Читать книгу "Рождение гигантов - Николай Басов"

– И помимо уплаты, так сказать, старого долга, вытребовать себе еще и Докай. Лучше нескольких, чтобы создать постоянную колонию у нас в Боловске.

– А нет ли у Докай рабства? Тогда было бы можно парочку-тройку этих самых… друзей прикупить, – почти мечтательно проговорил Ким.

– Рабства у них нет, – снова пояснила Баяпошка.

Председатель повернулся в сторону не принимающих в обсуждении ни малейшего участия старцев аймихо.

– Как мне показалось, против этого плана вы, в принципе, не возражаете?

– Знающий, – проговорила одна старица, которая не сняла с головы капюшона, так что ее лицо было не видно, – подсказал правильный путь. По нему следует пройти, чтобы получилось…

– Или не получилось, – добавил еще кто-то из их компании.

– Так, – Председатель потер глаза руками, – значит, может сработать. Ну что же, коллега, принимайся за дело. – И вторично за все совещание улыбнулся, на этот раз с облегчением.

– Есть, – отозвался Ростик и повернулся к тому месту, где сидел Гартунг, все еще с Табаском вокруг шеи.

– Нет, – Дондик покачал головой, – Гартунга я тебе все же не отдам. Задействуй Михайлова. А то у нас большой экраноплан без штурмана останется, если придется на Гвинею за Докай своими силами добираться.

– Конечно, придется, – высказался Ким. – А без Генки, сами понимаете… Даже с касатками.

– Вообще-то, странно, – заговорил Пестель, – как там пурпурные с Докай и Ширами сосуществуют? И зачем им Фоп нужен? – Вдруг он оживился. – Слушай, Рост, а если на твою касатку как-нибудь присобачить семена Фопа? Это же возможно, они не могут быть очень большими.

– Маленького Фопа тамошние викрамы просто сожрут, – сказал Ростик. – А выращивать его, сам понимаешь, у нас нет времени. Кладки быстрее созревают, чем…

– Действуем, как предложил Гринев, – твердо высказался Председатель. – Без наворотов.

Ростик поднялся с лавки, на которой сидел. Его сейчас заботили не «навороты», как выразился Дондик, он и сам понимал, что пока придется без них. Его не отпускало ощущение, что он что-то упустил, не заметил какую-то особенность имеющейся проблемы. Причем не просто в доказательствах своей правоты тут, перед этими людьми, и не в описании ситуации, а по существу, в ее понимании, и может быть, в последствиях, даже если все и получится у него каким-нибудь фантастическим образом.

В зал, где они заседали, снова вбежала та же девчонка, которая вызвала его, Ладу и Михайлова с берега.

– Там… На берегу у пирамиды… – договорить ей было трудно, она запыхалась. – Началось, – наконец выпалила она, – вторая касатка рождается.

Часть четвертаяЗаплыв между двух берегов

Глава 19

Возвращаться в Храм Ростику пришлось несколько сложнее, чем хотелось бы. Про него почему-то все быстро забыли, и Ростик вспомнил, как один умный человек говорил ему, мол, когда ты нужен, тебя доставят и даже пообещают больше, чем выполнят, но подлинная твоя нужность проверяется тем, как тебя вернут назад, в данном случае домой.

Пришлось разговаривать с Кимом, но у того возникло новое задание, и он не сумел помочь. Ростик отправился к Казаринову, у того тем более имелось несколько таинственных дел сразу после отбытия начальства, как Ростик понял, связанных с изготовлением новых видов оружия. Пришлось все-таки настаивать, после чего Лада, тоже не слишком дружелюбно, но все-таки полюбовно договорилась с каким-то пилотом, который сидел на совещании с Кимом, и Роста в темпе не слишком полезного груза перевезли через залив.

Причем пилот в этом направлении летал нечасто, поэтому здорово промахнулся и высадил Гринева чуть не в пяти километрах от Храма, отказавшись подтащиться ближе. Хуже того, грузовик тут же взлетел, обдав Ростика такой струей антигравитации, что у него даже один глаз стал хуже видеть. В общем, все вышло по-русски, небрежно, чуть ли не со злостью, словно именно он, майор Гринев, был в чем-то виноват.

Вот этого Ростик и не любил, именно с этим предпочитал не сталкиваться, когда раздумывал, соглашаться ли ему на все эти новые задания, прислушиваться ли к начальству, но так уж вышло, что теперь ничего поделать было нельзя. И ругаться с этими ребятами, которые считали, что наилучшим образом выполняют свой долг, свои обязанности, было бы неумно. Они так привыкли, с ними самими так всегда обращались, отчего же им не позволить себе роскошь так же «прошвырнуть» и некоего немолодого майора, про которого, правда, много чего рассказывали, но который практически не имел влияния в Боловске?

Добравшись до Храма, Рост стал приходить в себя. Раздражение и некое ощущение обиды не оставляло его остаток дня. Поэтому он просто болтался вокруг Винрадки, играл с детьми, немного посидел с Винтом, который на свой однорукий манер изготавливал какие-то сапоги. Или, может, просто заново прибивал к ним подметки.

Левиафана он стал вызывать только вечером, когда уже неплохо было бы и залечь в кровать, выспаться, напившись чаю. Но он почему-то решил, что ему станет получше и мутные переживания пройдут, когда он очутится в воде, в своем касатике. Только он немного побаивался, что его расстройство как-нибудь перейдет на гиганта и тот натворит что-нибудь ненужное.

В воду заходить было трудно, потому что она уже стала здорово холодной, и плыть было трудно, иногда от холода даже сбивалось дыхание. Но касатка вышла из темной воды довольно скоро, и около нее стало теплее. В ее послушно раскрывшийся полог Рост забрался с радостью, и только когда уже прилаживал на лице дыхательно-пищевую маску, сообразил, что так и не попрощался с Винрадкой.

Зрение, слух, обоняние и кожное ощущение воды на губах появилось у него едва ли не сразу, прежде приходилось некоторое время вызывать их, привыкать к состоянию наездника, но не теперь. Так же быстро наступило просветление сознания, памяти и обычное при пребывании в гиганте ощущение… мудрости. Тогда он и сообразил, что не весь остаток дня перебирался в Храм, а успел «принять» роды второго морского гиганта, запихнул в него Михайлова, потом немного попытался вздремнуть, кажется, в кровати Лады, потому что три их кушетки кто-то предусмотрительный уже убрал с берега, может быть, правильно сделал, потому что с моря вдруг задул заметный и довольно пронизывающий ветерок.

Немного посочувствовав себе за эти выпадения памяти, он все равно решил, что теперь все не имеет значения. Он был в воде, но не чувствовал ни холода, ни явного тепла, он вообще не ощущал своего тела, он был заодно с касаткой, и хотя все-таки не успокоился после того, как от него так поспешно «избавились» в Одессе, еще раз решил не придавать этому значения. Вот в этой-то повторяемости своей неприятной во всех отношениях досады, а вовсе не в ее остроте и силе чувствования, кажется, проявилось новое для него восприятие мира людей. Прежде он бы быстро и активно перечувствовал и передумал это состояние, а потом забыл навечно, даже по желанию вернуться к нему не сумел бы. А теперь оно приходило и приходило вновь… Словно у него обычный, человеческий накал чувств перешел в тлеющую, размытую, но и куда более долговременную фазу, свойственную, может быть, всем гигантам. Или только морским?