Читать книгу "Белые мыши - Николас Блинкоу"

Когда в зале гаснет свет, разного рода возможности еще бултыхаются у меня в голове. Выглянув из-за кулис, я вижу челку Сьюзи Менкес, сидящей с записной книжкой на коленях. Международных знаменитостей в зале нет. Не исключено, впрочем, что присутствует куча итальянских. Снова звучит музыка. Биби готова, ей выходить первой. Я шепчу ей: «Удачи», — и она выходит.

Фотографы пристроились на высоких помостках. Когда Биби приближается к ним, начинают сверкать вспышки, я вижу лишь ее силуэт — подобный статуе, как она и задумала. Ткань струится вокруг нее. Выходит следующая модель, Биби разворачивается, идет прямо на меня. Лицо ее лишено выражения, но не надменно. Осано, обращаясь ко всем перед показом, несколько раз повторил слово «украшение», вот им-то Биби и выглядит. Стоит ей ступить за кулисы, и маска соскальзывает с ее лица.

— Ладно. Я поеду с тобой в Париж.

Я улыбаюсь, произношу одними губами: «Спасибо», а в голове опять вертится: «Что же я все-таки буду говорить, когда мы останемся наедине?»

Вот и Аманда уходит на подиум, помахивая руками, — по стилю она больше, чем Биби, напоминает воинствующую святую, платье на ней ярко-красное.

Отходя от кулис, ловлю улыбку Луизы — ласковую. Все идет хорошо, мы подготовились гораздо лучше, чем к показу в Париже. На Луизе одно из самых эффектных наших платьев: легкая ткань лежит свободными складками только вокруг грудей, плотно облегая все остальное тело по диагональным линиям. При первых же шагах Луизы в направлении подиума тело и платье сливаются, с каждым шагом, с каждым ударом ее острых каблуков ткань то натягивается, точно веревка индийского факира, то ослабевает. Луиза даже не останавливается в конце подиума, когда начинают сверкать фотовспышки, но продолжает мерцать, ворс ее шелков кажется волоконцами веревки, ловящими, изгибаясь, свет.

Рядом со мной возникает Фрэд. Заметив его тень, я оборачиваюсь. Он улыбается, произносит:

— Здорово.

Если ему и известны планы Осано на будущее, он это скрывает.

— Фрэд, ты не мог бы отдать Биби свой билет на поезд?

— А мне что прикажешь делать?

— Полетишь самолетом.

Фрэд кивает и улыбается снова:

— Нет проблем. Ты это заслужил.

Одна за другой выходят еще четыре девушки, потом снова Биби, за нею, отпустив ее до середины подиума, Луиза. Я возвращаюсь к вешалкам, проверяю последние платья. Осано со мной, на сей раз он в чистом костюме. Каждой проходящей мимо модели он желает удачи и говорит, что она прекрасна. Никогда не видел его в такой форме, таким внимательным ко всему вокруг.

Наступает черед последнего дефиле, все пятнадцать моделей гуськом выходят на подиум. Публика хлопает — на мой, во всяком случае, слух, восторженно. Девичья колонна, дойдя до конца дорожки, разворачивается и идеальной поступью направляется назад. Осано готов выйти на поклоны. Из-за кулис он выкатывается, странно взмахивая руками. Возможно, это его фирменный жест, я его на поклонах еще не видел. Тут он ладонью манит кого-то на подиум. Я не понимаю, в чем дело, но Луиза берет меня под руку, и до меня доходит — мне предстоит выйти на всеобщее обозрение.

Пока я иду в направлении аплодисментов и вспышек света, какая-то часть меня думает, что я заслужил это не больше, чем Кэти или Ронда — да любая из наших женщин, — но я все равно иду. Мы уже на середине подиума, я поворачиваюсь к Луизе, чтобы разделить с ней этот миг, и тут она подмигивает и подставляет мне губы для поцелуя. Вспышки камер походят на замедляющие время посверки стробоскопа, мягкие губы Луизы не отникают от моих несколько долгих секунд. Я соображаю, что неведомо как обратился в часть шоу, и именно в ту, что называется шоу-бизнесом, и, отрываясь от Луизиных губ, гадаю, что запечатлели камеры — капитуляцию или панику?

