Читать книгу "Империя солнца - Джеймс Грэм Баллард"

Вернувшись к себе в угол, Джим в первый раз по-настоящему расслабился. Он задернул занавеску, откинулся на спину, и теплая плошка грела ему живот, как ласковое летнее солнышко. Его клонило в сон, и одновременно кружилась голова — от голода. Он подстегнул себя мыслью, что, может быть, вечером американцы устроят очередной воздушный налет — и за кого он на этот раз будет болеть? Вопрос требовал серьезного и всестороннего рассмотрения.

Джим взял обеими руками сладкую картофелину. Ему слишком хотелось есть, чтобы успеть по-настоящему почувствовать вкус сладковатой серой мякоти; держа ее в руках, он стал смотреть на фотографию мужчины и женщины у Букингемского дворца в надежде, что его родителям, где бы они сейчас ни оказались, тоже достанется лишняя картофелина.

Когда вернулись Винсенты, Джим сел на кровати и отодвинул занавеску, чтобы как следует рассмотреть то, что у них в тарелках. Ему нравилось смотреть, как ест миссис Винсент. Поглядывая в ее сторону, Джим принялся рассматривать дробленую пшеницу в собственной тарелке. Зернышки были крахмалистые, белесые и разваренные, неотличимые от сварившихся вместе с ними долгоносиков, которых в этих амбарных поскребышках было полным-полно. Раньше долгоносиков выбирали из тарелки или просто выкидывали в ближайшее окно, но ныне Джим подобной расточительности не одобрял. Он выкладывал жучков в три ряда по краю миски, и часто их там оказывалось больше сотни. «Долгоносиков не выбрасывай, ешь их — велел ему доктор Рэнсом, и он делал, как сказано, хотя все остальные просто смывали их, когда шли мыть посуду. В жучках был протеин — факт, который отчего-то расстроил мистера Макстеда, когда Джим поделился с ним этой информацией.

Насчитав восемьдесят семь долгоносиков — Джим уже успел вычислить, что их число сокращалось медленнее, чем сами порции, — он снова перемешал их с дробленкой, кормовой пшеницей из Северного Китая, и мигом проглотил свои шесть ложек. Потом решил передохнуть и подождать, пока миссис Винсент начнет есть свою картофелину.

— Может быть, дашь нам поесть спокойно, а, Джим? — спросил мистер Винсент. Бывший брокер и жокей-любитель, он сидел на койке возле больного сына и росточком был не выше Джима. Черноволосый, с морщинистым, похожим на выжатый лимон лицом, он чем-то напоминал Бейси; однако мистер Винсент так и не смог по-настоящему прижиться в Лунхуа. — Когда война кончится, ты, наверное, будешь скучать по лагерю, да, Джим? Вот бы взглянуть на тебя, когда ты пойдешь в нормальную английскую школу.

— Зрелище, наверно, будет довольно странное, — признал Джим, отправляя в рот последнего долгоносика. Он очень трепетно относился к своей вконец изношенной одежде и ко всему, что могло помочь выжить. Он начисто вытер миску пальцем, и на память ему пришла любимая фраза Бейси.

— Все равно, мистер Винсент, лучшая школа на свете — это школа жизни.

Миссис Винсент опустила ложку.

— Джим, можно мы доедим обед? Мы уже слышали твое мнение относительно школы жизни.

— Да, конечно. Но жучков вам все равно лучше бы съесть, миссис Винсент.

— Знаю, Джим. Доктор Рэнсом тебе так сказал.

— Он сказал, что нам не хватает протеина.

— Доктор Рэнсом совершенно прав. Нам всем не помешало бы есть жучков.

Разговор вроде бы начал клеиться, и Джим, не желая упускать такую возможность, задал вопрос:

— Миссис Винсент, а вы верите в витамины?

Миссис Винсент уставилась в тарелку. И сказала с совершенно неподдельным отчаянием:

— Странный ребенок…

Джима, однако, такого рода отпор нимало не смущал. Все в этой ушедшей в себя женщине с жидкими светлыми волосами влекло его, казалось загадочным, хотя по большому счету он ни на грош ей не доверял. Полгода тому назад, когда доктор Рэнсом диагностировал у Джима воспаление легких, она даже и не пыталась делать вид, что ей до Джима есть дело, и доктору Рэнсому пришлось самому наведываться каждый день, обмывать Джима и убирать за ним. Но вот вчера вечером она вдруг ни с того ни с сего помогла ему с домашним заданием по латыни, сухо и четко объяснив разницу между герундием и герундивом.

Джим дождался своего: она, наконец, взялась за картофелину. Убедившись, что из четырех попавших в комнату сладких картофелин его собственная крупнее всех, и решив ничего не оставлять спрятанной под койкой черепахе, он прокусил кожицу и мигом заглотил теплую мякоть. Когда исчез последний кусочек, он откинулся на кровать и задернул занавеску. Оставшись в одиночестве — Винсенты, пусть даже до них сейчас было всего несколько футов, могли с таким же успехом обретаться на другой планете, — Джим начал распределять по порядку все оставшиеся на сегодня дела. Во-первых, нужно было вынести из комнаты вторую картофелину. Потом домашнее задание по латыни, для доктора Рэнсома, потом несколько поручений от Бейси и рядового Кимуры и вечерний авианалет — в общем и целом есть чем занять время до вечерней поверки, после которой можно будет пошататься по коридорам блока G с коробкой шахматных фигур в надежде, что кто-нибудь захочет сгонять партию-другую перед сном.

Держа в руке «Латинский для начинающих» Кеннеди, Джим вышел из своего угла. Картофелина оттопыривала карман брюк, но в последние несколько месяцев одного только присутствия миссис Винсент было достаточно для того, чтобы у Джима возникла самопроизвольная эрекция, и теперь он надеялся, что Винсенты именно в этом смысле выпуклость у него ниже пояса и истолкуют.

Ложка мистера Винсента застыла на полпути: он смотрел на брюки Джима, и выражение у него на лице было — мрачнее не придумаешь. Взгляд миссис Винсент был, как обычно, ровным и ничего не выражающим, и Джим, как мог боком, постарался поскорее выскользнуть из комнаты. Как всегда, избавление от Винсентов резко подняло ему настроение; он проскакал по коридору, мимо аварийного выхода, к наружной двери, и перепрыгнул через скорчившихся на лестнице малышей. Теплый воздух рванул с плеч и без того расползающуюся на клочки рубашку, а он — он с головой нырнул в знакомый и вселяющий уверенность в будущем мир лагеря.

23. Воздушный налет

Джим не сразу отправился в больничку: по дороге он зашел в развалины бывшего актового зала и сел за латынь. С балкона в верхнем ярусе он мог не только приглядывать за фазаньими силками за оградой, но и наблюдать за тем, что происходило на аэродроме Лунхуа. Лестничный пролет был частично завален кусками упавшей крыши, но Джим протиснулся в привычную щель, давно уже отполированную телами и одеждой лагерных детей. Он взобрался по лестнице и расположился на бетонной ступеньке, на которой раньше держался первый ряд балкона.

Устроив на коленях учебник, Джим не спеша приступил ко второй картофелине. Внизу, где раньше полукругом выступала в зал авансцена, теперь громоздилась мешанина из бетонных обломков и стальных балок, но расстилавшийся вокруг пейзаж был сам по себе весьма похож на те, которые обычно показывают в кино. К северу высились многоэтажки Французской Концессии, отражаясь фасадами в затопленных рисовых полях. Справа от Джима из шанхайского района Наньдао пробивалась река Хуанпу и пускалась далее в неспешное и раздольное странствие по обезлюдевшим городским окрестностям.