Читать книгу "Битва на Калке. Эпизод первый - Алексей Живой"

Нет, Забубенный не мог поверить, что эти стальные люди, считавшие трусость наследственным качеством и убивавшие весь род человека, запятнавшего себя трусостью, легко преклонялись теперь перед одним единственнымчулмусом, в которого свято верили. Но это оказалось именно так. Нет, после боя, они считали его своим Кара-чулмусом, чем-то вроде местного божества, но и боялись его по привычке к суевериям. Все, кроме Субурхана с товарищами, знавшими правду и желавшими использовать его в темную для своих политических целей.

Окинув отдохнувшим взором палаточный городок монгольского воинства, и, в очередной раз, подивившись его бесконечности, Забубенный въехал на телеге в чайна-таун состоявший из юрт в надежде пообщаться с их обитателями. Но, тщетно. Едва завидев повозку Кара-чулмуса, все храбрые монгольские воины попрятались в юрты, оставив с наружи только верных коней, и, наверняка, попрощавшись с ними. Огромный лагерь, скрывавший многотысячное войско, мгновенно вымер, — весть о приближении степного духа-убийцы распространялась быстрее, чем это расстояние пролетал луч света.

В полной тишине, нарушаемой только скрипом грубо сработанных колес, ведомая хлопом Бурашкой повозка, медленно катилась по обезлюдевшему лагерю, огибая юрты. Люди здесь были в огромном количестве, но их словно и не было вовсе. Забубенный ощущал их животный страх, который передавался ему даже сквозь непроницаемые стены юрт. Люди даже дышать побаивались, когда рядом проезжал Кара-чулмус. Странное ощущение пронзило Григория. Он сейчас чувствовал себя настоящим вампиром. Казалось, еще мгновение, и действительно вопьется кому-нибудь в шею. Так он катался целый час, пока не понял, что это бесполезно. Никто с ним не будет общаться, как с человеком, кроме Субурхана. Плюсы в положении Кара-чулмуса были на лицо, но и минусы имелись существенные. Особенно, для широкой русской натуры, которая требовала общения.

— Поворачивай к черту, назад, — приказал, наконец, Забубенный, доведенный этим массовым саботажем до депрессии. У него даже голова опять разболелась, — пока не заблудились. Там уже, наверняка, Плоскиня с товарищами башню притащил. Поехали, посмотрим.

Бурашка, как звали холопа, некогда упражнявшегося в избиении Забубенного, а теперь ставшего его рабом, быстро развернул повозку и направил ее в сторону юрты проживания. Доехали достаточно быстро. Но, как ни всматривался Григорий в окрестности, никакой башни не увидел. Кругом, как и раньше, колыхалась высокая трава, в которой стрекотали веселые кузнечики-жизнелюбы. Никаких признаков жизнедеятельности вождя бродников не наблюдалось. Тогда, решив, что дело оказалось не таким быстрым, Григорий даже обрадовался и пошел в юрту спать, велев себя не беспокоить. От путешествия по лагерю монголов и возникших в связи с этим депрессивных настроений, механик испытал настоящий стресс. Сейчас ему уже не хотелось чинить и строить башню вместо чжурчженей для этих диких людей. Он желал снова только одного, — поспать. Сотрясение мозгов опять дало о себе знать. Поэтому Кара-чулмус просто упал на ковер и заснул крепким сном, — другом детей и нервнобольных.

Всю ночь ему снился сосновый бор, по которому гулял ветер, а скрип сосен напоминал звуки, рождавшиеся во время шторма от раскачивания мачты корабля. Когда же, на следующее утро, великий механик раздвинул свои веки и вышел на свежий воздух проветрится, то решил, что снова перенесся в другое время или, как минимум, место. Его одинокая юрта со всех сторон была окружена частоколом каких-то огромных махин, заслонявших собою даже вечное голубое небо Тенгри. Механик из Петербурга Григорий Забубенный вдруг ощутил себя лилипутом в порту, куда одновременно зашли все корабли ударного флота Гулливера. Самой большой неожиданностью в увиденном было то, что во время переговоров с великими монголами у Забубенного сложилось впечатление, что башня была всего одна. И в подсознании почему-то поселилась приятная мысль, что она маленькая и легкая. Сейчас же, после контакта с увиденным, первым желанием великого Кара-чулмуса было спрятаться в юрту и взять свои слова обратно. Фронт работ его откровенно пугал.

