Читать книгу "Фактор Николь - Елена Стяжкина"

– Мам… – испугалась она. – Что ты такое говоришь?

– Ничего! – Вера Ивановна стукнула кулаком по столу. Кулак был маленький, чуть подсохший, но звук еще мог издать – ого-го… А сила звука в жизни теперь самое главное. – Ничего! Потому что мямля! Год назад еще мог все сказать по-человечески. Нет, приседал с краешку, вздыхал, мямлил! Разве что не снесся! Я тоже хороша. Пока о кладбище не заговорил! Пока не намекнул! Пока Анжелочка сама не сказала, что ей неприятно это…

– Мама! Ты что?! Кто намекнул? Что неприятно? – пролепетала Викуся.

И было уже совсем ясно: врала! Все время ведь врала! Дурочка какая… Бедная девочка. Ласточка. Куколка. Разве я камень, Семен?..

Вера Ивановна улыбнулась, крепко обняла Викусю и ласково объяснила:

– Кто? Папа твой, как обычно! Ни уйти, ни прийти по-людски. Год Анжелочки нет? Год с тремя днями – так? Можешь не говорить! И не писать мне от ее имени дурацкие письма! Ну… пусть не дурацкие… Хорошие письма, доченька. Только теперь можешь не писать…

Викуся заплакала навзрыд. В свои тридцать пять Вера Ивановна такого себе не позволяла. «Навзрыд» вообще никогда не позволяла. Не интеллигентно это, хоть и полезно. Вера Ивановна читала специальную статью о необходимости «отреагированных эмоций». И все там было написано правильно и научно обосновано. Но назад хода не было. Ни назад, ни в обход. Навзрыд слезы не шли. Только злыми мелкими каплями.

А сейчас и мелких не было. Один вой. Он зацепился за Веру Ивановну у могилы Семена и рвался наружу. Но Викусе на это смотреть было нельзя: у нее нервы, удаленные «восьмерки», двое детей, гаражная роспись и целый год писем от мертвой сестры.

– Анжелочка болела? – спросила Вера Ивановна и съежилась. Сгруппировалась. Вой мог выскочить наружу – и тогда что? Пиши – пропало… Пиши и носи тридцать лет в халате с леопардовым узором.

– Она разбилась на машине… Мгновенно. Джо сказал: «In a trice…[26]»

– Хоронили, стало быть, без матери?

– Кремировали. Прах в урне. Стоит в доме.

Вера Ивановна кивнула. Родина сразу заметила, что, мол, индейцы – дикие люди. И ей ли, Вере Ивановне, не знать… «Хесус не был индейцем!» – вскинулась Вера Ивановна. Но родине было все равно. Она плевать хотела на национальные различия всех людей, кроме русских.

Анжелочка была в урне. В доме. Возможно, на каминной полке. В доме была замечательная каминная полка – с пылью, фотографиями и вазочками с сухими цветами. Теперь вместо сухих цветов – Анжелочка.

Вера Ивановна запроторила Анжелочку в урну собственными руками. Вой прорвался к зубам и мешал дышать.

– Сёму надо забрать…

– Не надо. Джо звонит каждый день. Он хочет, чтобы ты жила с ними. Если ты хочешь… Он сказал, что будет тебе платить зарплату и пенсию. И медицинскую страховку обещал, и отпуск, и командировочные на родину. Он сказал…

– Хватит. Я хочу спать! – Вера Ивановна крепко зажмурила глаза, чтобы доказать Викусе усталость и чтобы из них не выскочил вой. – Иди домой. Иди…

Викуся была послушная девочка. Не такая, конечно, как Анжелочка, зато живая. Она тихонько заперла дверь своим ключом и долго стояла под ней на лестничной площадке. Прислушивалась. И Вера Ивановна тоже прислушивалась. А потом позвонила Викусиному мужу и сказала, чтобы он ее немедленно забрал. У Веры Ивановны был мобильный телефон, а в нем – номер зятя. Номер зятя – это все, что нужно нормальной теще.

Как только они уехали, пришел Семен. Вера Ивановна отвернулась к стене. Ему тоже не надо бы видеть. И слышать. Мало ли как там у них на этот счет? Хватит ли силы в астральных телах?

– Поезжай, Вера, – сказал Семен. – Присмотри за внучкой…

– А почему Анжелочка не приходит? – спросила Вера Ивановна и страшно закричала в подушку. Вой путался в гусиных перьях и жарко дышал Вере Ивановне прямо в лицо.

– Она не хотела тебя расстраивать. Она приходит к Джо…

– Чтобы расстраивать квартерона? Что он может в этом понимать? – обиделась Вера Ивановна.

Семен кашлянул. Он всегда так делал, когда хотел скрыть улыбку. А что смешного? Все конкистадоры считали, что у индейцев нет души. И даже в книгах об этом писали…

– Ты все правильно сделала, Вера, – ласково сказал Семен. – Ты не жалей. Ты поезжай…

– А Светка место мое возле тебя займет, да? Все-то ты подгадал, все-то рассчитал небось! – рассердилась Вера Ивановна.

– Ты ж на Мушкетовском хотела, – довольно хмыкнул Семен.

– Я с тобой хотела, – сказала Вера Ивановна. – Эх ты…

– Да, – согласился Семен. – Сплоховал. Вера Ивановна оторвалась от подушки и завыла так, как хотела уже очень давно. Как хотела завыть на детском мосту, на братской Кубе, когда подлая Светка требовала денег на памятник, когда увидела, что у Викуси нет трудовой книжки, когда Москва перестала быть столицей нашей родины СССР, а Троцкий – политической проституткой. А Семен не испугался и не исчез, как много лет назад. Удивлялся, наверное, что Вера – не камень…

Не камень, Семен, а слезы, видишь, никак не прольются. Снова застывают мелкими дождевыми каплями на лице. На старом, да, Семен?

– Ты красивая, Вера. Такая красивая, – сказал он. – Самая красивая.

– А если поеду к внучке с индейцем, то ты – как? – спросила Вера Ивановна. – Опять к Светке уйдешь?

– Я… Да зачем?.. Я же с тобой…

– А с Викусей кто? – строго спросила Вера Ивановна.

Семен растерялся. И сразу начала бурчать родина: мол, нехорошо это – оставлять живых на мертвых, перекладывая на них всю ответственность. «Уж кто бы говорил! – возмутилась Вера Ивановна. – Уж кто бы… А сама? На кого всех бросила? На мумию? А мумию – на кого?» Родина не стерпела и молчать не стала. Накинулась со старыми словами: «Смерть врачам-вредителям! Нет – атомной угрозе! Свободу Луису Корвалану!» – «Да он умер давно», – отмахнулась Вера Ивановна и подумала, что всегда путала Корвалана с корвалолом и от этого плохо читала лекции о международном положении – очень боялась совершить политическую ошибку…

А утром Вера Ивановна позвонила Светке и спросила:

– А фамилия у тебя теперь какая?

– Девичья, – буркнула Светка.

– Что же замуж не вышла?

– А ты что же не вышла? Не брал никто?

– Так у меня – Семен, дети, – сказала Вера Ивановна.

И замерла в ожидании. Светка – дырка-балаболка, если у Семена снова «отрезок», она молчать не станет. Так и заявит официально: «Это у меня – Семен. И ночует со мной, и днюет… А тебя он бросил и думать забыл».

– Мне врач амитриптилин посоветовал. Для мозгов, – сказала Светка. – А ты что пьешь?

– Чай, – обрадовалась Вера Ивановна, но голос от пляски удержала. Не время праздновать.