Читать книгу "Код Маннергейма - Василий Горлов"

Тенцинг надеялся получить благословение княгини на сбор отряда, а мне предстояло этих людей вооружить и, насколько позволит время, заняться их обучением. Нам передали сообщение лазутчиков из Лхасы: англичане намерены отправить транспорт сразу по завершении монлама — праздничных представлений, посвященных тибетскому Новому году. В Тибете в ходу лунный календарь, и Новый год на этот раз пришелся на начало февраля. От Кандинга до Лхасы 250 верст заснеженных перевалов, на подготовку к операции у нас оставалось не больше двух недель.

Домовитый Малоземов расстарался и устроил нашему отряду незабываемый праздник. С помощью кочевников он совершил вылазку в лес и привез не только сухих дров, но и рождественскую ель местной породы. Ее установили в палатке и сообща украсили тем, что было под рукой: китайскими фонариками и хлопушками, винтовочными патронами, пустыми жестянками от давно съеденных конфет. Венчала елку звезда, вырубленная Малоземовым из патронного цинка.

Весело потрескивали в очаге дрова, и в ярких отблесках пламени наша скромная ель казалась настоящей лесной красавицей. Малоземов, как заправский полковой священник, прочитал молитву, и ровно в двенадцать часов мы дружно сдвинули кружки, наполненные крепким местным пивом, пожелав друг другу счастливого Рождества.

Невозможно описать пронзительную и горькую нежность, владевшую нами в тот миг, — таким трогательным казался здесь, в тибетских горах, за многие тысячи верст от дома, любимый домашний праздник. Я вглядывался в посветлевшие лица своих товарищей — в глазах у каждого стояли воспоминания и слезы. Я тоже вспоминал — родную Финляндию и поход за елью в морозный, пронизанный искрящимся солнечным светом лес, ослепительно сверкающие в черной зимней ночи огни храмов и дворцов праздничного Петербурга, родных и любимых людей, о которых уже давно не имел никаких известий.

Выдумщик Малоземов устроил на улице огненную потеху: запасись в Китае различными фейерверками и шутихами, он малую часть решил израсходовать в честь Рождества. С грохотом и свистом взлетали в черное небо ракеты и рассыпались там сотнями разноцветных искр.

Все окрестное население высыпало поглазеть на невиданное зрелище, и это имело неожиданные последствия: после фейерверка все мы стали пользоваться большим уважением, а Малоземов вызывал у кочевников священный трепет — они сочли его полубогом.

От него же мы с ротмистром получили неожиданный рождественский подарок — чудом сохранившуюся в скитаниях бутылку шампанского. Оставшись вдвоем, мы, с великой аккуратностью откупорив сосуд божественного напитка, присели у очага. Треск поленьев и живой танец воздушных пузырьков в кружках отогрели наши сердца, наполнившиеся сентиментальными воспоминаниями.

— Новый год у нас в усадьбе. На улице мороз, на стеклах фантастические ледяные сады, а в комнатах жарко печи натоплены. Всюду свечи, их не гасят даже на ночь. Maman, такая молодая и красивая в вечернем открытом платье, за роялем и papa с янтарным чубуком. Дымок трубочный так вкусно и заманчиво пахнет заморскими странами, пальмами, индейцами. И мы — дети всюду носимся в праздничных костюмчиках, уже испачканных шоколадом, и никак не хотим идти спать. А рано утром, проснувшись первым, босиком по зябкому полу бегу к елке — искать подарки. А под ней — сбывшаяся мечта — расписной, невероятно красивый каурый деревянный конь и почти всамделишная сабля.

Муравьев залпом допил шампанское и, непривычно, впервые по имени-отчеству, обратился ко мне:

— Густав Карлович, чувствую, не уйти мне живым из этих гор. Когда вернетесь домой в Россию, прошу вас, навестите моих стариков, передайте письмо да расскажите им, как было дело. — Он протянул мне конверт.