14

Казалось бы, завершение миланского показа должно позволить нам перевести дух. Куда там, оно лишь порождает новые страхи — мы с ужасом осознаем, как мало времени осталось до Парижа. Повеселиться после показа нам не удается: Осано устраивает в «Фиера» прием для закупщиков и прессы, однако все приглашенные вскоре уходят на вечернее шоу Армани, привлеченные приемом пороскошнее. Я возвращаюсь в ателье, понимая, что мне предстоит работать до самого завтрашнего вечера, до отхода парижского поезда. В «Фиера» мы выступили в понедельник, так что на подготовку к показу в Доме Инвалидов у нас остается всего неделя — сроки навязаны нам директором музея, однако Осано предпочитает валить вину на Фрэда. В любое другое время его поведение могло бы дурно отразиться на всех нас, сделать работу еще более изнурительной. Однако Осано срывается только на Фрэда, — ясно, что ему просто хочется разорвать их партнерские отношения. На самом-то деле Осано с самого завершения шоу пребывает в приподнятом настроении, а когда утром на работе появляются газеты с откликами, оно лишь укрепляется. Наш показ, быть может, и не произвел на журналистов сильного впечатления, но, по крайней мере, все они дали отзывы на него, а некоторые даже похвалили присущую коллекции ностальгию по романтике — это, собственно говоря, означает, что обилие свободно ниспадающих платьев временами делало показ подобием костюмной драмы, этаким гибридом «Гладиатора» с «Разумом и чувствами». Одна из газет с одобрением отозвалась даже о высоком качестве пошива, что уж совсем ни в какие ворота не лезет. Нам было не до портновских изысков, на них у нас попросту не хватало времени. Определенная часть этой работы была проделана мной, так что я вправе считать, что принес кое-какую пользу. И совсем уж приятно то обстоятельство, что некоторые издания клюнули на приманку, которую мы подсунули им через наших пиарщиков, — на уверения, будто эту коллекцию следует рассматривать в контексте нашего парижского шоу, на котором линия готового платья и смешанная соединятся в одну. Им даже в голову не пришло задаться вопросом — если мы собираемся показать обе эти линии позже, что же, черт подери, мы показывали в Милане?

В особенности доволен Осано фотографиями. У меня же снимки, на которых мы с Луизой целуемся — голая рука ее перекинута через мое плечо, тела наши перекрещены, — вызывают чувство скорее неуютное. Луиза не забыла вновь облачиться к финалу в самое красивое наше платье. Выглядела она сногсшибательно — сочетание старомодной романтичности с чертами женщины-вамп высокого полета приковало к себе все взгляды. А тут еще наше с ней немалое сходство. Меня использовали — и это сработало. Вот только не спрашивайте, что сам я об этом думаю.

Отклики прессы поднимают у всех настроение, и если меня обуревают в связи с ними чувства отчасти подавленные, они улетучиваются, стоит мне увидеть новую коллекцию. Несколько лет назад Осано нанял кого-то для создания каталога всех его моделей семидесятых годов, и теперь это безмерно нам помогло. Воспроизведение их почти не потребовало усилий. Но мы попытались сделать нечто большее, и Осано был прав, понукая нас. Кэти работала над ближайшим подобием джеллаба, какое мы отыскали в его архиве, опираясь также на одежду, показанную Мигелем Адровером в Нью-Йорке. Сьюзи Менкес назвала коллекцию Адровера слишком буквалистской. О нашем варианте этого не скажешь, в нем присутствуют элементы европейского плаща с капюшоном, а вокруг только и разговоров о том, что в нынешнем сезоне плащи возвратятся. Конечный результат напоминает картинку с обложки видеокассеты «Женщина французского лейтенанта» — картинку, вызывающую в памяти образ моей матери, стоящей на ветру с растрепанными волосами. Надо отдать Кэти должное, она здорово потрудилась, создавая эскиз, а сейчас она и Осано уже начали подбирать ткань для окончательного наряда.