Но, как говорится в старинной монгольской поговорке, назвался груздем, — полезай в кузов. Одна башня или сто, — какая разница. Главное понять принцип. А в принципе механик во всем мог разобраться. И Забубенный полез. Он нашел в себе силы не спрятаться в юрту, поборол страх первостроителя, увидевшего котлован и передумавшего строить дом, потому что тот не умещался в воображении. Вместо этого, великий механик свистнул своих верных нукеров: Плоскиню, Бурашку и еще троих, с которыми и отправился в первый путь. Следовало провести осмотр фронта работ.

Первое, что удалось выяснить, — башен было двенадцать. Все они были поломаны и находились «не на ходу», как это смог объяснить Плоскиня. Тем не менее, Плоскиня с помощью монгольских товарищей как-то умудрился притащить их за тридевять земель из потайного места, где их прятали посреди степи от постороннего глаза. Вот что Кара-чулмус с людьми делает. Дружба с вампиром мгновенно избавляет от лени. «Хотя, какая тут дружба, — думал Забубенный, вышагивая впереди, словно заправский прораб, и глядя в побелевшие от страха лица своей новоявленной команды помощников, — того и гляди, в обморок упадут». Хотя уже начал отдавать должное прозорливости Субурхана. Совести у бродников не было, поэтому работали они исключительно за страх. Но работали хорошо.

Начать Забубенный решил с подробного общего впечатления, а потом перейти к детальному осмотру. Ради чего пришлось вскарабкаться на ближайшую башню с целью окинуть взором окрестности и расположившийся на них фронт работ. Башня стояла на огромной платформе-основании, покоившемся на шести титанических деревянных колесах. Точнее должна была покоиться, — два соседних колеса были разрушены, а их обломанные оси сиротливо торчали наружу. Отчего вся махина сильно кренилась вбок, вызывая у Григория ассоциации с еще несуществующей Пизанской башней. Но общая масса сооружения была так велика, что Забубенный презрел опасность обрушения, — простояла же она всю ночь, — и полез внутрь. Задней стены у башни не было, а наверх вела уступчатая, но грубо сработанная лестница с неровными ступеньками и кривой линией односторонних перил. Поднимаясь, Забубенный все время боялся насажать заноз в свои нежные пальцы механика. «Топоры что ли у этих чжурчженей затупились, недовольно ворчал себе под нос Григорий, — я был о них лучшего мнения».

Но потом механик вспомнил, что башня-то была по сути китайского производства, чего уж было от нее требовать качественной внутренней отделки, как от стен Зимнего Дворца. Это было все равно, что сравнивать автомобили разной ценовой категории. Предназначалась то башня не для загородного отдыха на природе. Вот китайцы и сработали ее дешево и сердито, ведь внутри этой башни монголы не чаи собирались распивать неторопливо, а выдерживать ответную атаку воинов, защищавших стены городов, то и дело выраставших на пути экспедиционного корпуса. А когда в тебя летят роем стрелы каленые, камни тяжелые, да льется сверху горящая смола на голову, вряд ли захочется испить зеленого китайского чайку с конфетами «Мишка на Севере».

Когда шершавые ступеньки закончились, наконец, и Забубенный оказался на верхней площадке башни, то, сквозь оборонительные зубцы, ему открылся великолепный вид на рассветную половецкую степь, и возвышавшийся окрест действующий музей деревянного зодчества в виде дюжины осадных башен. Бесконечным ковром палаток упирался в горизонт монгольский лагерь. Солнце уже поднялось над землей и начало поджаривать ее своими беспощадными лучами. Еще не наступило самое пекло, но воздух быстро нагревался, предвещая очередной знойный день. Прикрыв сверху глаза ладонью от яркого света, Григорий окинул рассветную степь своим взором, пытаясь определить в какой стороне восток, а в какой запад. Где скрывается юг, а где лежит север. И где ему искать Русь гостеприимную, а откуда ничего кроме набегов не дождешься. Из школьной программы он знал, что солнце встает на востоке, но тогда получалось, что между ним и Русью как раз лежит весь монгольский лагерь. И все-таки классное было утро.