Читать книгу "Шикаста - Дорис Лессинг"

В прежние годы это празднество устраивалось исключительно для детей, но финансово увесистые туристы сдвинули акценты, теперь программа праздника учитывает и взрослых. В этом году на Фестиваль Младенца впервые прикатило телевидение, и все действо обставили гораздо более пышно, чем когда-либо раньше. Когда статую убрали в издавна отведенный ей шкаф, начались увеселения, танцы, затянувшиеся за полночь.

Прекрасный праздник для людей, жизнь которых достаточно сера и неприглядна. Она не намного изменилась после последнего доклада 76 нашего эмиссара четыреста лет назад. Можно не сомневаться, что, пока существует туризм, каждый год будет приносить что-то новое.

Пользы от этого фестиваля, с нашей точки зрения, никакой.

Наблюдая за этим живым — хотя нельзя сказать, что спонтанным, неотрепетированным — действием, я не мог удержаться от мысли: что было бы, если бы я выступил вперед и поведал собравшимся об истоках и причинах, о происхождении этого праздника.

Свыше тысячи лет назад забрел в деревню странник. Тогда все Северо-Западные Окраины почитались дикими населением более развитых областей, сосредоточенных по берегам большого внутреннего водоема. Теперь эти области называют Средиземноморьем. Из преуспевшего в развитии культуры Средиземноморья часто отправлялись на север путешественники, стремившиеся просветить дикарей, обучить их чему-то полезному, передовому. Странник, о котором идет речь, прибыл в сопровождении троих учеников, набиравшихся у него мудрости и умения нести свет прогресса отсталым племенам. Прибыв в это жалкое селение, они обнаружили, что на него покамест не распространялось ничье благотворное влияние, ибо те несколько монахов, которые жили поблизости, ни с кем не общались, приземленными нуждами крестьян не интересовались, блюли какой-то обет.

Обстановка показалась прибывшим подходящей, крестьяне готовы были слушать рассказы о цивилизации, которой они не понимали, равно как и географии, как и прошлого или будущего своего.

Странники задержались в деревне на несколько недель. Они ненавязчиво внушали местным жителям идеи чистоты, полезности мытья для поддержания здоровья, необходимости пользоваться только чистой водой, обучали началам медицины, ухода за больными, о чем до них никто здесь даже не задумывался. Когда наиболее сообразительные из обучаемых усвоили азы, пришла очередь таких навыков, как перегонка, красильное дело, хранение пищи впрок для использования в голодные периоды, новые методы животноводства и земледелия.

Наконец пришельцы добрались и до рассказов о прошлом и о возможном будущем, о влиянии прошлого на будущее. В упрощенной форме, разумеется: в виде сказаний, легенд, песен.

Люди, упорно трудившиеся, чтобы выжить, прокормить себя и детей, одеться и согреться, слушали спокойно, и это уже хорошо, ибо напряженная жизнь могла довести их и до полной неспособности воспринимать информацию, причем не только дурные вести, но и добрые.

Вечером, когда сгущались сумерки, крестьяне возвращались с полей, поужинав, собирались на деревенской площади, выглядевшей тогда почти так же, как и теперь, общались, рассказывали легенды, затягивали песни. Над крышами хижин вились дымки, в пыли деревенской улицы играли дети, костлявые собаки скреблись, дрались и грызлись. Сонно стояли тощие ослики. Женщины возились с младенцами. Одна из них сидела на камне чуть в стороне, укачивала свое дитя, мурлыча ему что-то вполголоса.

Старший из пришельцев вдруг попросил женщину передать ему на время ребенка. Женщина удивилась, но тут же, не колеблясь, протянула ему завернутого в тряпье младенца. Он принял сонное дитя и негромко, чтобы не обеспокоить, заговорил. Все придвинулись ближе, чтобы лучше слышать. Он предложил им взглянуть на этого младенца, которого все они знали, который ничего не отличался от остальных детей ни внешностью, ни образом жизни.

Женщина торопливо сообщила ему, что у него в руках девочка.

Он кивнул и продолжил речь. Он сказал, что это дитя, неважно, мальчик или девочка, не то, чем оно кажется. Не обращая внимание на волну легкого беспокойства, прокатившуюся по собравшимся, он указал далее, что важно то, что это дитя такое же, как и все в этой деревне, во всех окружающих деревнях, даже в больших городах, где мало кто из них побывал, и в городах заморских, о которых они слышали, ибо один из односельчан стал моряком и, заехав однажды в родную деревню, много каких чудес нарассказал — они даже на всякий случай поостереглись ему верить. Эта деревня, которая им кажется большой, — всего лишь крохотная частица мира. Таких деревень в населенном мире что зерен в поле… Свет дня уже совсем угас, взошла луна, слушатели сидели тихо, внимательно слушали, доверяя рассказчику, как верят ангелам. Верить-то они верили, но понять услышанное иной раз оказывалось трудновато. Если известный тебе мир кончается у соседней деревни, как понять и поверить в существование многих городов, во много-много раз больших?

Были в мире города, людей в них что звезд на небе. Люди, подобные ангелам… Хотя эти пришельцы внешне ничем не отличаются от жителей деревни.

Крестьяне внимательно слушали.

Были в мире города, где люди не знали недостатка в пище. У них хватало и одежды, чтобы прикрыть тело, содержать его в тепле и сухости. Дома их во много раз превосходили размерами деревенские хижины. Да, все это так. Но не это главное. Люди эти находили время и способы изучить и узнать много-много нового, не только, как приготовить сыр или вылечить корову от вертячки. Нет, люди эти учились, думали, мечтали. Познавали истину.

Эти люди, к примеру, изучали движение звезд, законы этого движения. Они выяснили, что звезды не так далеко от нас, как это кажется, узнали, что каждая звезда — это целый мир, сделанный из земли, камня, воды, огня.

И на следующий вечер, и вечером после следующего пришельцы просили какого-нибудь младенца, неважно, чьего, неважно, мальчика или девочку, брали его на руки, объясняли, что если этого ребенка — нет-нет, они не собираются этого делать, вот он, у них на коленях, никуда не делся! — если этого ребенка перенести в один из этих чудесных городов, где люди не должны все время проводить в тяжелом отупляющем труде, а могут размышлять, учиться, и воспитать там, то ребенок это вырастет таким же, как те люди. И если его.», или ее… взять вон на ту…. или на вон ту звезду, то…

Слушатели смеялись, глядя на звезды, усеявшие небо.

Да, вон на ту. Этот ребенок стал бы звездным мальчиком… или звездной девочкой. А может быть, у него выросли бы крылья, перья… Или гигантом бы он стал… Кто знает, что бы с ним произошло?

Они смеялись. Громко смеялись, но весело и доверчиво.

А вдруг он мог бы жить в воде… Или даже в огне…

Вот в этом-то и суть, в том, что в каждом ребенке кроются многие возможности. Каждый ребенок — это чудо. В любом младенце запечатлелась вся человеческая история с самых ее истоков. Да-да, вот эта крошка Отилия, еще не научившаяся говорить, в сути своей, в своем крохотном тельце и мыслях содержит все, что за всю историю человечества случилось с каждым человеком. Так же, как каравай хлеба в наших руках содержит всю суть всех зерен, которые в него вошли, и суть всех зерен урожая того поля, на котором эти зерна выросли, точно так же ребенок — сгусток всего урожая человечества.