Читать книгу "Вестники Времен: Дороги старушки Европы - Андрей Мартьянов"

«Мессиры, если вам угодно вновь узреть некую особу, обладательницу скверного характера, но острого ума, вас ждут завтра в часу третьем у начала дороги, что ведет в Фуа. Не забудьте взять с собой ее приданое».

— Теперь надо каяться мне, — бесстрастно заметил Мак-Лауд, когда Гай вполголоса прочел послание. — Не знаю, с кем мы имеем дело, но я его недооценил. Достойный противник, такому и проиграть не жаль. Мистрисс Изабель для него не добыча, а приманка. Ему не понадобилось задавать ей никаких вопросов, он сам разузнал, где мы живем. Сейчас он наверняка уже уехал, а нам предоставлено право догонять, и он уверен, что мы приедем. Он не хочет решать вопросы в городе, где могут появится нежелательные свидетели, предпочитает собственные владения. Гай, тебе не кажется, что Марселю и Палестине придется немного подождать?

— Кажется, — мрачно согласился сэр Гисборн.

— Зачем я только потащился с вами? — горестно задал безответный вопрос Дугал, одновременно разрезая веревки на принесенном Франческо мешке. — Я-то обрадовался: ну, думаю, в кои веки угодил в приличное общество, не куда-нибудь еду, в Святую землю! Как же, размечтался! Господи, всю жизнь одно и то же: секреты, тайны, подметные письма…

Он с силой рванул не желавшую поддаваться лезвию ножа веревку, распахнул горловину мешка и нетерпеливо вытащил наружу три одинаковых предмета. Небольшие вместительные сундучки черного дерева, шириной в две ладони, высотой и глубиной в три, окованные по углам зеленовато-золотистыми веточками из потускневшей бронзы, с удобными ручками на крышках и замочными скважинами, окруженными ворохом металлических колосьев. Мак-Лауд, увидев их, рассеянно, точно следуя устоявшейся привычке, выругался, Франческо недоуменно поднял бровь и осторожно потрогал гладкую полированную стенку одного из ящиков, а Гай уныло спросил себя, не затянувшийся ли сон все происходящее вокруг?

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ

Часть вторая Горькие воды Редэ

«…Нам не страшны жестокость донатиста, самоубийственное безумие обрезанца, похотливость богомила, спесивая нищета альбигойца, кровожадность флагелланта, коловращение зла, проповедуемое братьями свободного духа. Мы знаем их всех и знаем, что у их грехов тот же корень, что у нашей святости. Эти люди нам не опасны. И мы прекрасно знаем, как уничтожать их, то есть как устроить, чтобы сами они себя уничтожали, упрямо доводя до зенита ту жажду гибели, которая зарождается в глубинах их надира. Более того. Я твердо убежден, что и само их существование необходимо, неоценимо, поскольку именно их уравновешиваем в Божием мироздании мы. Их греховность поощряет нашу добродетель, их поносные речи воодушевляют нас петь хвалы, их оголтелое покаяние умеряет нас, приучает к разумности. в жертвованиях, их безбожие оттеняет нашу набожность, так же как и князь тьмы был потребен миру, с его протестом и с его безысходностью, дабы ярче всего сущего воссияла слава Господня…»

Умберто Эко. «Имя Розы»

Глава восьмая По выжженной равнине…

8 октября 1189 года, около полудня.

Область Редэ, Лангедок.

Был час в безумной юности моей,

Как заподозрил я, что каждый из людей

Владеет истиной о бытии загробном:

Лишь я один в неведеньи. Огромный,

Злодейский заговор людей и книг

Скрывает истину, чтоб я к ней не приник.

Был день сомнений в разуме людском:

Как можно жить, не зная впрок о том,

Как смерть, и мрак, и рок какой

Сознанье ждут за гробовой доской?

