскальзывали ломкие истерические нотки. – Ты хороший, Саша, не обижайся, это я такая… Господи, ну что же за жизнь у меня?! Ну почему?! Почему со мной все не как у людей?! Теперь подземелье это… Куда мы идем?!.

Истерические нотки? Нет, уже не нотки! Уже форменная истерика, уже поплыла девочка по морям, по волнам бессознательного, сообразил Саша.

Он злился конечно. Но ударил ее по щеке не от злости. Так надо было, это вразумляет, от женской истерики – первое средство. Хотя и от злости тоже, себе-то можно сознаться: разозлился, как собака, вырывающая цепь с корнем…

Пощечина прозвучала в темноте резко, как удар хлыста.

Наступило молчание.

– Еще! – неожиданно сказала она.

Прозвучало в ее голосе нечто настолько вызывающее, что Саша снова ее хлестнул.

Не так сильно, как в первый раз, но опять от души.

– Может, еще добавить?!

А что, можно и добавить! Сама нарывается! Гулять – так гулять, нашли мальчика…

Она не ответила, попыталась ударить его в ответ, промахнулась. Саша почувствовал ее удар, успел поймать ее тонкую руку, потом захватил вторую. Она лягнула его ногой, больно лягнула, прямо в голень, но он вдруг ощутил, что его не бьют, не только бьют. Его валят, заваливают, щиплют, но это уже совсем не драка, это нечто другое…

Горячее, сумасшедшее, желанное…

Она первая рванула с него одежду. И он уже помогал ей, путаясь в темноте в пуговицах и молниях, веря и не веря в то, что должно случиться.

Было прохладно и сыро. Вокруг, наверное, грязно, извозятся, наверное, как черти, мелькнула мысль. Глупая мысль, совсем не уместная мысль, когда она рядом, когда ее соски вздрагивают под руками, когда ее губы скользят по его телу, презирая антисанитарию…

Он овладел ею быстро, лихорадочно, словно торопясь куда-то. И она, Аленька, тоже торопилась, вскрикивала, задыхалась от страсти, целовала, словно кусалась…

И кто тут говорил про фригидность?!

Как бы не так!

* * *

Потом они долго лежали прямо на полу, чувствуя холод пещеры и тепло друг друга.

Двигаться не хотелось. Настолько не хотелось, что бог с ним, с холодом. Спина, похоже, была всерьез поцарапана ее ногтями.

Пусть охладится немного. Спина, разумеется.

Саша лежал и чувствовал, что широко улыбается. Хорошо, в темноте не видно. Улыбка, наверное, счастливая до идиотизма…

Для полного счастья не хватает пары крепких затяжек вонючим Ерошкиным самосадом, радостно думал он, но и это недолго осуществить… В принципе счастье – это очень просто…

– Да… – сказал он.

– Что – да? – покосилась она.

– Думаю…

– О чем?

– Думаю, если это ты называешь фригидностью, то что в твоем понимании страсть? Представить страшно…

– Боишься? – довольным голосом спросила она.

– Не то слово!

– Однако это уже наглость, господин журналист, вам не кажется?

– В чем это?

– Ну, соблазнили бедную женщину…

– Да не слишком-то и соблазнял, – честно напомнил Саша. – Просто дал пару раз по роже.

– Фи, как грубо! Сказал бы, ударил по лицу например. Элегантнее звучит.

– Элегантнее, – согласился он. – Зато первый вариант – куда более образно. Не находишь?

– Ага. Мастер художественного слова? – спросила она.

– Мастер художественного слова – это писатель. Да и то далеко не каждый. А мы, журналисты, люди маленькие, ремесленные, нам некогда о красивостях думать. Вываливаем правду-матку на голову массовой аудитории, как кучу того самого, воняет которое. Поднатужась и засучив рукава над лопатой.

– Интересная точка зрения.

– Нормальная. К сожалению.

Аля сладко, с удовольствием потянулась, все еще прижимаясь к нему.

Аля-Аленька…

– А еще думаю… – начал Саша.

– Что?

– Как много можно добиться от женщины, если врезать ей хорошенько. Даже удивительно…

– Опять грубо. Но, наверное, правильно, – подтвердила она. – Не умеете вы, мужики, с женщинами обращаться.

– Где-то я уже это слышал… Сразу: вы, мужики…

А вы, женщины? Как будто вы друг с другом обращаться умеете? Два на два-то умножить не успеете, чтоб не рассориться с самыми близкими подругами?

– Что есть – то есть, – согласилась она.

– Ну вот! – победно подытожил Саша.

– Аксиома – это истина, не требующая доказательств, – напомнила Аля.

Вдруг всплыло в памяти, что она, ко всему прочему, кандидат математических наук. Пожалуй, дважды два – не самый удачный пример. С его-то вечными трояками по математике…

– Ты знаешь, а ведь всё это смешно, – вдруг сказала Аля.

– Что? – удивился Саша.

– Оказывается, чтобы воспылать страстью к мужчине, мне достаточно было получить, как ты выражаешься, по роже…