Я не ожидал, что услышу такую просьбу от ротмистра — храбреца, весельчака, удачливого ловеласа. Я не стал говорить слов, которые обычно произносят при подобных обстоятельствах, лишь молча взял протянутый конверт.

Меня которую ночь преследовал один и тот же сон. Являлось прекрасное женское лицо, но в красивом изломе черных бровей, в глубине огромных карих глаз столько неизбывной тягостной тревоги и тоски, что чудный лик этот казался застывшей маской горя…

И вернулись в печали ученики к Сыну Человеческому, который был тогда в Капернауме, и оказался там человек, у кого сын слеп, глух и косноязычен. И сказал он Иисусу: «Господи, просил я исцелить моего сына, и ученики Твои не смогли. Смилуйся, Господи. Верю, что будет по слову Твоему». И сказал Сын Человеческий: «Доколе буду с вами, маловерные}». И, вложив больному персты в уши его и плюнув, коснулся языка его и глаз закрытых и взглянул на небо, вздохнул и сказал ему «еффафа», то есть «отверзись». И тотчас прозрел, и отверзлись уши его, и стал говорить чисто. И призвал Иисус учеников, и пошел с ними к морю Галилейскому, и спросил их: «За кого почитают Меня люди?» Они отвечали: «Кто за Иоанна Крестителя, кто за Илию, а иные — за одного из пророков». И спросил Он: «А вы за кого Меня почитаете?» И сказал Ему Симон по прозванию Петр: «Ты — Христос, то есть Мессия». А сыны Зеведеевы Иоанн и Иаков, прозванные Воанергес, сказали: «Равви, близится праздник Пасхи. Пойдем и мы в Иерусалим, и будешь учить народ в храме, и вступишь в святая святых как Мессия, то есть помазанник из колена Давидова». А Симон Канаит, ходивший с зелотами, мечом опоясанный, сказал: «Ты Иисус из колена Давидова есть пророками заповеданный царь иудейский. Сделаем смуту средь сынов Израилевых, и будешь править в Иерусалиме». И печалился Сын Человеческий речам их, и открыл Он им тогда, что будет предан в руки человеческие, и не разумели они. Тогда сказал Иисус: «Сыну Человеческому много должно пострадать, быть отвержену старейшинами, первосвященниками и книжниками и быть у биту, а на третий день воскреснуть». Они стали Ему прекословить и просить не оставлять их. Но Иисус отвечал: «Кто хочет душу свою сберечь — тот потеряет ее. Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» И печалились они, и пришли на берег моря Галилейского, и не было у них никакой еды, и забросил невод Симон Петр четырежды и не поймал ничего. И увидел это Иисус и сказал: «Забрось в этом месте еще раз», но возразил ему тот: «Равви, уже делал я это. Тут рыбы нет». И сказал ему Сын Человеческий ласково: «Ах, Симон, Симон, доколе ж ты будешь так маловерен и упрям?» И забросили сеть по слову Его и не могли вытащить — столь было в ней рыбы разной — и крупных было 150 штук. А пока готовили трапезу, удалился Иисус на гору и предавался там молитве. А когда Он вернулся, то застал учеников Своих спорящими и спросил их, о чем они рассуждали между собой. А они молчали все, ибо спорили между собой, кто из них больший есть. И Он, сев среди них, сказал: «Кто хочет быть первым из всех, будь последним из всех и всем слугою. Ибо и Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою во искупление многих». И просили Его Иуда Искариот и Фома, бедный раб Его: «Не пойдем никуда, Господи. Хорошо нам здесь». А стал вечер, и зажгли ученики Его светильник, и сказал им Иисус: «Для того ли приносится свеча, чтобы поставить ее под кроватью? А не для того ли, чтобы ставить ее на подсвечнике, дабы осветила она дом? Истинно говорю вам — нет ничего тайного, что не стало бы явным, и ничего сокрытого, что не вышло бы наружу. Если кто имеет уши, да услышит».