Никогда ранее сэру Гаю Гисборну, уроженцу Британских островов, не доводилось попадать в подобные места — завораживающие своей необычной красотой и пугающие одновременно. Золотое пламя осени, бежавшее с полуночи на полдень Европы, еще не добралось сюда, но вряд ли его появление внесло бы в окружающий пейзаж заметные перемены. Оставалось прежним голубоватое, словно вылинявшее от жары небо, рыжие охристые холмы причудливых форм с пятнами тусклой зелени, по склонам которым медленно перемещались пыльные клочья шерсти — овечьи стада. Никуда не девались качающиеся желтые цветы дрока, скрюченные низкорослые дубы, укрытые от непрекращающегося холодного ветра в глубоких оврагах виноградники и неровные квадраты распаханных полей. И, завершающим стежком на гобелене из блекло-синего, светло-зеленого и всех оттенков красного и оранжевого цветов, — тоскливый свист ветра в скальных выступах да резкий, пронзающий душу клич одинокого ястреба, плывущего в воздушных течениях.

Таково было древнее графство Редэ, лежащее в предгорьях Пиренеев, вернее, его маленький кусочек, протянувшийся вдоль долины реки Од и представший взглядам своих гостей поневоле. Выжженный солнцем унылый край, населенный угрюмым и неразговорчивым народом, вся жизнь которого проходит в постоянной борьбе с засухами и стремлении вырвать у земли хоть немного плодов. Проводник, немолодой уже и равнодушный ко всему человек, ждавший господ рыцарей на обочине дороги, ведущей в графство Фуа, казался похожим на местные камни — источенные сетью трещин и намертво вросшие в сухую почву. В день он произносил не больше двух десятков слов, в число которых входили «подъем», «привал», «стой», да иногда, в виде большого одолжения, мог махнуть рукой в сторону реки, причудливой скалы или поселка, соизволив невнятно бросить их название. Попытки расспросить о конечной цели пути не имели успеха — возможно, проводник даже не понимал языка, на котором с ним пытались говорить. В здешних местах бытовало свое наречие: чудовищная смесь провансальского с языками горных племен, остатками диалекта вестготов и слов, чье происхождение совершенно не поддавалось опознанию. Оставалось только ехать по узкой, немощеной дороге вслед за неспешно выступающим мулом проводника, гадать о том, где завершится это странное путешествие, да смахивать небывало въедливую белую пыль, толстым слоем покрывавшую всадников и лошадей.

Унылые, хотя и не лишенные диковатого своеобразия земли начались как-то сразу, стоило путникам покинуть цветущие, плодородные угодья вдоль Арьежа и перебраться через цепочку невысоких, но неприветливых и усеянных следами недавних оползней холмов к руслу Од. Здесь словно начиналась иная страна, и она сразу же познакомила гостей с одной своей неприятной особенностью. На первом же привале Мак-Лауд неосмотрительно хлебнул воды из струившегося между камней ручейка, на удивление прозрачного и чистого, тут же с гримасой отвращения сплюнул и разочарованно объявил:

— Горькая!

Не поверивший Франческо сунулся проверить, спустя миг подтвердив:

— Действительно, горькая… И кислая вдобавок.

Гай не решился последовать примеру попутчиков, доверившись наилучшим знатокам природы — лошадям, дружно отвернувшим морды от притягательного журчания, и мимолетной презрительной ухмылке проводника, исподлобья следившего за явственным огорчением своих подопечных. Водой для людей и коней, как выяснилось, в здешних краях надлежит заранее запасаться в поселениях, имеющих достаточно глубокие колодцы. Один такой источник принадлежал на равных правах городишке Лимy и расположенному чуть выше него аббатству Сент-Илере — замкнутого вида маленькой крепости, обосновавшейся на вершине холма, напоминающей нос тонущего корабля. После Лиму потянулись изрезанные глубокими оврагами плоскогорья, за которыми поднималась неровная горная гряда, коричнево-пепельная на голубом фоне. Однажды вдалеке промелькнули смутные очертания причудливого замка, оседлавшего макушку отвесной скалы, при виде которого Франческо сдержанно ахнул от восхищения, а проводник, нехотя обернувшись назад, процедил единственное слово: